Родион Вереск
Словарный запас зимы
Соль
Соль в Петербурге
Такая крупная,
Что не собрать в щепотку,
Не растворить
В супе, которого -
Полная до краёв тарелка.
“Надо суп варить”, - говорит мама, -
И сыплет соль, соль
Осенью поздней. Утро в микрорайоне.
На улице ноль.
Трамвай через мост
С одного берега на другой.
А у тебя на столе -
Солонка и поварёшка.
А у тебя соли - полные закрома:
Выгребаешь её
Из тарелки,
Из складок одежды,
Из карманов.
Замечтаешься - и снова
Привычный хруст на зубах,
Порежешься - рану присыплешь солью.
А как разожмёшь зубы,
Как вытрешь раскрасневшиеся глаза -
Выйдешь из лифта щербатого,
Из предбанника
С лампочкой над железной дверью,
Спустишься по сырым ступеням
И увидишь соль - много соли
На серебристой земле.
* * *
И такая зима, что не выдохнуть
И не выискать
Стародавней лыжни,
Тропы, огибавшей дома...
Ветреный берег поля,
Путаный след прерывистый,
Солнце из-за холма.
Жаркий мороз.
Полжизни - не расстояние
До такого же
Цепенеющего декабря.
Увидеть штрихи, приметы,
Узнать очертания,
Варежку потерять.
Возвращайся, сделав круг...
Гори-гори ясно...
Зажмуришься -
И в глазах оранжевые круги.
Солнечная зима,
Вспыхивая, раздвигает пространство,
Сжимает виски.
* * *
Избегая крутых поворотов, движений резких,
Трамвай отправится на Тихорецкий.
А за стёклами - куда ни глянешь - зима, зима.
Бело-зеленые арабески -
Ветки сосновой взмах.
Спускаясь с серого верха, достигнув среднего тона,
Правобережная музыка
Проплывёт мимо поднятого капюшона,
Перебрав все ноты - от сиплого си до железного до -
Рассеется в робком покачивании вагона,
В искрении проводов.
И, шуршанию бесконечного снега внимая,
Я выйду из полупустого трамвая
На этот лесистый берег,
Который держат столбы и мхи.
На расстоянии вытянутой руки
Нащупаю снегопад. По краю
Света гаснущего иду осторожно, будто
Этот ветреный край из вида боюсь потерять,
Будто забыл о чем-то сказать кому-то,
Кому-то сказать.
* * *
А там, где молчат дома, окнами в снег светя,
Там тротуар утоптан. В безветренные вечера
Не шелохнётся сырой простыни треугольный стяг,
Синеватый в свете дворового фонаря.
Кто-то бросит в сторону: беги-тикай,
Пока не накрыло, не накатило хуё-моё.
Ходить по зимней земле -
Всё равно что вслушиваться в собачий лай,
Всё равно что белить-сушить на морозе бельё.
Выйти в одной рубашке под жёлтый свет этажей,
(скамейка и дерево ещё простоят века)
Ковырнуть снег около гаражей
И целую улицу унести на руках.
* * *
Бывает, ты приземляешься ночью в заснеженном поле.
Оставляя бесформенные следы,
Идешь на синий свет фонаря и желтые пятна окон,
Находишь дом у замёрзшей воды.
На окнах - иней, словно разводы соли,
Конфетти на снегу глубоком.
Не бойся дышать! Сними перчатки, откинь капюшон!
Белым-бело - не то соль рассыпали, не то порошок…
Подставишь лицо воздуху, что затекает под дых,
Дому у замёрзшей воды,
Посмотришь вокруг неизраненными глазами,
Как будто упал с Луны.
Пройдешь на ощупь вдоль выстуженной стены,
На которой - трещин мозаика.
И потом, когда рассветет однажды,
Погаснет фонарь,
Усилится ветер,
Снег заметёт шоссе,
Когда вымрет посёлок,
Рухнут стволы, ломая кусты…
Солнце все так же
Растечется между сухими сучьями.
Какие же вы дремучие,
Какие же вы живучие,
Пни у замёрзшей воды!
Город М
Синеглазка с чёрной косичкой не боится стареть,
Синеглазка садится на магаданский рейс,
Пристёгивает ремень,
И, смугла, но еще не седа,
Улыбается где-то внутри себя
Заполняющей синеве,
Волоокой зиме.
Мир белобров и нем,
Разгоревшийся до-мажор не стереть с холста.
На выгнувшемся изгибе, в самом верху листа, -
Солнечный город М.
В городе М прошлогодний сугроб, как кусок творога,
В городе М тают снега,
Ручьи по улицам - во все стороны света.
Закрываясь от ветра,
Расплетая косичку, Синеглазка идет через лужи.
Воздух звенит - от начала и до конца, -
Громоздятся лоджии цветастым бельём наружу...
Солнечный город - журчащая Кин-дза-дза...
И улыбка не сходит с лица.
* * *
И это все там же и все о том:
Подпалины на березе,
Зажигалка в прошлогодней траве, крутой
Спуск к оттаивающему озеру.
Тротуар под ручьём темно-серый, как нефть,
Улицы наводнённой кривая...
Растает все: лёд у стены, стена, ладонь в окне.
Пенопласт падает в воду и оживает.
* * *
Словарный запас зимы:
Чашка, лампочка, выключатель, штора...
В звуках глохнущего мотора,
В заоконных тенях прямых -
Крепнет, вздымается снизу вверх
Свет безлюдного утра молочный, слабый.
Снег да снег. Незнакомое слово “папа”,
Незнакомый почти человек,
Чёрно-белый и хрупкий. Такой,
Как на том впопыхах увиденном снимке:
Во взлохмаченной шапке своей невидимке,
И ещё без очков.
Улыбнулся - и был таков.
Снег да снег. И долго ещё не растает.
Над плечами - зима. И мне не хватает
Зреющих детских слов.
* * *
Такое место в календаре: запотевшие окна, снега, високосный год.
Пальцы к губам поднеся, смотрит на белый свет молчаливый гость.
Небо в себе переварит сучья лип, кирпичной стены силуэт.
Протирая стекло, гость задумчиво смотрит на свет.
Упрямому отражению между внутри и снаружи скажи:
Кто придумал эти снега, эти шторами занавешенные этажи?
Эти липы, что чернеют вдоль тротуара, словно строй часовых,
Голубей, прижимающихся друг к другу, чтобы остаться в живых?
О мой гость долгожданный! Присядем на подоконник - плечо к плечу -
Пока за холодным окном хозяйничает Карачун,
Подышим, согреем проступающие из стены кирпичи,
Разотрём, оживим, как в белых халатах врачи...
Сколько зим промелькнуло в серебристой седой золе!
Сколько в паркет ушло ультрамариновых високосных лет!
Глянешь сквозь стекла - в голых сучьях не свить гнезда -
И улица послеобеденная чиста, пуста.
Такое место в календаре: предсумеречная тишина.
И ближняя липа по-прежнему - сильна, стройна.
* * *
Поезд на Уэлен
Плавно качнёт вдруг.
Вот на снегу след,
Много следов вокруг.
Белый земной шар.
Солнце. В глазах резь.
Тот голубой шарф,
Тот голубой берет.
Жмурясь на свет, ты
Помнишь её кивок.
Полдень. Котельной дым,
Тропка наискосок
Мимо сорочьих гнёзд,
Мимо оконных рам...
Куртку вдруг распахнёшь -
Тень от руки, жара…
Крутится белый шар,
Руку не удержать
В звенящей снежной дали
На синем краю Земли.
Солнечный Уэлен.
Поезд, лети-звени!
Сверкнёт ледяная нить
На лобовом стекле.
В гулкой зиме сиять
Где и в каких краях?
Юркий отводит взгляд
И произносит: я.