Виктор Качалин
ПИСЬМО САМАРЯНКЕ
ПИСЬМО САМАРЯНКЕ
Не зажили твои царапины и укусы
ни под солнцем Аравы,
ни под финским стеклянным небом.
Деревянные чётки века -
а лазурные бусы
между ними, блистая, проскальзывают,
будто и не было
ни колодца воды живой
с утонувшим давно почерпальцем,
ни шести мужей,
ни обещанного венчанья.
Путник спит, приобнявши камень -
кольцо до кости пронзает палец.
Сквозь жужжание слышится величанье.
12.5.12 Москва
ШЕПОТ ВЕТРА
Ветер в скалах Арада
за малым не гонится,
но всё гонит перед собой -
звёзды ведут хоровод,
поражённые его танцем.
Он беспечен, как дикий верблюд,
велеречив, как огонь,
молчалив, как невеста,
закутанная в утренний свет.
Его шёпотом-пеньем-напитком
делится днём луна
с закипающим солнцем.
14.5.12
КОЛЬЦЕВОЕ ЗАТМЕНЬЕ
Из Беловодья - синий цвет и белый тигр
из богословья - русский стих без неги
из Зедазени - низкая алтарная преграда
и кипарис, прохлада
глубокого истока.
Есть чем умыться -
некуда укрыться и подумать
о белых росах, об офитской розе.
Дитя-младенец, старцем Иоанном прижав к губам двуперстье Близнецов,
другой рукой сбивает время белой ночью.
Слеп от рожденья -
вдруг прозрел
и озорует на маслобойне,
зря кольцевое затменье Солнца.
21.5.12
ПОБЕГ
Бежим из субботы в воскресенье,
Крепко держась за запястья воздуха,
Морю отдадим нашу брачную одежду,
Забрызганную лепестками маков
Кто незримый схватит землю за волосы,
Тот заряжен нашим несусветным покоем -
Умирая, он нас на себе переносит
Из чистой субботы в огонь воскресенья.
Перешагивающий через бездны
Беден и свеж, как дуновение утра.
Влеки меня, обними меня крепко
За миг до того, как нас обезумит
Пояс его, белоснежные горы.
26.5.12
ДВЕРЬ В НЕБЕСА
Старик, похожий на верблюда,
стучится в дверь зороастрийца
и клянчит, и поет: «Где был мой разум?
Я ли за него не отдал Иова в бурю, тихий мой шатер,
накинутый на плечи
акации в пустыне; я ль тебе не дал камней
зеленых Тимны, лазурит из Забайкалья,
обсидиан армянский, золото Газзака?
Янтарь – нежнее сердца моей невесты:
возьми ее назад!»
Но дверь молчит, по стенам бегают гекконы,
зороастриец молча лег лицом в огонь и стал датаром.
А в небе юноша-журавль поет и плачет: «Где моя вера?
От моей невесты остался пепел,
И обожженный кусочек туфа –
Ее святое сердце».
28.5.12
ЛЕТАЮТ ОБЛИКИ
«У астрономов рано утром –
пролет Венеры через плешку Солнца,
у Будды – паранирвана,
у Чжуанцзы – стрельба из лука в никуда,
за полнолуньем
у Махавиры – брод из воздуха и света,
а у двенадцати апостолов – хор
огневых языков
и жребий,
куда кому идти до края ойкумены,
у королевы – бриллиантовая свадьба с Альбионом» -
так в Духов день
поет комар золотоглазой эфемерке.
Летают облики –
и ни один не схватишь.
14.6.12
ГРАНАТ
В последние, последние, в самые последние времена
рассыпаются ягоды, листья, по камешку разваливается тюрьма
загорается утром храм – не для плясок, а для огня,
снизошедшего с неба впервые в последние времена
две тысячи лет назад - когда еще было в полдень светло как днем
и не светила заманчиво круглогодично в каждом оконце луна
Перепутываются, рвутся постромки и имена,
мода виляет походкой, размазывается хурма,
мирики катятся, и никто больше не смотрит в чужие сны, в другие миры -
вот что сделали зеркала без глаз, сторонники бесконечной игры
в солнечном ветре цел нерастрачен не снят
Бог, воплотивший время в нежнейший, крепкий гранат
23.10.12
ОЛИВКОВЫЙ САД
1
Влажные, отполированные шагами плиты, лампады, огонь,
манящий и пророчащий надвое, и в сенях –
камень помазания. Гроб погрузился в первозданную воду,
тело обожено и процвело за пределами
живых картин. О нем вспоминает оливковый сад,
будто несет его ночью – в каждом дереве, изнутри стволов.
2
К оливам попасть на ужин, не в Гефсиманию,
А в пасть ко львам – старые оливы, будто пророчицы с юными сотнями рук,
А есть со стволами, похожими на маски сатиров,
Всё это в пустыни, где растут на горах сосна и миндаль,
Инжир и колючий дуб, впивающийся в пальцы,
Где страстоцвет цветет в ноябре – не поделили
Юную деву отец и сын, и кровь их стала прохладней неба,
А плоть – плодом ветвистых желаний.
У францисканцев в горах Иудеи всё это мило,
Чувства должны затихнуть, как воды в скалах,
И монахиня-индианка за нами подглядывала с колокольни,
Затем, взяв с собой подругу – двинулась прямо к нам,
Не понимая, впрочем, ни одного из языков, на которых мы говорили,
Кроме языка любви.
ПИСЬМО МАНГУСТЕ
«Чем распоряжаться временем, пространством, дыханием
и прочими формами счастья и восприятья,
не лучше ли возвратиться в объятья Эроса?
Они крепче, чем любой порядок,
быстрее, чем любой подарок,
мчат нас к свободе беззлобного безлюбия» -
пела птица на косном дереве, глядящая назад,
вечно назад, поющая в будущее.
«Чем петь, лучше готовиться к смерти,
такой одинокой, прекрасной смерти,
когда один-наедине с собой
ты сбросишь кожу вместе с глазами
и перестанешь иметь себя юной,
хвост свой кусать перестанешь в начале,
мягким и нежным покажется камень,
где отпечатки твоих несуществующих ног
станут потомками первых потоков», -
пела змея, подбираясь к птице.
«Чем извиваться и вверх глупо ползти,
лучше искать разноцветный песок,
злиться на камень, дробить его целый
неисчерпаемый день – чтобы ночью снова
любить его целым, а наутро,
увидев, что рухнула сада ограда,
выйти вдвоем и сложить храм из мозаик,
из глыб пространства, из света времен» -
пел человек в закипающем сне.
«Нет промедленья. Дух проникает,
где хочет веяньем – быть,
а не уснуть и воскреснуть, как ты» -
так пело дерево, раскинувшись на четыре
стороны света, без ствола, без корней и кроны.
21.6.12 Москва
ПРОЧЬ ИЗ ПУСТЫНЬ
Прочь из пустынь, где молчит Иов,
Где над луной ворожит хамсин,
В полдень - акаций ночная кровь,
Скалы – как сверженный Элевсин.
Бежим в Галилею – в приют ветров,
Где каждый волен и терпелив.
Ангелу синь покажи и ров,
Каменоломни и сбор олив.
16.7.12
+++
Взаимообмен немыслим – сокол убьет салангану,
в зрачке отразятся гроздья фиников прошлой зимы,
тонкорукие эритрейцы - не подпоют цыганам,
обречены на пользу раскрашенные слоны.
Праздник продлится недолго – ему и мгновенья много,
затем с немым опозданьем снова придет рассвет,
возвещая о возвращенье неукротимого Бога,
топчущего в точиле народы, которых нет.
Иконы, словно дельфины, выбрасываются на берег,
а мысли, как стаи леммингов, свергаются в океан –
так было, и так и будет, пока из звенящих серег
худой земли-суламиты не выплывет караван
с подарками Соломону. Тогда закончатся игры,
и сердце царя повиснет на золотом волоске,
запекшиеся губы, словно амурские тигры,
прянут к воде холодной – и сдуют дом на песке.
+++
когда поспевает гранат и успевает день
наполниться дважды колючим и светлым мраком
когда неотброшенный камень поет в слепой борозде
и крестоносцы, презрев поговорку, вступают в Аккру -
блажен, кто был до того, как восстал и возник
мистику хитит схоластик бьющий в тамтам рассвета
моей Галилее не до суровых латинских книг
когда ее грудь наливается жгучим ветром
август 2012