polutona.ru

Марианна Ионова

всякое дыхание

***

всякое дыхание – одно
голоса, сошедшие на дно
и глаза, сошедшие на дно
и глаза, зашедшие
голосасасшедшие
сшедшие вотще
и вообще
не дано давно
и тем не менее
вот пути трамвайные спасения
мы сошли
вошли в калитку
Светлый
вот проезд:
дома дома
Таня тоже дома


* * *

как глаза твои раны закрыты
как окна квартир
изнутри заколоченных светом
если мне не подняться
я с крыши спущусь
по трубе
я стучусь
лбом стучусь
и годами стучусь
и я чую
что скоро совсем говорить научусь
и меня ты не скроешь
и с кровью не смоешь
только ухо приложишь
а там я стучусь
ты к закрытым глазам моим ухо приложишь
а мы там несемся
и смеемся
кипим и журчим
и вот-вот уже горлом прорвемся


* * *

там, вниз по течению,
если идти вдоль берега,
все превращается в то,
что оно есть и чем было
поражение в поражение
правда в правду
весна в весну
голод в голод
сиянье в сиянье
мужчина в другого мужчину
не остается чем было
а превращается в это
течет и меняется в сторону
самого себя
мера мера
сила сила
подробность подробность
выбор выбор
земля земля
только ты можешь освободить меня
от знания чем оно будет
во что превратится когда
превратится в себя самое
отведи меня вверх по течению
там, вверх по течению,
все становится тем чем не было
не было и не будет
не превращается в это
а становится только становится
ведь огромная разница между
превращением и становлением
тебе ль не знать этой разницы
неисследимой разницы
вечное становление
вечное становление


огонь-лепесток

сквозь огонь
и огонь сквозь меня
я не вижу следов


очищай меня малым огнем
чистоты

посыпая золой
засыпая золой
просыпаюсь тобой

твоим малым огнем
исчезающе малым огнем

лепестком


мертвый заяц – Йозефу Бойсу

на остывших коленях твоих
мне все так же тепло
но клонится к земле соскользнув мое ухо
слышит рваное
топот и плач
кто их гонит как зайцев?
пыль пот и искры их бега на шубке моей
помнишь были мы живы
тогда я тебя лишь и слышал
и лишь я тебя слышал
ты слышишь ли Йозеф меня?
соль сотри с моих лап
прах с ушей отряхни моих
влей в них высокогорный
мед
войлок поглубже заткни


неправильные цветы

красные стебли
зеленые лепестки
а корни
корни бесцветные
как вынутый изнутри звук
в почве моей им светло
их спросят
они отвечают да
они знают нас лучше
чем знает наш самый надежный страх
нас пробуждают
неправильные цвета
нас разрывают
неправильные углы
…мы срывали и ели неправильные цветы
нас поймают брат мой
нас вычислят
по зеленой пыльце
но мы еще успеваем уйти сквозь почву
где на глубине глубин
от света смешно
и страшно как днем
подниматься по стеблям
вырастая
в собственной неправоте


соль

...Или пища – лишь пища,
жизнь – жизнь.
Округляются губы для боли,
произносят,
приносят
соль.
Просоли мою жизнь,
только не до кости.
Просоли мою жизнь,
чтобы выступил сладкий налет.
Чтобы кожа свернулась,
вернулась,
но только другой.
Жизнь – лишь кожа.
Просоли мою кровь,
чтобы я,
после крови,
вернулась.
Просоли мою землю,
чтобы я не ступала на землю.
Можно сладкой и белой,
да, сладкой и белой,
и крупной.
Чтобы я,
после соли,
вернулась другой.


* * *

земля не бывает одна
как рука где одна там вторая
ладонью ладонь накрывает
а другая ладонь не нужна

нет сестер у земли
в небо ушли

нет у земли супруга
вода его увела

нет у земли детей
поле ее погорело

есть земля у земли

как обнимет
так сразу слезу отдает
как отхлынет
так камнем подарит

то затужит
то туже затянет

и все-то друг другу цветет
и все-то не остывает

а одна никогда не бывает


***

я обещаю себе иметь память райскую
синица пикирует ниоткуда на палец
во дворах пахнет землей и краской
трамвай пускается в свой нитевидный танец

поутру все выходят за Царством
буддистский монах из такси
в «Медицинскую книгу»
дети — из «Медицинской книги»
негр в пыли надрезает ножом язык
но кого ни спроси
кто же признается какому он служит мигу
и ни капельки кровяной ни перышка ни слезы

время не уронило
но между деревьев там
белые света клавиши а за ними больница
имени соловьева и другой себастьян
сам себе под ребро медленно вводит спицу

а вынимает голубя
или боинг
только машущий крыльями забывший себя
мальчик наденет нимб расстегнет рубашку и вспомнит
молитву как пуговицу теребя

как сказал один юноша одной девушке
донской улице и трамвайным путям
на закате ты не умрешь а только изменишься
ты изменишься сказал он обрывками кожи
как листьями шелестя


***

левая рука не знает что делает правая
а правая рука не знает как левая перед нею в долгу

левая правую мыть хотела бы
но в тени ее место

а правая то вскидывается
то встает на ребро летит

правая рука повисает левая машет
левая смотрит за правой чтоб ногти не обломала
не натерла мозоль

левая недотрога
вечно мерзнущая
а правая хоть и немеет порой но держит

ближе кровь ее сожаленье о бывшем
бросок упрек

а когда встретятся
влажная и сухая

холодная и горячая

не встрянут друг в друга
не встренутся

левая мимо правой в карман кровить
правая мимо левой пот утирать


***

лепет осенний
пепел
преет
надо терпеть
дом серо-бурый перепел
белая твердь

рельсы по-вдоль забора
перепелочный дом
ты выходишь из дома
ты о другом

тихая и простая
крошево серебро
хлебное рассыпая
это прошло

тихая и простая
лист под ногой
вот и плывет корабль
только другой

запах земли корявый
выйди недалеко
вот и листва растает

а ладошка пустая

все-то покой


***

Куда ты унес Господа моего?
не отвечает
ни за какой процесс
эта зона мозга
птицы автопортрет в витрине
только звон этот:
надо жить
надо же
ради почек точек
золотых
синего
ради неба
ради больного
кишечника ради
радостей прочих
ради серенький
голубочек запечатлел себя
ткнулся и
прозвенел
ну надо же
нет ну надо же надо
жить