polutona.ru

Алексей Кияница

время замирает рывком

***

пытается зафиксировать в равновесии чайную ложку на кромке стакана

слышно астматическое дыхание старого дома

и шаги кого-то невидимого

пошли говорю на презентацию

недоверчиво смотрит на меня искоса по-птичьи

ну тогда я пошел говорю

в коридоре рассеяно подает мне руку

закрывает за мной дверь

за которой он сам себе Тесей и сам себе Минотавр


***

Хотел выйти на Литейный,

но оказался на Садовой,

потом на Суворовском.

Повсюду хаос зеркал,

в которых то мгла,

то белый ослепительный свет.

Я лечу сквозь них ничейной тенью,

попутно отвечая на эсэмэски

не имеющие никакого смысла.

У виска револьвер,

в барабане один патрон.


***

лагерно-черные

люди без лиц

состоящие из ваты

движутся как на замедленном видео

издают медвежьи звуки

валят друг друга на черный снег

в ослепительные мартовские лужи

ворочаются не в силах подняться

под равнодушными взглядами птиц


***

в жаркой узкой постели

меня несет

заснеженная ночь

протянувшаяся от Питера до Москвы

промелькнувший фонарь

всполохом вырвет из тьмы

неподвижное

будто мертвое

лицо


***

вот уличные художники
вот шапки матрешки
события дня не соединяются движением
лишь временем
которое я заполняю созерцанием
я снова приезжий здесь
в сквере подует ветер
и на меня опустится осенняя тьма

***

листаю Контакты в своем мобильном

кто все эти люди?

зачем я записывал номера их телефонов?
верстовые столбы на бездорожье


***

пустая улица

полоснет наотмашь

краснокрестной сиреной

все снова затихнет

и звонко посыплются за рекой

сухие щелчки

тем кто мечется по больницам

мобильники сообщают

что сеть недоступна


***

в гремящем гитарами
дымном тесном пространстве
вслушиваться в тишину
в неподвижность в себе
в отсутствие себя
холод пива безвкусен
как всегда забуду на столике зажигалку


***

днем холодным и тонким

как лабораторное стекло

город расцветал красным

будто степь маками

музыка дробилась эхом над улицами

дома плыли в танце казашки

по крышке коробки шоколада

от казенных щедрот

на площади генеральский рокот

и уханье парадных колон на марше

и гасли в выжженном небе искорки

сбежавших воздушных шариков

а после машины

с желтыми покатыми спинами

сметали в арыки пышными усами

разноцветный мусор

***

поезда причаливали не носом а бортом

рельсы не кончались городом

не обрывались перроном

а продолжались мимо всего

в азиатскую бесконечность

вот-вот вздрогнет пол под ногами

и будет качаться в окне

бескрайний серо-желтый закат

взлетать и падать черные параллели

но я никуда не еду

мы провожаем тетку в Москву

я возвращаюсь домой

оставляя за спиной сталинско-ампирный вокзал

и город окружает меня со всех сторон

ставший вдруг незнакомым


***

а потом

вместе с людьми

которые протискиваются

с чемоданами через турникеты

и внимательно читают

названия станций

я снова спущусь в метро

меня опять понесет по трубе перехода

мои руки свободны

скрипка канючит что-то на тему Свиридова

перегон томительно длинен

но я уже не спешу никуда

тишина

включу свет в коридоре

вот я и дома

но теперь в нем все так

будто нет меня здесь вовсе


***

в эту нескончаемую эпоху

ничего не меняющих перемен

бродим сиротами

среди циклопических

железобетонных руин

снова и снова собираем камни

снова и снова швыряем их друг в друга

поминая древние обиды

не попадаем ни одним

барахтаемся в пыли

плюемся кусаемся царапаемся

и затихаем обессилев



ВРЕМЯ


не бойся

еще не скоро

меня еще много


***

идти в сумеречном бесцветии
будто через анфиладу
отражающихся друг в друге зеркал
по пустым улицам
над опрокинутым колышущимся небом
в конце концов застрять в кабаке
в котором теплится что-то похожее на жизнь
потому что здесь в сущности незачем куда-либо идти


ЖАРА


Какая-то тетка

забивает в мой мозг

мегафоном слова

про экскурсии по рекам и каналам.

На улицах теплый снег.

К коже липнет воздух.

Солнце льется

медленной мутной рекой.

Иностранцы ходят походками ангелов

почти не касаясь земли

целясь фотоаппаратами

бесстрастно.

В объективе

сувенирный храм

и чугунные стебли

тропических растений.


***

Время замирает рывком,

будто поезд на полном ходу.

Мы умираем,

расплавив друг - друга,

слившись в одно.

И плывем в небытии

теплом и влажном.

Мы воскресаем,

возрождая мир вокруг нас –

одежду на стуле,

часы на стене.


***

не пишу
ни постов ни комментов ни твитов
молчу хотя и не знаю
исчезаю в молчание
из этой болтливой эпохи
чтобы увидеть куда она мчится


***

когда погаснет экран
и загорится свет
темнота на улице
продерет ознобом
оглушит цикадами
и звоном в тяжелой голове
над аллеями
застыл синий свет фонарей
корпуса уже спят
им рано вставать
вести свою медленную жизнь
с тихим часом и полдником


***

Все слова, бывшие во мне,

выгорели порохом до того,

как я успел тебе их сказать.

Остался только взгляд

через столик в кафе

сквозь табачный дым,

сквозь грохот музыки,

которую мы не слышим.

Электрический ток

бьет по моим пальцам,

когда я осторожно касаюсь

твоей щеки.

Петербург летом

Город скукоживается,

испаряясь и высыхая.

Становится пористым и ломким,

рассыпается в серую пыль

от малейшего прикосновения.

Но завтра он снова разбухнет,

наполнится своей водянистой,

болотной жизнью.


***

«От винта» - командует Маэстро.

Я продлеваюсь за пределы своей жизни

назад во времени.

И глотаю сквозь спазм в горле

горячую как слеза стопку.

За все и за всех.

Коллекция

Коллекция значков с корабликами.

Они плывут по зеленому морю так далеко,

что не разглядеть с берега.

Где повсюду толпы,

нескончаемые очереди и экскурсии,

съемные халупы,

соки-воды в стеклянных конусах,

белые дворцовые львы,

двухмачтовый ресторан рвется с набережной

и ревет музыкой человеческое лежбище.


***

Подо мной теплая жесть крыши.

Я погружаюсь

в высокую, летнюю голубизну.

В вечернем воздухе глохнут звуки.

Мир течет сквозь меня.


***

и корабль плывет

из местечек откуда

недавно ушли

баварские егеря

и махновские сотни

из Гродно Вильно

Минска Варшавы

в Нью-Йорк

на Дальний восток

и на Ближний

в Хелмно и Белжец


***

Мы садились в трамвай на Гаванской,

и он брел, спотыкаясь, по лужам,

грохоча и звеня,

будто огромный буфет.

Она смотрела на себя устало

из темноты, в которой

рябила дождем,

мельтишила фарами

промозглая суета.

Золотые огни дрожали в черноте,

когда трамвай проползал через Тучков.

Она носила длинное пальто

и ботинки на высокой шнуровке.

Говорят, вышла замуж, живет в Москву.


***

город вытянул по берегу

длинный щупалец

вилл и пансионатов

в петербургском море

сегодня тепло и уютно

как в вагине

твоя спина белеет во тьме

на фоне кронштадтских огней


***

выдернуть себя за волосы
из жизни медово тягучей и вязкой
в которой солнце
велосипедные прогулки
ночные купания
посиделки в саду
под звон комаров и цикад
священнодейство
над жертвенником-мангалом
и выстрелить собою
электричкой в дожди и заботы