Алина Витухновская
МАШЕНЬКА-ДЬЯВОЛ (ПОЭМА)
..Топорики ...Топорики...
-«От кого беременна,
Красавица?»
- «От Толика.»
Касается животика.
А я выблевываю
Любви той скотской
Все животное.
Я через гроба-космос
Через не-бога-иную-Русь
Нутро Всего зрю,
Всма-три-ва-юсь.
Манным болотом,
Кошмарной кашей,
Гнилым логовом —
Родина наша.
Родина наша
Кошмарна, липка.
Душу распашет
Смерти трактор.
Кошмарна, Машенька,
Земли улитка.
Страшна, Маша,
Смерти ракушка.
Я постигаю
Ту хохломскую вязь.
В Суть Зла
Всматриваюсь
Узлом-Чудищем.
Лакает как лакомство
Клыками НАС
НАС-
ТОЯЩЕЕ,
ПРОШЛОЕ,
БУДУЩЕЕ.
Все оборачивается Пустотой,
Там, где твое повешенное пальто
Еще хрипит, рукавами машет.
Машенька,
Бытие и Ничто?
НИЧТО —
Машенька.
Вижу Нутро всего.
В гробу сиротки
Будут твои двойняшки.
Скоро как сироп
Выпьет нас
Бог там, и мать сыра-земля...
Их похоть огромна,
Как тыщи полей наших.
Если бы они раскрыли свои пасти,
Разинули свои клыкастые щели,
Машенька, ты бы узнала —
Они и тебя хотели.
А Толик — лишь инструмент их власти.
Машенька, знаю, тебе с ним не будет счастья.
Толик-
Воли нолик.
Через годик
Он в котловане умрет.
Это шикарная смерть,
Если ориентироваться
На титры Юффита,
На архетипы Юнга.
А ты — Нефертити в тине,
В болоте мутируя,
Дезертируй
Эвредикой
Дикой
От некро-Орфея.
Машенька,
Если бы ты
Читала кого-нибудь
Из странных японцев,
Или Платонова — «Котлован»,
Ты бы знала — Толяна жизнь — скотство.
То-лян...
А смерть — красота та ужасная,
Что затягивает туда, вглубь.
Машенька, если тебя ударить,
Руку пилой отрезать, вы...ть палкой,
Может быть, в тебе исчезнет
Все это медленное, мякотное, бабье,
Эта тупь, болото ума, лень плоти —
Все, что тебя так портит?
Ты же — красавица Васнецова,
С косой отличницы. Боже!
Лучше кинуться под электричку,
Лучше быть истеричкой
Толстого,
Чем раздвигать
Свои белые ножки
Перед ничтожеством.
Мамлеевским кичем
Увлеченный мальчик
Сойдет с ума.
Тише, Машенька,
Ма...
Машенька, тебе не надо этого — как у всех.
Вся эта чертова карусель
Несется, несется, а как остановится —
Глянешь в зеркало — и как зверь завоешь.
Руси кисель, васнецовый Освенцим
Тебя обсосал как невкусную карамель.
Пинцет Конца, Цапля-Мертвец
Внутри Вещи-Тебя.
Будет шагалистость скошенная
В морщинах окрошка,
Тлеющий холодец
В кошмаристом скоморошье.
В блаженстве баженовом
Обретешь девичью покорность.
Хочешь вечно
Выть в щах унижения?
Готовить блины в коме?
Окрошка пляшет в кокошнике.
Распыленной личности
Подпевают липкие гусли.
Люли-люли.
Смерть твоя скоморошиста.
Крошки людей клюют
Гуси-лебеди, лебеди-гуси.
Тебя имели как сучку,
Сосали как карамель,
Сосали сосочку,
Да жрали картошечку.
Тебя муча,
Емеля
Имел.
А ты — Амели —
Не для Емель.
Будут как гусли, как ленивые гусеницы
Бедра твои — целлюлит улиток.
Люли-люли. целуешь своих малюток.
А у них лица дегенератов.
Скрутись устрицей
Отвращения
И пулей выстрели
Злой и бездушной мудрости,
Обезумев,
Как Малюта Скуратов.
Твои малютки — слепки с Толяна.
Дурная наследственность
Пускает слюни в кисель.
Машенька, они же вырастут — станут
Растеньями пьяными, немыми кустами,
Они проклинают
Чертову карусель.
Русское колесо, где ты распята фаллосом ржавым.
Ты была невестой звероподобных оргий.
Машенька, твои малютки будут безжалостны,
Они пожрут тебя дырами морд своих.
Похотью нехорошей организм их медузно сочен.
Голод утробный уже щекочет нутро их. Хохочет бог,
Ибо он знает как маняще и безжалостно-сочен
Плоти твоей дурманящий до безумья почти кусок.
Машенька, ты же трутень тени, ты уже куротруп.
Пружина жизни ржавеет уже во лжи.
Машенька, они высосут твою грудь
И выжрут ее как грушу, их зубы — почти ножи.
Они твари, скверные звери.
Их отвергни!
Матрицу материнства вырви с корнем и урони во тьму.
Забудь их лица. Не будь покорна более никому.
Жалости не растрать на безликую эту тлю.
Молитвою может стать брезгливое «Не люблю!»
Стань Снегурочкой в хлорке снежной,
Стерильностью истери.
Эти монстры с рожденья грешны.
Память о них сотри.
Черви иуд
Они уйдут
В Аида Догвилль.
А твои ладони
Будут бездушны
Как пластмассовые ландыши,
Что распустились распятыми пальцами
Из паралично-отчаянных рук.
Плеч горбатые коромысла
Расправив, стала красавица,
И выпустила из уже изысканных рук
Вдруг
Дьявольское отродье —
Своих детишек.
Ладушки-адушки.
Падающих подтолкни.
Подтолкни падающих,
Да похорони.
Ладушки-адушки.
Мгла на кладбище.
Это гетто русских пустот,
Где стоги гнилого сена,
Где гибельный злой народ,
Где неизбежность болот и тлена,
Где каждый уже обречен Иван
Упасть когда-нибудь в котлован,
В горящий, кипящий. Машенька,
Ты заслужила счастье.
А я — есть излишество, есть изъян.
Русская нищета — вот истинное ницшеанство.
Машенька, подтолкни меня в котлован.
Платоновским персонажам не оставляет шанса
Родина русского языка, вырванного с хрящами из смысла.
Я кровью ненастоящей выхаркиваю не ор — ох.
Я даже мертвец — творенье постмодернизма.
Симулякром смерти отвергаю тебя, Не-бог!
Мне приятно гнить в черноземе где ад разинут
Черных дыр моей родины, что завлекают в сакральный разврат пустот.
Адских ворот инсталляцию безлицый мутант из мертвецов изобразил и
Ангел к нему явился как денди Энди Уорхол.
Метафизика моей родины собою являет грязь.
Мародерами тьмы наши матери кормят свои утробы.
Маша-Ницше моя, истина только в стремленьи пасть.
Пусть платоновский котлован смотрит в меня как в пропасть.