Илья Имазин
Нужно уходить от персонажа
Это могло бы послужить
чем-то вроде эпиграфа:
«Я пригласил вас, господа,
С тем, чтобы сообщить,
Что я еще вернусь сюда
И буду смирно жить», –
произнес актер, выступавший в роли Чацкого,
вместо хрестоматийного «Карету мне, карету!»,
неожиданно вплетя начало реплики
из другой, хорошо знакомой публике пьесы,
в которой ему доводилось играть Городничего,
а затем и вовсе пустившись в импровизацию,
обнажившую упрятанного в нем Молчалина.
Так он последовательно переходил
от персонажа к персонажу,
добиваясь девальвации
«Персонажа» как такового.
1.
– Нужно уходить от персонажа, –
сказал пожилой литератор,
напутствуя молодого.
– Только таким путем, –
пояснил он, –
искупается грех,
именуемый авторством.
– Что ж, подкрепим сказанное примерами, –
Он достал из красной папки с тесемочками,
Скомканный листок, на котором значилось
«Из протокола допроса
малолетних правонарушителей». –
– Вот ознакомься. Список мелких злодеяний,
Который мог бы сойти за стихотворение.
…сначала мы свинтили все дверные ручки,
Затем оборвали все пуговицы папиного пиджака,
Забили унитаз какой-то дрянью,
На холодильнике царапали слова.
Расплавили раритетные диски Вертинского,
Забрызгали стены и потолок остатками кофе,
Сломали клешню дальневосточного краба,
Распотрошили несколько подушек.
Спалили чайник со свистком,
Сорвали с окон гардины и шторы,
Безуспешно пытаясь устроить пожар,
Залили соседей с нижнего этажа…
– Здесь в потоке обезличенных противоправных действий
уже не различимы конкретные черты
совершающих их персонажей.
Мы даже не знаем, сколько же их.
Угадываются лишь признаки возраста
да общая для фигурантов склонность к девиациям.
2.
– Или другая наглядная иллюстрация:
стихотворение, передающее измененное состояние сознания,
написанное в ванне обкурившимся подростком,
возомнившим себя современным Лотреамоном.
Я могу летать, но пока ем крем.
В старый пароход я сейчас влеплю
Розовый гранат – волосатый шлем.
На ответ – вопрос, на вопрос – прочти:
«Сморщенный щенок целовал кулек,
Целовал кулек, целлофан намок».
Всех безумцев вспомни и почти.
Приветствую тебя, Седой Океан!
В ванне с отбитой эмалью сидя,
Я то улыбаюсь, как довольный болван,
То скулю, точно сосланный в Томы Овидий.
– Здесь, – пояснил пожилой литератор, –
наблюдается характерная диффузия смысла,
не позволяющая сделать источник высказываний
реальным персонажем, т.е. носителем конкретной истории.
3.
– А вот, что тот же подросток-шутник
написал после прочтения «Я и Он» Альберто Моравиа,
романа, в котором… впрочем, сами почитайте.
Когда ты вечерами смотришь порно,
Валяясь, свесив ногу, на кровати,
Он поднимается зловеще и упорно,
Как… – Занавес?
– Эй! Занавес давайте!
Занавес.
– Занавес опускается прежде,
Чем персонаж во всей красе
Появляется на сцене.
4.
– Но, пожалуй, еще показательнее стихотворение,
написанное одной пациенткой
психиатрической клиники
и озаглавленное ею «Дамский мальчик»:
Летели кубарем с горы.
Она – второй пилот. – Молчок!
Доктор, он был голый!
Он, доктор, – дамский мальчик.
Она, – как рыба, пучеглаза,
А он, как крестик, к ней пришит.
Они договорились сразу.
Доктор, он – Ваш сын!
– Очевидно, что этот безумный рассказ
не повествует о ком-то,
но атакует собеседника.
5.
Пожилой литератор достал из красной папки
очередной образец
«лирики смутных душевных состояний».
– Вот, послушайте еще. «Палец космонавта».
Арабский орнамент.
Синяя шариковая ручка.
Кожа запястья волоокой Маши Богораз
На исходе месяца Рамадан,
Когда вместо забытых слов
Капли розовой крови в уголках рта.
Маленький крестик
Промеж фигурных скобок грудей.
Суженные зрачки,
Глаза с блеском ртути,
Нагревшейся до комнатной температуры,
И тупая свербящая радость внутри.
Юбка сзади испачкана масляной краской.
Безоблачной субботы неуют.
В стакане с водой – антрацитная взвесь.
Лишь пикселы звёзд на чёрном экране.
Отображая скрытые значки,
Мерцает он, тихонько разгораясь.
– Использованный здесь приём
аннигиляции персонажа – его фрагментация.
6.
– А вот очень даже уместный в нашей беседе
Пример негации.
Отрицание содержится уже в заголовке:
«Не верблюд».
Нет, не верблюд я и не стану им,
Хотя, пожалуй, только им я не был.
Ушел мой караван, спасибо Небу.
Мой верный спутник – сигаретный дым.
Я выкурил уже полпачки “Camel”.
7.
– Следуем дальше. – Он кашлянул. – “Cosmic Thing”.
Что можно перевести, как «Космическая штучка».
Довольно невнятное стихотворение
об ущербностях памяти.
Персонаж здесь – добыча авторской амнезии.
Где-то я уже видел тебя.
Наверное, на вкладыше к жвачке, –
Нет, точно не припомню.
Это повод
Моей бессонницы.
К концу первого тайма,
Точнее, первого часа ночи я успел
Позорно пропустить в ворота рта
Три шайбы – три таблетки тетридина.
Не лезет сон, как не стучи по лбу.
А я уверен: сон подскажет мне ответ.
Когда усну я, рано или поздно…
Да, все же, предположим, я усну,
Хотя смешно, нелепо, бесполезно
Неотвратимое предполагать...
Итак, три – ноль.
Я проиграл позорно.
Прошло полночи. Я не смог уснуть,
Не получил ответ, давно искомый.
За окнами темно, и только звезды –
Таблетки, что не могут усыпить.
8.
– А в этом коротком наброске,
озаглавленном «Еще одна полночь»,
фигура и фон поменялись местами,
и персонаж оказался вытеснен
окружающей его обстановкой.
Оконная яма.
Чернильная темь.
Трафаретные вещи.
Морок ушёл, но, по-видимому, недалече.
И, кажется, будто комната
наполнена его эхом.
Как же не хочется быть в эту ночь человеком.
9.
– Персонаж исчезает и в самом обыденном описании,
Отражающем, так сказать, текучку повседневности.
…выйти из дому в магазин, купить хачапури,
распеленать, откусить осторожно,
обернуться и подмигнуть агентуре
с видом невинным, но, несомненно, нарочно.
Киоск миновать, свернуть на углу у аптеки,
только чудом избежав столкновенья с прохожим,
перейти лужу вброд и улыбнуться калеке,
поздороваться взглядом, решив, что вы в чём-то очень похожи.
10.
– И напоследок «Эскимо».
Здесь переплетение внешних и внутренних обстоятельств
опять же не порождает узнаваемого персонажа,
что связал бы их в единый узел.
…в магазине лампочек не оказалось.
Купил бы патроны, да что с ними делать?
Эскимосской крови во мне самая малость,
да и та безудержно рвётся из тела.
…
Пожилой литератор захлопнул красную папку,
что его молодой собрат по перу
расценил как знак, и поспешил раскланяться.
Когда же молодой литератор спустя много лет
решил навестить пожилого,
тот был уже во внутренней эмиграции
и не удостоил его аудиенции.
С чувством неловкости супруга маэстро
протянула разочарованному гостю
предназначенную ему записку,
и он узнал ровный бисерный почерк Учителя.
В записке речь шла о рыжей кошке
в янтарной комнате.
Это могло бы послужить
чем-то вроде постскриптума:
Прежде чем искать
Рыжую кошку
В янтарной комнате,
Нужно найти саму комнату.