Ирина Глебова
Слепая страсть Паши Говноеда
Паша Говноед взял отпуск и уехал в Таиланд, оставив ждать себя беременную женщину из Твери. Женщина была замужняя и беременная совсем не от Паши, и даже не от своего мужа, сидящего в тюрьме, а от какого-то совершенно другого человека. Паша познакомился с ней в Интернете, и им овладела слепая страсть. Он послал ей денег на билет из Твери в Питер и поехал с цветами встречать на вокзал, где она вышла из вагона знакомо-незнакомая, еще более пленительно-манящая, чем по переписке, и отчетливо беременная. Пашу это не смутило (надо знать Пашу), он отдал ей цветы и повез знакомиться со своими пожилыми родителями. Они сразу стали планировать (не родители, а Паша с женщиной): вот здесь у нас будет детская, а здесь переклеим обои и еще поставим мультиварку. Чтобы пища не теряла при термообработке своих полезных свойств и витаминов, столь необходимых растущему организму… Паша разумеется был абсолютный мудак, это многое объясняет. Многое, но не все. Например, когда-то Паша уже состоял в серьезных отношениях. Более того, Паша женился на шестнадцатилетней жене. Но это не принесло ему счастья, по свидетельству Миши Давыдова, знавшего Пашу с детства, а принесло одни горести и невозможность. Жена кричала на Пашу, чего-то хотела, рылась в его телефоне и доводила его до рыданий и мелкой моторики. Тогда Паша развелся с нею и с тех пор заводил только легкие, ни к чему не обязывающие связи. Это было мудро с его стороны. Т.к. к чему может обязывать связь с Пашей Говноедом, страшно даже представить. Паша с виду был человек как человек и даже раньше занимался боксом в весе пера, и то ли там ему когда-то неловко сотворили с головой, то ли уже было (по свидетельству Миши Давыдова). Во всяком случае, Паша из всех сил стремился, но неизменно не туда. Он мог сидеть например, вязать бандажи в рабочий полдень, и вдруг начать каменеть худым лицом и блестеть лбом с ранними высокими залысинами, что всегда бывало у него признаком стремительной работы мысли, и через несколько минут отчетливо извергнуть в пространство:
- Да… дрогнуло очко поэта!
Паша, невинный душою Говноед, свято верил, будто это что-то из школьной программы. Товарищам по работе и коллегам было некуда деваться, и они частенько подтрунивали над Пашей. Легонечко шутили.
- Паша! – кричал Саня через эстакаду изогнувшемуся в статоре Паше – Паша, ты так изогнулся, как будто сейчас себе минет сделаешь…
- Я сейчас тебе минет сделаю! – обиженно юморил в ответ Паша на весь цех. И прочее в том же духе.
Короче все с Пашей было ясно, все кроме одного – этих его загадочных отношений с женщинами. А особенно загадочных отношений женщин с Пашей. Если вся остальная бригада (кто не женатый) по выходным дружно, как будто взяли дополнительное обязательство, ходили в бордель, как они ласково называли – «в проститутошную», то Паша никогда не ходил с ними, никогда, кроме одного единственного раза, и с тех пор – всё. Паша говорил, что он и забесплатно найдет, и находил, вот в чем парадокс и фантасмагория. Причем находил в Интернете. Т.е. они там, все эти девушки, как-то говорили с Пашей, наверное, в смысле переписывались, обменивались сообщениями, - что еще? – общались, чтобы потом материализоваться перед его недрогнувшим взором. Потом они проводили с ним время, бесплатно, ну или он там что-то им допустим покупал, мороженое или пиво, но в любом случае – проводили время с Пашей Говноедом по обоюдному согласию и к полному взаимному… чему? Удовлетворению, надо полагать. Причем многие потом желали продолжения отношений, звонили и слали эсэмэски, у Пашиных сослуживцев, глядящих на это, просто волосы дыбом вставали (кто не лысый), но Паша был избирателен. Дольше одних выходных он с девушкой не встречался. Что-то неудержимо гнало его на поиски следующей. Видимо, так. И только беременной женщине из Твери удалось как-то подобрать ключ к суровому Пашиному сердцу, возможно – втайне от мира страдающему. Точнее, сначала до нее это удалось одной девушке из борделя, из проститутошной, в тот самый единственный раз, когда Паша отправился туда с коллективом. У них там все уже было отработано, вся схема активного отдыха, скинуться на сауну, расслабиться, выпить пива, выпарить всю трудовую заводскую неделю, вздохнуть усеянными мельчайшими стеклянными частицами (в дальнейшем в пятидесяти процентах случаев вызывающими рак) легкими, ну и уже спокойно выбрать по каталогу блядей и удалиться с выбранной, а время спустя вновь встретится в сауне. И Паша проявил себя просто отлично! Он широко, не жмотясь, скидывался, и залихватски тянул пиво, и тонко и умно поддерживал разговоры за жизнь, благоразумно помалкивая и согласно потея лысеющим рахитичным лбом, уверенно шелестел каталогом и со знанием дела заказал девицу. И ушел с ней. Ну и тут как обычно пошло-поехало. Паша возвратился в сауну гордый и значительный, как Финист Ясный Сокол, а на резонный вопрос товарищей: «Ну и как блядь?» отрывисто бросил «Она не блядь!». В общем, Паша, оказывается, вместо классического взаимодействия со своей каталожной избранницей почти целый час беседовал с нею по душам, интересовался ее биографией, надеждами и чаяниями. Оказалось, что сегодня она вышла на подобный промысел впервые, и Паша был у нее первым клиентом. И произвел на нее огромное впечатление, не только как мужчина, но и как чуткий и понимающий собеседник… Такие вот порой случаются в жизни удивительные совпадения и судьбоносные встречи. Так что Паша, потея под простыней и мужественно поигрывая желваками, переносил из каталога в свой телефон заветный номерок, и уже готов был взять девушку за руку и увести ее прочь из бардака в долгую счастливую жизнь, пока с поебушечек не вернулись братья Романовы и не охладили Пашин пыл, припомнив, что снимали тут эту девицу еще как минимум года полтора назад… Неизвестно, насколько глубоко задела Пашу эта история, но именно с тех пор он скорее всего окончательно уверился в правильности политики бесплатных, но кратковременных связей. Пока не возникла неожиданно беременная женщина из Твери. Непрогнозируемая, как стихия. Она появилась внезапно, прямо-таки обрушилась, как это и водится у стихий, и вскоре уже Паша обрушивал на изумленный коллектив новость: скоро свадьба. Чья свадьба, почему, никто ничего не понимал, и в первую очередь немолодые и уже порядком уставшие от прожитых лет, а главным образом от Паши, Пашины родители. Они недоуменно бродили, натыкаясь друг на друга и теряя с ног тапки, вокруг да около двери в Пашину комнату, а за дверью сидела на диване, водрузив на вышитую подушечку раздутые токсикозом ноги, беременная женщина из Твери, и дремала после долгой дороги. Время от времени она всхрапывала, ошалело озиралась и отправлялась куда-то в направлении сортира. Пашины родители, вежливо прятавшиеся от нее за своими дверями, боролись со жгучим желанием проследить, как бы она не попятила по пути что-нибудь из украшений интерьера или прочих денег, и только природная петербургская интеллигентность мешала им следить в открытую. Вечером пришел Паша и принес женщине два килограмма черешни и пакет молока, который ему выдали на работе за вредность. Потом Паша с женщиной, взявшись за руки, торжественно обходили квартиру и строили радужные планы. На поворотах Паша целовал женщину в черешневые губы, перегибаясь через живот. На УЗИ обещали девочку. Паша радовался этому, так как мальчик у него уже имелся, от первого брака. Паша вообще, надо сказать, был внимательный и нежный отец, он регулярно навещал ребенка, гулял с ним, качал на качельках и даже возил с собой на рыбалку. Паша гордился своим чувством ответственности. «Всёоо! – говаривал он накануне выходных – Всёоо, завтра своего забираю! Моя уже рада, ей бы лишь бы поблядствовать…». К этому, новому, ребенку Паша видимо намеревался отнестись так же внимательно. Во всяком случае, именно момент наличия этого будущего ребенка являлся (помимо слепой страсти, разумеется) ключевым в отношениях Паши и женщины из Твери.
- А с фига ли она к тебе-то приперлась?- поразились в коллективе, и Паша, сурово нахмурясь, ответствовал:
- Она ищет отца своему ребенку!
- Что-то она его ищет далековато от того места, где ее трахали… - засомневался дядя Толя, но было поздно, колесо Фортуны уже вертелось, набирая обороты. С ближайшей зарплаты Паша запланировал покупку колыбельки. Черешню он покупал ежедневно, как Ротшильд, и у всех в бригаде выпрашивал для Неё выдаваемое за вредность молоко. Т.е. Паша погибал, среди бела дня и у всех на глазах, и ничего нельзя было поделать. Увещевания были бессмысленны, разговоры не действовали. Да и какие могли быть разговоры с Пашей Говноедом, в самом-то деле! Он и прозвище Говноед получил тоже разумеется в разговоре, в пылу так сказать беседы. Саня мешал карты и спросил:
- Ну что, мужики, на что играем?
И неожиданно из статора раздался голос Паши, которого тогда еще называли во-первых Паша-Боксёр, а во-вторых его никто не спрашивал:
- Играйте на моё говно, оно у меня вкусное!
Это, надо полагать, была такая озорная попытка влиться в коллектив, найти общий язык. Так что апеллировать к логике и разуму в данном случае вряд ли имело смысл. Ну и что, что пока у неё муж сидел, она залетела неведомо от кого, а теперь близится освобождение этого мужа, и ей срочно потребовалось валить из своей Твери как можно дальше, но нигде ее никто не ждал, пока не нашелся такой вот Паша Говноед, подпольный романтик и не отдающий отчета идеалист в непрекращающемся поиске Вечной Женственности. Ну и что, что другого такого дебила днём с огнём, главное это то что Паша наконец-то Нашёл! Нашёл! И понял это сразу, с первого взгляда, точнее с первых слов Интернет-сообщения. Буквально на следующий день после знакомства (в инете) Паша уже гордо распространялся: мол, а моя девушка сказала то, а моя девушка сказала сё… Какая твоя девушка, веселился Миша Давыдов, та, которая была вчера? Или та, которая сегодня?.. Никто разумеется не ожидал, пусть даже и от Паши, что он скоропостижно выпишет ее из Твери в Питер и поселит в своей квартире. Она и сама хорошо зарабатывает, объяснял Паша. У нее и у самой хорошая квартира, хоть и в Твери. Мы бы вместе могли уехать в Тверь, но у меня же тут сын и старики-родители. Их надо беречь. А муж сидит за убийство её хахаля, втроём, но его оклеветали. Хахаля. Ничего у них не было. Зря убил. Она у меня порядочная, моя девушка… И Паша мечтательно смотрел куда-то поверх рельсов, и кранов, и потолка, и кабины крановщицы, и что-то мерцало невыразимое в глубине его узких глаз, словно проковырнутых шилом в глубине глазных впадин.
Короче говоря, все отчетливо понимали, что всё, аривидерчи, Паша спёкся. И где-то там, во глубине сибирских РУВД, точнее тверских, этот муж точит свой кинжал, и никакой Питер тут ничего не спасет, и этот живот, и девочка на УЗИ, и старший мальчик, и старики-родители… Всё это сплелось в клубок, и завязалось в узел, и затянулось петлей, а в эпицентре сидел худой, невзрачный Паша Говноед, и работал кое-как и сикось-накось, а на все замечания бригадира только бубнил:
- Я технику безопасности не знаю, но я её соблюдаю…
У дяди Толи чуть ли не слезы на глаза наворачивались, да и вообще вся бригада инстинктивно примолкла, как у постели тяжелобольного, и только иногда кто-нибудь пробовал демонстративно бодриться, шутить, как это тоже практикуется у постели тяжелобольных. Пашу даже пытались перестать звать Говноедом, но это правда оказалось не так-то просто. За обедом Илюша спрашивал у Сани:
- Хочешь булочку?
- А с чем она? – интересовался Саня, Илюша пытливо вглядывался в недра булочки, но тут с противоположного конца стола раздавался ликующий голос Паши:
- С гааавном!!
И вся благая затея с треском лопалась.
А Паша тем временем пропадал, пропадал безвозвратно и ни за что, он уже выяснял у нотариуса, как бы ее прописать без согласия родителей (собственников), уже начаты были хлопоты о разводе с тверским уркаганом, девочка резвилась и стучала кулачком или пяточкой в тонкопалую трепетную Пашину ладонь, и глубокая, мрачная тень слепой страсти отчетливо лежала на лысеющем лбу Паши Говноеда. Периодически в цех заглядывал старший брат Паши, работавший на том же Заводе инженером-проектировщиком, и неуверенно замирал возле статора, задумчиво оглаживая стержни, и так же молча уходил. Говорить, действительно, здесь было уже не о чем.
Но тут, неожиданно за всеми этими волненьями, подошло время отпуска. Отпускными Паша распорядился так: сначала купил беременной женщине билет в Тверь, чтобы она там развелась с тюремным мужем. А себе купил путевку в Таиланд. Сослуживцы, привыкшие уже к состоянию постоянного беспокойства за Пашу, принесли ему брошюру, что можно и чего нельзя в Таиланде, там ведь все не как у нас, другие законы, там например нельзя на улице брать женщину за руку, хоть свою жену, сразу сажают в тюрьму, вот как! Но Паша на брошюру даже не посмотрел, сам разберусь, заявил он, собрал чемодан и улетел вместе со старшим братом. Все с замиранием следили за выкладываемыми «в контакте» фотографиями: пальмы, хижины, Паша в хижине, Паша под пальмой, Паша в лавочке сувениров, Паша обнимает игуану, Паша на пляже под палящим солнцем, и песок ласкается к его кривым волосатым ногам… Потом Паша вернулся, и посыпались рассказы: пальмы, игуаны, хижины, тайский массаж, пляжи и кабаки, отели и погода. Какая-то шмара из Мурманска и деваха из Тольятти, Маша из Самары и Виолетта из Вологды. Классно, реально так отдохнули, радовался Паша, и опять вспоминал игуан, пальмы, Вологду и Тольятти. Все ждали, когда же он снова заговорит о беременной женщине из Твери, но о ней Паша упорно молчал. А когда Саня робко, как больному о его болезни, намекнул Паше о ней, Паша лишь непонимающе взглянул на него и шмыгнул костистым носом. И тут все заметили, что тени слепой страсти на Пашином лице уже нет, что это всего лишь таиландский загар затемнил этот высокий лоб анемичного петербургского гопника… В общем, все кончилось так же внезапно, стихийно и бессмысленно, как и началось. Вскоре все уже сомневались, а было ли это, в самом деле? Была ли девочка, и поезд из Твери, и УЗИ, и черешневые поцелуи под сводами хрущевки? Сомневались все, кроме Паши, который, похоже, вовсе не думал обо всей истории. Он снова вернулся к практике бесплатных, быстротечных связей, снова ринулся на поиски Той Самой, Единственной, даже пару раз сходил с ребятами в проститутошную… Слепая страсть покинула Пашу Говноеда, не оставив никаких следов и видимых последствий. Паша здоров, неадекватен и полон сил. Паша пьет после работы пиво. Иногда, под настроение, он пьет джин-тоник. На рыбалке Паша пьет водку. Паша навещает сына. Паша носит маме картошку с рынка. Паша хорошо ест и с аппетитом спит.
Паша спит, спокойно спит, свернувшись калачиком и подтянув костлявые волосатые колени к худому бритому подбордку, Пашины рёбра мерно поднимаются и опускаются под белой майкой, за шторами тихо крадется рассвет. Паша не знает, что там, за шторами, за окном, за лесами-за долами, за железнодорожными путями, только что отворились ворота тюрьмы и выпустили мужа беременной женщины из Твери. В шовчике штанины у него притаился острый рашпиль. Восходит солнце, заливая нежным светом шпалы и отчаянно бликуя на рельсах. Паша спит, подложив руку под впалую щеку. Муж, сощурившись, смотрит вдоль путей. Солнечный зайчик неуверенно присаживается на Пашину залысину, Паша, что-то бормотнув, отгоняет его. Еще не время. Спи пока, спи еще пока спокойно, Паша Говноед, жертва слепой страсти.