Алексей Порвин
стихотворения из "Поэмы определения"
ПЕРКУССИЯ
Не время, втяни теплеющий
прибрежный ветер любых маршрутов:
ртом втяни – и вызнай вкус.
Простукивал доктор пальцами
грудную клетку, искал пусто́ты,
их к здоровью приравняв.
А прежде, к волна́м спустившийся,
ты видел те же картины внятных
и старательных забот.
Где берег дышал возможными
путями жизни: втянись в любые
(как при вдохе – воздух дня).
Качался камыш, постукивал
по стенкам полых перемещений,
названных пространством зря.
Не этот ли жест продляется
заместо светлой секунды, полной
выдоха твоей земли
***
Вертикальное пропитыванье светом
натолкнулось на упавшую монету:
всё тебе предшествует, блеск.
Кто глядит в рассвет своим насквозь, кто слышит
как душа сопротивляется звенящим
образом, не значащим всех?
Световых полно проникновений, знают:
глубина равна прощенью, но не всякий
свет себя решит отражать.
Так тверда монета в маленьком сиянье,
что в своих решеньях люди усомнятся,
если даже в слове темно
как в кусочке почвы, что прикрыт монетным
серебром гербовым: о, впитать бы малость,
льющуюся сверху/наверх.
***
Сужденье разве верное состоит
из ржавых обломков брони,
из ветхих камешков городища?
Придерживаться шелеста лепестков
труднее, чем завтра: идут
по лугу – громкие разговоры.
Низинами звучащими – на тебя
всё смотрит; скажи: неверны
воззренья, полные пред-заката.
Такое было осенью, но другой,
в словах, колыхавшихся вдаль:
они не видели увяданья.
Разубеждать в цветении довелось:
спросонья почудилось вам…
Но точка зрения полевая
до горизонтов облачных разрослась:
и люди в неё включены
как части сверенных убеждений.
***
Два, конечно, измеренья
верба имеет: красоту и просвет;
геометрия растений – чувству
разъяснит понятье плоскость,
даже когда спортивный полдень всего –
победителя померил высью.
Кто привяжет многомерность
к тёплым просторам, словно лодку к столбу
загрустившего причала, скажет
– Метишь в тот сегмент людского
сердца, где радостные даты звучны
вперемешку с фразами про завтра:
сырость, нынче не допрыгнешь.
Сможет кузнечик, смогут брызги реки
напружиниться, взлетая в слово.
А твоя привыкла мышца
к плоскости вербной, не к пустой высоте,
да и скучно с мглою состязаться.
***
Горсть песка успела в себя
впечатать рельефы ладонные,
линию любви в себе проложить
прежде чем смешаться с толпой
песчинок, помедливших в береге?
Участь почвы изменилась легко –
линия любви пролегла,
затронув глубинные образы:
норы, темноту, грунтовый душок.
Можно у воды постоять,
ладонь поразглядывать в отсветах,
линию любви к глазам приложить.
Вспомнить: зрение копнули лучом
о́блака – и много нашли
законов твоих ископаемых
оптик (нынче участь почвы легка)
– много откопали, но всё
не то, чем пейзажи досказаны.
***
Из мест полуденных приходящий,
где ягода – бесперебойная звезда,
населенная похожестью на слезу
и ртовой памятью о кислинках –
всмотрись в планету здешнюю: в словах висит
как цветок, грозящий завязью набряка́ть,
плодом негаданным оказаться,
а что угрозы тем, кто земляничный взмах?
Стебельки и листья вовремя отойдут
от здешней пустоши, от сравнений
с крылом, поднявшим предночной простор: теперь
и не нужно карты звёздные вспоминать.
Шаги возлюбленной так ритмичны,
что пуговицы платья гаснут невпопад –
но не с птицами и звёздами; а себя
подобным выскажешь утешеньем:
в твоем кармане земляника и слова,
населенные похожестью на слезу.
***
Хвалы достоин, кто смог не думать:
допустим, чистотой нетрудной
предстанет осенний луч –
Вот пыль, вот мусор движений малых –
от дома идти к ларьку:
их сколько – в радости, в печали?
Вода покрылась минутой, хрустко
горящей на солнце – вдаль;
глаза бесслёзно смотрят в небо.
В прибрежных днях накопилось грязи
так много, что потребно пламя:
с пейзажем другим – роднись.
Во льду озёрном светло, как в топке:
подбросить свой взгляд сухой
туда, чтоб в душу полыхнуло?
Из чувства нужно немного выжечь:
достаточно словесной вспышки;
а льдистое время – дням.