Сергей Славнов
Времена года
* * *
а она говорит но мне уже 25 почти
а тебе? ну и мне там тоже чуть-чуть всего
давай говорю скажи ей уже сочти
сколько там между вами лет и еще всего
и еще как бы целой жизни прокапавшей ни за что
в решето в ничто в не знаю куда-то там
уж такая пропасть что не зашто-
пать ни поцелуем ни танцем ни шманцем ни та-та-там
только и остается вперяться в стрелки (нет не придет)
о пропасти мои ямы огни в душе
с позавчера до завтра вся жизнь пройдет
два дня не видались вечность вот и уже
2016
Пересадка в Париже
-1-
Так проснешься утром - одетым в кресле,
меж Москвой и Берном, сев в Шарль-де-Голле.
Пять часов еще в ожиданье рейса...
Это - как кому; а у нас другое.
Поскребешь в кармане два евроцента;
время есть, да вот - ни поесть, ни выпить.
Но только час отсюда до центра,
и час обратно. А там - как выйдет.
-2-
Вот и вышло выйти к тому же месту.
Вот и стоивший мессы город, в котором
ты однажды жил тоже (привет Эрнесту!).
Здравствуй, город! Париж заревет мотором
и, не глядя, гонит, гудя сквозь время.
Вот и жизнь промчалась, как не бывала.
И муза в мотоциклетном шлеме,
мелькнув, исчезает внизу бульвара.
-3-
Здесь ты жил когда-то. Кружил впустую
по сплетеньям улиц, терявшись разом -
и размажешь шальную слезу по скуле,
пожирая площадь влюбленным глазом.
Здесь с любого места маршруты путал -
то провал проулка узором кровель,
то готический шпиль, то старинный купол,
через строй кафе выбегав на угол,
то дудевший джаз, то чудесный профиль.
Что теперь? куда бы дойти поближе?
Всё собьешься с курса, хоть с картой сверив -
нет прямых углов у тебя в Париже,
но без счета баров, соборов, скверов.
Что всегда звенят и бегут навстречу.
И, закружен, брошен в их вечный гомон,
как не учишь местных галльских наречий,
никогда уже не поймешь, о чем он.
-4-
Столько лет прожито - а нет остатка;
но черкнем строку, в уголке запишем:
жизнь сама - чудесная пересадка;
лучше, если выйдет рядом с Буль-Мишем.
Что успеешь дальше? мечтать не стоит -
два часа до отлета; времени нету.
Выберешь на тротуаре столик,
выпьешь кофе, выкуришь сигарету
и признаешь: есть, по большому счету,
города красивей. Но только в этом
есть, как в жизни тоже, от счастья что-то -
пролетавшего прочь, оседлавши мото,
уносясь навек за зеленым светом.
2016
Майская зарисовка
Вдруг опять жара. И тогда из райских
кущ, сквозь душную скуку майских,
выбегают евы в коротких майках
(уж адаму штырит штаны штыком).
На бульварах - банки, бычки и пробки;
дальше - юбки, губки, коленки, попки;
а Москва скулит, продираясь в пробке
в свой эдем за баней и шашлыком.
И, пыхтя, до ночи ползет на дачи,
закупив бухла, получив на сдачу
с ледяных ночей и судьбы собачей,
за неладный крой и холодный край -
под конец весны призовое время
поливать цветы и засыпать семя
(то есть, просто трахнуться всем со всеми),
вдоль оград у грядок играя в рай.
По ступенькам сходит господь Ярила,
обивая ражим хуём перила.
Пробудясь, в подкорке ревет горилла,
очумело чуя со всех сторон
шабаш юных муз, - хоть пляши, хоть падай! -
у которых бедра звенят ламбадой.
Но извечный дачник в трусах с лопатой
возвращает нас в страну похорон.
Ежегодный рай в родовом бунгало:
заседать кагалом вокруг мангала,
рвать хлопушки и заливать моргала,
повторяя вновь "хорошо сидим".
Что тут можно делать? Наверно, клево
попалить на праздник шоссе Рублево -
или враз нажраться в кустах до блева,
протестуя против полярных зим.
Вот такой наш рай - в том краю, в котором
век за веком время идет с повтором.
Где всегда найдешь над пустым простором:
по середке верно стоит тюрьма.
И всегда за этим глухим забором,
где чекист на вышке стучит затвором,
кто-то смотрит в клетки ослепшим взором,
об осколке мая сходя с ума.
2013
С натуры
Опускающееся солнце сигналит издали сквозь дырки в заборе.
С крон сползает неслышное зарево. Дачный день
кончается как долгий выдох.
На земле
рябина, подрубленная грозою -
с утра пришлось распилить. В куче торчат
живые гибкие ветки с горькими ягодами -
грозди играют в лучах заката;
ждут костра.
2016
* * *
а та того любила столько лет
а тот в итоге в общем спит одна
и вот еще один а вот могли же
а годиков всем до фига давно
а Б. сбежал а В. сиди с дитем
а Г. все с Д. хотя давно б убил
а Р. на те же грабли в третий брак
а К. все ждет там на коне кого-то
а часики у ней-то тикают
а кто еще остался на трубе?
а это тут у вас вообще про что?
а это азбука у нас такая
от А до ЁКЛМН
а мы тут вообще-то для любви
а вы? а как у вас?
а мы вот так вот тонко сшиты криво
и сорок лет валяем дурака
и все вот вкривь и в кровь и сквозь жизнь тащим
мильон корявых недолюбышей
или вот взять хотя б меня с тобой
Необязательная речь внутри
под броуновский гам на тротуарах,
пока стоишь и куришь у метро -
после работы некуда спешить.
Прошелся б, да погода не сложилась.
И жизнь, конечно, тоже.
Что сказать
в итоге? То, что выдранные части,
как видишь, зарастают - как пустырь
травой: людьми, зонтами, небом...
Какой-то, безусловно, тоже жизнью -
лишь не про нас; но травы все похожи.
Беспамятным дождем умыт асфальт,
другая жизнь бубнит на перекрестке,
взойдя на всех углах, как тот ковыль,
шуршащий сквозь меня с тобой и вместо
а Б.? а В.? а та? а тот? а эта?
а я? а ты? а мы с тобой? а все?
2016
* * *
скоро вообще навеки по односпальным
и бессловесным а память фонит не в тему
мимими сердце вот мы и стали спамом
сам себе споки-чмоки и глазки в стену
видишь: в конце ни слова куда ни гугли
все части речи строем в бессрочный отпуск
от всего человека — только сплошные губы
на пустоте оставляя бессонный оттиск
засыпай уже — замотавшись в тоску как в спальник
подступает немое кино где стирают лица
после нас в пустоте порхает чеширский :-)
и не находит места где приземлиться
2017
Памяти телефонной будки
я запускаю в проволочный космос
мой стертый грош, увенчанный гербом
а ты уж и не знаешь, как это:
какой там грош куда летел зачем
а к трубке все равно не подходила
на улице была всегда зима
мороз и ночь и в гости не к кому
а двушки не осталось позвонить
у фонаря под снегом целовались
да обжимались по параднякам
смешные времена...
Вот например,
однажды мы с любимой разминулись
в общаге Консы перед Новым Годом
и потерялись аж до января.
Чтоб в январе уж разойтись с концами.
А был бы вот мобильный, и глядишь...
Ха-ха, конечно. Все бы спас мобильный.
Пора бы уж страницу пролистнуть,
да строчка прицепилась. Вот лопочут
умильно Бродского курсистки наши
(из раннего, конечно - попопсовей),
а ведь без примечаний не поймут
простейшую деталь.
Как далеко
умчалась память вслед за тем грошом!
уже в глазах чернеет от сугробов
у телефонной будки, и в мозгу
ползут как сноски в скучном фолианте
гудки, гудки...
Но вам едва ль
все это интересно.
Уж едва ль вам
случалось теребить щербатый диск
на старом пустыре. И то: довольно
есть геморроев и других у нас,
как Лермонтов однажды подытожил.
Эпоха оборвала провода.
Какой щербатый диск? какая будка?
Уже мы сразу шпарим в пустоту
проклятья и признанья без ответа.
Какой мороз сегодня на дворе!
Иду домой один и щеки сводит.
Набрать что ли тебе, пока не спишь?
да помню, помню: инцидент исперчен.
Уже мы выползли из пустырей
и доросли до подлинной пустыни
уже над нами настоящий космос
глядит на снег своей раскрытой пастью
и пустоту колышет сквозь мороз
как будто еле слышный слабый дребезг -
собравший в тех немыслимых просторах
все наши провалившиеся двушки
они звенят звенят звенят звенят
2016
Новый эпос (Оммаж А. Родионову)
Вообще-то никуда не собирался. Так просто вышло.
Переводил очередную статью, в перерывах размышлял о своем.
А у Иры Филиной образовался лишний
билетик в Консерваторию. Ну мы, конечно, пошли вдвоем.
Наши места были в самом верхнем ярусе. Мы опоздали
к началу. Концерт повели, мы даже не успели сесть.
Что же играют? Ну Моцарта-то мы опознали
(это был Бетховен, вторая симфония, Op. 36).
На такой галерке я в Консе сидел до этого
лет, наверное, двадцать назад. В счастливые времена
мы сюда забегали запросто без билетов
с одной рыжей бестией — не знаю теперь с кем она.
Как говорила Лаура: из радостей мира
лишь любовь круче музыки. Или что-то вроде того.
Ну и в кого ты теперь влюбился? - спросила Ира,
пока мы шли потом по перекрытой Тверской к метро.
(Там была репетиция очередного парада,
от которой нам всем никуда не проехать и трудно пройти.)
Я проводил Ирку до Охотного Ряда
а сам двинул к Арбатской, завернув по пути
в Жан-Жак на Никитском. В нем было тесно,
и ценник такой, что хоть вообще не гляди.
Ну о чем ты грустишь? - спросил меня бармен. - Ведь жизнь чудесна!
А я не грустил, просто Бетховен гудел в груди.
Поторчал у стойки, выпил четыре стопки
с какой-то смешной девчонкой чокался и болтал –
пока ее парень в машине мучился из-за парада в пробке,
она заскочила сюда пропустить просеки один бокал.
Ну ничего себе, - я подумал, - так вот, что такое
действительно жизнь чудесна! Но зависть — не моя страсть.
А весь бар гомонил, что Москву перекрыли, суки, доколе!
никуда не доехать, и может даже домой не попасть.
Это был месяц май, и по кровлям бил ливень. Вровень
с бордюром ложились лужи, в которых не сыщешь дно.
А в душе у меня был только сплошной Бетховен -
и если что-то еще, то не расскажу все равно.
Вот такая картинка жизни. И то — не скроем,
что подкрашена очень сильно. Зачем на такое изводить перо?
Со своего парада на Новый Арбат выезжали танки дурацким строем.
Я докурил сигарету и пошел, чтоб успеть в метро.
2017
* * *
Избитая матрица:
знакомишься — влюбляешься — волочишься — любишься,
приходит время — разрыв,
и мы больше не разговариваем.
Начинаем сокращать:
вычеркиваем "влюбляешься",
или:
вычеркиваем "любишься",
приходит время —
и вычеркиваем все лишнее.
Просто:
мы больше не разговариваем,
мы больше не разговариваем.
2017
Письма без слов
-1-
Двор вымирает в окне, превращаясь в космос,
смутно мерцая белым. И ночь в снегу –
как бесконечный бланк чтоб поставить подпись:
"все признаю – и знаю – и не сбегу".
Сердце срослось с пустыней. С морозным блеском.
Сколько мело! сколько ныло в тоске немой –
на сто томов сугробов с бессонным текстом,
что накропали в паре печаль с зимой.
-2-
Не для тебя весна, сочинитель бедный.
Только уснешь к рассвету, как снег, седой –
март шарит по двору как острожник беглый,
заливая шальные зенки грязной водой.
И будто книжные мыши из тайных норок,
дружной гурьбой на стеллажи шурша,
текут по снежным страницам сгрызать до корок
что там на них писала в тоске душа.
-3-
И вот – томление улиц. Лужи на версты.
Голых коленок прелестная глазу прыть.
Пресные дни! так и берись за весла –
как бы Мазай новейший, куда ж нам плыть?
Пока по дворам, сползая с невзрачной почвы,
разом взахлеб врываясь в ручьевый бег,
твой позапрошлый снег отбывает почтой –
в сторону устья, в сторону вспухших рек.
-4-
Потому что утрачен адрес, и шифр неведом,
и вдобавок истерлись буквы и бланк письма,
то остается течь под широким небом –
навсегда теперь. Разливаясь, когда весна.
Остается речь: там реки читают ветру,
книгу жизни – что нам судьба по воде скребла:
и про ночь без сна, и как снег тяжелел на ветке,
и как таял после – и вообще бла-бла.
2018
* * *
Вот уже ноябрь под ногой хрустит ледяною кашицей.
Распрощавшись с милой, о чем грустить? Наше время, кажется,
вышло в целом. Нынче гуляет здесь уж другая поросль.
Мы уже погнали в страну чудес, куда только порознь.
Даже в клетках слышно, стучат часы, сеют тленье спорами.
И в обнимку даже, стянув трусы, мы несемся в стороны.
Знать, ни на троих, как дурна вина, ни с любезной девицей -
хоть на всех она пустота одна, а ни с кем не делится.
И фонарь слепит двор, в дырявый снег весь укутанный -
как разъезд в степи за плацкартным окном затюканным
в транссибирской той нóчи - что там, стоянка? фигушки!
И такой покой, что понятно: летишь по финишной.
2018