Дмитрий Достатнев
Невыносимая легкость
Эти ветви,
если отклониться от горизонта на 45` вверх и различить их,
напоминают
расползающуюся по старой фотокарточке паутину трещинок -
о прошлом
не имеющих памяти, пока поверхность ещё гладкая, без потерь.
Воздух
затягивает вглубь точки, влечет и без того безногого прохожего,
сжимается
вокруг легкой добычи, позволяет в последний раз оглянуться и
громко
набрать полную грудь, чтобы крик был возможен теоретически.
Слабый гул
равномерными легкими толчками раздается не здесь - вдали,
возникает
ощущение безмятежности и спокойствия, утихает ожидание,
в легких
приземлениях и пружинящем отталкивании от земли - весь кузнечик.
ноябрь / 2015
***
Филиппок
Фи-лип-пок!
Фи-лип-пок!
Мальчик мой, тебя зову я, твоя бабушка,
где же ты?
Скрылся ли,
скрылся ли
в тёмной комнатке своей, отчего же?
Выходи.
Фи-лип-пок!
Отвори!
Надевай же отцовскую шапку, идем на прогулку.
Вот ты где!
Не балуй,
говорю!
Вот вернется отец и задаст тебе трепку, ну что?
Подойди.
Полон шкаф
весь вещей,
где же желтая курточка, серые штанишки твои?
Отвечай.
Ба-бу-шка!
Ба-бу-шка!
Ты могилку мою прибери, да поправь, да вздохни, да ещё
приходи.
ноябрь / 2015
***
Твои улицы без изъяна ложатся под кальку моих воспоминаний;
какая плотная связь, какие живые границы!
Впереди в дождливые дни всегда набиралась огромная лужа,
а над ней два высоких оранжевых клена.
Безостановочно роняют листья на воду, будто ведут с ней диалог.
Мне всегда хотелось стать под ними.
Тогда у меня ещё не было резиновых сапог, зато была машинка
с эксцентриком внутри: ездила почти что сама.
Я играл с ней возле этого искусственного моря, иногда увлекаясь,
так что машинка оказывалась под густым листопадом;
оттуда её приходилось подбивать к берегу длинной палкой,
найденной и пригодной как раз для таких случаев.
Вокруг, кажется, проходили с зонтами прохожие, на самом деле - никого,
только листья сыпали, да жужжали мы с машинкой.
ноябрь / 2015
***
Так возвращается дыхание
к оставшимся у окна,
и не утратившим цветения
фиалкам.
Деревянная рама подается вперед,
впускает внутрь прохладу,
головки оживают на легком ветру –
трепещут.
Морозный воздух смешивается
с легким запахом цветов,
становится стекловидным, отражает
свет.
Бумажная пчела медленно опускается,
словно боясь потревожить
пробудившихся для короткого мгновения
жизни.
декабрь / 2015
***
Когда стало казаться
будто дыхания уже не осталось,
взметнулась вверх горстка
событий - площадки, которыми прерываются ступени;
но возникли и те, что оставили след,
видимый только мне одному: деформированные ступени.
Картинки образовали цепочку,
напоминающую собой две вещи одновременно:
ветхую, растянувшуюся гармошку и
новогоднюю гирлянду с детскими рисунками.
Дышать всё ещё не удавалось,
и даже будто лопнул загадочный клапан внутри,
так что стало невыносимо легко,
трепет в легких прекратился и захотелось сосредоточиться.
С детским любопытством
и нетерпением я всматривался в свой диафильм.
Знакомым и прожитым показалось
и то, как выбираемся мы на берег - потерпевший и двое нас - успевших.
Падаем устало на бревно,
с которого - минутой, десятью? - ранее соскочили, и растерянно молчим...
Несколько взмахов рукой -
и картинки, перемешавшись с илом, исчезли,
поверхность высокой воды
становится ближе и снова появляется боль в легких,
В ярком свете какое-то время на ощупь.
К берегу, немного легче, необратимое, кажется, теперь позади.
Перед глазами картинки - уже размыты,
а в голове бьется: всего лишь тонули, всего лишь выжили.
январь / 2016