Антонина Сергеева
Ракеты
1.1.
кубички, гаечки, стеклышки, маячки – кричу где то в темных заулочках с бардовым талисманчиком. милая, зайчик мой, девочка моя – ну не надо, не надо прошу тебя. Очень. Прошу. Ну, пожалуйста, выброси. Понимаешь? Скажи, ну – понимаешь, да? Ну – качни, качни головой, качни, понимаешь, понимаешь, гляди – цветочки, горшочки, игрушки – какие у тебя игрушки, давай посмотрим, сейчас достанем, где они у тебя лежат, зачем же ты их разбросала, вот я подобрала, давай почистим, почистим, посмотри теперь: вот Венечка, вот Женечка, а вот и Катюшка с Настенькой – что не хочешь? Нет?! ну-ну, тихо, тихо – все хорошо, все хорошо
1.2.
Я говорю – катюшка, ты говори. Только чаем запивай. Запьешь – и будет легче. Будет как рукой снимет. С глаз выльет. С ног вынет. Это будет как снег. Или как дочь. Ну или как тыква. Да, та самая. На подоконнике.
Я говорю – милый, ты говори. Только давай поспим немного. Поспим и будет проще. Будет как раковину новую поставим. Как сапоги папины почистим. Как ножку починим. Как книжку. Да. Ту самую. Синяя такая, на тумбочке..
Я говорю – мамуль, ты говори. Только ты сама поешь. Поешь и будет краше. И суше. И чище. Это как плед бабушкин. Или как гобелен Соничкин. Или как каша манная. Сашина. В блюдечке. Ты только говори, мамуль, говори. Да, теплые такие. Валенки в углу стоят.
2. 1.
В погоду
лётную
летнюю
брешь
в воде
и во взгляде
бережном –
когда-то давно
одиннадцатого
нами с готовностью выпущенном.
И вслед за полетом
не с ним осознанным
пешком по пригороду
за руки.
Не зная тогда одиннадцатого
что будет одно
пред-чувствие
(по Штольцу из
Гончарова)
Капель янтаря
в синей заводе –
подарил тишину настоящую
состоящую из клубочков
других
успокоенных
и
мыслей
ее горы
мной еще не возделанной
но в – гавани.
Где та же качка
но - в верху
над помостом
У флага –
- У края
держась за него -
такого стоящего
твердо на почве
и с проседью -
протягивающем так
словно это подарок –
мне
- Я знаю место,
где можно сесть на облако
- Давай в воскресенье сядем…
И не захлопывая створку наглухо
просто рука к занавеске тянется и -
неизменная скважинка
в луч
и четыре дня
с половиною
- Значит, вечером,
в семь,
у десятого
2.2.
Зажглось рукой ее
на
заваленном холодильнике
просто –
в объеме другого
на циферблате
будильника ставленого -
вслух подумано:
«… кто-то сказал…»
и -
«вот стена и поставлена…»
2.3.
… Ты.
Ты за горизонталями дня и листа,
что впрочем, не так уж и важно и страшно –
так, просто,
получаешь удовольствие от
проставления знаков препинания
и
слов,
что тоже,
не так уж и нужно
поскольку… -
- Ты?
да, ты.
ты обрываешь
спуск
и стук,
швыряешь в меня
слова и жесты,
но помнишь,
тогда,
на огромном
родительском мире,
ты, впервые
попросил
прощение:
несколько раз и подряд – за
мальчишеский
страх
и плач… -
А я за не имением
иного способа
выплакать –
гору
Хрипела
- Прости и Прости
Так много и так часто,
что мои собственные уши
устали
слушать
мой собственный голос,
и камень за камнем
полетели
в бездонный колодец,
почему-то заполняющим дном нас… -
- Так у нас появилось дно. –
Куда помимо всего прочего
оседали различные клочья
бессмысленных «не»,
желаний «скорее»
и обоюдной невозможности
разрешить это хоть как-нибудь… -
- На нетвердых ногах
мы взобрались на гору,
сели, осталось немного –
на деле – отсрочка,
раздавшая нам по друг другу
и последний срок в
неделю…. –
- Не знаю как ты,
а я терзаюсь гулкой тоской
опасным комком раздражения
и глушу себя валерьянкой
потому что ракет – все еще нет.