Звательный падеж
Дарья Морякова
***
Славно, что в мире все-таки
есть какой-то порядок:
что машины носами стоят в одну сторону
на легонько заснеженном тротуаре,
девушка за окном маникюрного кабинета
выберет бежевый,
как и две,
и четыре недели назад,
и наш пёс
всякий раз, когда я приезжаю
навестить родителей
на Юго-западной,
всякий раз – одинаково рад.
Да и то, что ведущий на радио
каждый день говорит
примерно одно и то же
тоже,
наверное, здорово.
строчки, июль 2017
лето глянцевых лестниц
и глиняных рыжих улиц,
дождь с экскаватором в танце
месят на пару тесто
юноша нигерийский
в пестром картонном пончо
в руки прохожих вставляет
листовки стоматологий
я покупаю нут,
авокадо и кофе в зёрнах
и забываю сдачу
и возвращаюсь по лужам
между зелёных заборов
и извиняюсь за что-то
просто такое лето
снова в дверном проеме
модной вьетнамской лавки
профиль мелькнёт знакомый
пальцы сожмут до всхлипа
бледную дольку лимона
пальцы посыплют перцем
миску пахучего супа
я забываю сдачу
да и себя впридачу
то, что от нас осталось
сунут в пакет из ашана
и увезут на дачу
осенью будет легче -
радио включат дома
то, что в фо бо не влезет,
бабушка в борщ положит
***
Я люблю тебя так что запрещаю знакомым склонять твое имя
в твоих волосах голубые синицы моих пальцев вьют гнезда наощупь
слепые котята мы лижем друг другу лица потом наступает утро мы расходимся и забываем друг друга минуты перегонов в метро часы в офисах без окон месяцы лихорадки с температурой в постели это не страшно ведь много лет мы жили вот так по отдельности то есть без возможности этого бесконечного поиска рамы металлического прямоугольника в котором мы как в кадре фильма «Прошлым летом в Мариенбаде» куда-то бежим и теряем ключи и выходим из дома под вечер потому что хоть руки не держат, но глаза не дадут дойти даже до кухни.
Нежность это болезнь: невозможность потрогать твое колено
через ткань почему же всегда через ткань я хочу раздевать тебя в парке в очереди в банкомат в циферблате в маяке в чебуречной сколько бы мы ни встречали твоих других женщин
мои кудри чугунной перегородкой оплетают наш столик
твою машину эту кровать и все другие кровати
на которых последние три месяца ты разделяешь меня на две части
тем не менее никогда еще не была более слитой
слаженно слепленной как маленький глиняный голубь на теле которого там где должны быть перья еще проступают следы от пальцев волнистый дрожащий рисунок.
Да
потом наступает утро и я одеваясь рукавом задеваю золотую тарелку в ответ на неловкость трехъярусным звоном она заполняет пространство январского синего полдня
бесполезно пытаться запомнить
в сантиметре над кожей вибрирует мантия-невидимка, но и она рассосется стоит подъезду выплюнуть в город по отдельности каждого – красноглазого беззащитного полунемого.
Посмотри на меня Себастьян обзывайся хоть сукой хоть дрянью хоть – сколько угодно
но пожалуйста посмотри на меня
мои стихи это стрелы
мои стихи это терпкий отвар из рябины потому что и горько и красно
мои стихи это памятник полю элюару
за окном 1964 год и если верить роллингам на нашей стороне само время
бесполезно пытаться запомнить, но я буду пытаться снова и снова
и хотя бы поэтому эти стихи не напрасны.
***
счастье мое боязливым
подростком голым
открывает дверь и в глазах его
только ужас
ничего кроме ужаса первой любви
и глухого желания продолжения
как ему дураку объяснить
что любая попытка продления
для подобных созданий бесплотных
в конечном итоге столь же бессмысленна,
сколько смертельна?
ждать тебя, мое счастье, на кухне
под кавер джордж майкла на элтона джона
счастье мое - вотпрямщас,
оно не в брюсселе и не в дижоне,
из духовки достать сулугуни,
снять фартук, расправить крылья свои цыплячьи,
и совместные фотографии остервеневши
в соцсети фигачить; удержать
я хочу удержать нас на этой постели
и в этой рекламе глумливой
про красивых людей
летней ночью кружащихся в риме -
ведь никто не узнает как мы расходились в слезах и скандалах на пьяцца навона как бесились почти что расстались но нет
как назло как всегда эти стоны эти нежные пальцы и цепкие лапы и красные рваные джинсы и короткая память
как страшно как сладко что счастье не длится
под тобой замереть а потом и совсем прекратиться
голоса умолкают смываются запахи, лица
лишь они бесконечны всевластны на старых айфонах
а ещё наши письма и мертвые мухи в плафонах
мое счастье не скрипка в меду, а коньяк в саксофоне
я его будто поезда жду на горящей платформе
***
Под вечер вернувшись домой,
не найдя там мерцающей шерсти собаки
или японского сада камней,
глажу твой шёлковый бок,
скрытый за хлопковой ширмой футболки.
На завтрак и на обед
- поцелуи,
только на ужин
немного стеклянной лапши
по рецепту Вонга Кар Вая
(то есть в бидоне,
покрытом жемчужной эмалью),
прозрачной и скользкой,
как то,
что останется между пальцами.
СТИХИ НЕ О ЛЮБВИ
Далее:
он был красив, но его красота,
будучи данностью, свершившейся на небесах,
была трагически неприменима,
поскольку в постели он не мог
ни доставить удовольствие,
ни получить,
а попытки заняться любовью
оборачивались столь мучительными пытками
(здесь могла бы быть предсказуемая рифма,
будь этот текст настоящими стихами),
что после
героиня, нежно утешив его,
уходила рыдать в ванную
(вот так, скажите, новость, вот так оригинальность),
оказываясь не в силах утешить себя,
ночь за ночью подстилая полотенце под попу
на холодный край ванной.
...
Меня же
утешала наутро подруга,
которая также рыдала в ванной
после похожего инцидента в спальне,
но эта история
другая и не моя,
хотя все они наши общие истории
слезы, заглушаемые водой из-под крана, –
все
общие
сколько бы ни было таких уютных двушек с кроватью ИКЕА МАЛЬМ
в пределах садового желательно с белыми стенами строго без бабушкиного ремонта
будь уверена, милая, до тебя в ней уже кто-нибудь плакал
(К вопросу об утешении:
в какой-то момент всех нас
- и меня, и его, и подругу
стали утешать психоаналитики,
нейролептики и наркотики,
куда же без них, признаем,
ожидаемый поворот и без того скучного сюжета;
каждого, впрочем, своё,
не все сразу, дружок, не все сразу)
*
В целом я уходила четыре раза,
но первый был самым честным,
тогда мы оба ещё были способны на какие-то Порывы
(также ситуацию упрощало то, что прошёл всего месяц,
и мне не нужно было собирать вещи,
впоследствии разбросанные по всей квартире),
в пять утра психосоматика сдавила горло
и пустила сердце в отчаянный дэнс,
человек продолжал говорить о том что я дура и ничего не понимаю а он понимает но сделать ничего не может какой тут в принципе может быть секс если люди роботы а женщины вдвойне роботы о том что вообще-то его привлекает мужской тип ума а мой (типично женский да и просто не особенно блестящий) способен только плодить сомнения и пародии о моем комплексе Электры о созависимости о том что моя психолог дура потому что все они там дуры (нет, это неправда, поскольку было на полгода позже) о том
"мне нехорошо, можешь, пожалуйста, перестать, давай просто ляжем, мне завтра на работу, петявасясережа давай, пожалуйста, миленький, спать»
в общем выскользнув остатками тела из комнаты,
я обнаружила себя перед закрытым вестибюлем станции метро Аэропорт,
где в следующие десять месяцев мне частенько приходилось оказываться в довольно непопулярное среди жителей района станции метро Аэропорт и окрестностей время
*
Затейливая комбинация виртуальных слов
(которую я впоследствии объяснила одним,
знакомым с восьмого класса)
заставила меня вернуться в срок,
не превышающий того, что потребовался господу нашему,
чтобы в некотором роде также вернуться
к своим возлюбленным мучителям
(проверить: писал ли кто-нибудь на вандерзине
об абьюзивном характере отношений Христа и рода человеческого?)
«Я чувствую, что потерять тебя значит совершить самую масштабную биографическую ошибку моей жизни»
И вот тут бы закончить, так,
чтобы те, кто после первого абзаца сразу читают последний,
подумали, что это хорошая история,
но вот уж хуй тебе,
госпожа птичка (как писал Иван Марковский,
кто мог, тот уже почувствовал его влияние),
вот уж хуй тебе, а не хорошая история.
***
Я скучаю? Конечно же, блядь, я скучаю,
так скучает спичка по уже отгоревшей и отломившейся голове.
По привычке заботы самой о себе – выключаю
загундевший канал (мозг поди без него здоровей).
Позвонить и подняться – несложная, в общем, задача,
разгрести остальное, межчайное, много трудней.
Обещать, что дебатов до хриплого
«тыпервыйначал»
не случится,
мы оба не можем, –
бог с ней,
с этой дурой Астреей,
мне хочется лишь слушать голос,
пусть раз в год, пусть без чувства –
какие нам чувства теперь?
В циферблатном кружке кружки чая отщёлкают полночь.
Ты на кухне один,
и тебе нужен слушатель, зверь.
EX-LOVERS BLUES
Встреча с бывшим любовником
это всегда в первую очередь
встреча с несбывшимся: вид
вспаханного, но не взошедшего поля
в сумме с лентой бурой земли под ногтями
в N-ный раз не шокирует, но подгибает колени.
И когда по прошествии должного времени
отправная риторика боли ослабевает,
ты все равно остаёшься в выбранном наспех кафе
будто бы голый – тот же озноб и неловкость
(тут уж какими бы ни были пломбы,
нам помещенные в пасти, -
когда ковыряют металлом,
пугает сильней всего звук
или холод).
И потом шутка,
которая раньше казалась смешной нам обоим
и означала, конечно, больше самой себя,
вдруг оказывается странно некстати
и замолкает
в отчаянии зажигалки,
приставленной к глыбе льда.