Алан Жуковский
СИМФОНИЧЕСКИЕ ПЕЙЗАЖИ
ПЕЙЗАЖ ИЗ ЦВЕТОВ
Обрызганный весной, чертополох, подобно факелу, разбрасывался искрами в канаву. Толстая ромашка — перекрашенное Солнце при затмении луною, словно шляпа, сплавленная в образе широкостью полей с миниатюрным зонтиком, сложилась ветром пополам, как веер на дуге. Цветущая крапива, будто уши древних женщин, колыхалась ветром перемен. Макеты боровского атома — цветущие шары — дробились угольными птицами. Цветок сон-травы, словно ринг в окружении зрительных рук амфитеатра, чесался о ребра ветра. Мышиный горох оплетал тополиную поросль — она зацвела фиолетовым газом. Коронные пучки приземистых кувшинок — пиалы для воздуха — наполнялись невесомым сиянием. Забытые науками цветы, словно перья на шлеме гвардейца, заснули в пролетах ночей, забытые, словно роза, придушенная тисками дверей метро...
СИДЯ НА ОРЕХОВОМ ДЕРЕВЕ
Забрызганный Солнцем весенний шиповник оплыл ярко-алым. Навес из яблоневой кроны, тяжеловесно и неуклюже, слился в колесо с мягко разбавляющей его белой капустой, с календулой, переливчатой, словно горячий металл, и огурцами. Кроны сельских ив, издалека немыслимо похожие на бледные круги древесного лишайника, подобно масляным разводам, эффектно сочетались с кукурузой. Вечерами я любил их наблюдать, сидя на высоком и раскидистом орехе, на массивной ветке, нависавшей над темнеющей тропой. Паукообразные пучки сосновой хвои разрастались в воображении гигантской колонией. Листва ореховых деревьев. Странно: как она, сочная и изумрудная, может сочетаться с сухими до мозга костей плодами? Побуревший картофель заставлял меня вспоминать угрюмый космический лес подводных актиний. Высохшие листья на ясене были подобны горчичным стручкам невиданных акаций. Засыхая, будто старая бумага, загибались листья абрикоса. Утренняя свежесть растворилась моментально в душном воздухе горячего полудня. Соки растений готовы были вскипеть. Кора деревьев трескалась, как масляная краска. Голубцовые шапки смородиновых листьев увядали под дымкой свободного света, гулявшего на дневной воле.