Алла Горбунова
Пустыня
***
1
хотел своё – и получил награду
прекрасную на койке на руках.
торчком ощерились две груди
дикобразы.
но неподвижна стрелка на весах,
и неподвижна стрелка на часах,
и не поднялся столбик ртути
ни на градус.
2
циркач-канатоходец
прыгнул в купол,
в расщелинах земли вскипает жупел,
и ты ко мне, и я к тебе бегу.
но твердь не хочет мне сопротивляться,
и мякоть мне не хочет отдаваться,
и я её коснуться не могу.
и лезут морды карликов и огров
меж ног её распахнутых при родах.
не чертит ничего энцефалограф,
нас нет на снимке, что снимал фотограф,
где мы смеялись, ели бутерброды…
3
мертворождённый лыбится дебил
/ да, я Отца жестокого любил,
но больше всех – страдающую Матерь /
и падает из сонма божьих сил
танцовщик босоногий на канате.
***
Красота – цветок с чёрной каймой.
Р. Погодин
так летит сквозь белую ночь –
короткую –
к восходу.
к потрясенью лучей в облаках,
к рассеянью сумрака,
к дыму пронзённому стрелами.
обоюдоострым мечом лазера через пространство
буравит мир чаячий крик:
как времени мало,
как коротко,
ведь солнце ещё и не село, но снова восходит!
и тьма не коснулась тебя,
лишь там – где? --
ты помнишь всегда:
в нерукотворном саду,
в цветении лип, опадающих в белую воду --
внутри того сна в детском поту
во всеобщей любви творенья –
маленькие пономари в траве звонили в колокольчики
и полевые гвоздики были красны,
словно гвозди в запястьях,
ромашки все беззастенчиво лгали:
«любит-не любит-поцелует-плюнет».
у каждого цветка было собственное имя и титул,
ты кланялся им.
горы были на небе, и ты падал в озёра льна.
гуси щипали тебя за лодыжки.
и у каждого цветка было чёрное окаймленье,
ибо их подчёркивал меон.
***
уроните меня высоко-высоко,
где цветная кошка на поле овса
сторожит сбежавшее молоко,
где лепет небесный и облака,
где господство казнить и миловать,
но всегда выбираешь – миловать,
где бесстрашное тело нетронуто даже Вами,
но Вы где-то близко,
сквозь щель между душевыми,
и говорите ласково, как лиса
повстречав колобка,
потому что сейчас Вы меня уроните низко-низко
на чёрные проклятые века,
чтобы был я последним рабом между живыми
и мёртвыми, и не смел показать лица,
ниже стыда, и воли, хуже, чем изнасиловать,
я не смогу это сделать, ich schaffe das nicht
и теперь только Ты решаешь, казнить или миловать,
но всегда решаешь казнить.
плывёт голова, плывут руки и ноги в тумане,
потерял я надежду, и веру, и образ, и имя,
и лечу ниже, ниже,
но верно, что стали Вы ближе,
Вы меня вновь поднимете
Ты меня снова поднимешь
над деревьями, над домами,
в тени крыл укроешь,
ласку свою утроишь,
снова меня уронишь.
ПУСТЫНЯ
Бог – это корабль пустыни.
(Из речи шизофреника, пример Блейлера)
...видел плывущую в свете луны
по дюнам процессию духов:
махараджа и его слоны,
Гарун-аль-Рашид, премудрый халиф,
евнух с отрезанным ухом,
караваны верблюдов, пустыни пыль,
морская соль и седой песок.
голодают скимны, но плод олив –
юный халиф, а визирь – инжир,
а над ними роза – пророк.
видел ангелов дождей и ветров,
видел тигров, скорпионов, змей,
и святых, обитавших в пустыне сей,
все девять врат и восшедших к ним,
видел бычий рог и полдневный зной,
и пустынника, скрывшегося в тени,
и блудницу, одержимую сатаной,
что этой ночью возляжет с ним,
видел грешных ров и уютный кров,
как кровь, которую греет род,
тот, что не будет идти за мной,
растя огород свой, пася коров,
тот, что не будет идти на край,
днесь имеет рай, и роится рой,
видел соблазны твоих рабов,
бесноватых, вышедших из гробов,
прокажённых, покрытых смердящей корой,
чистой гурии ломкую бровь,
но не видел тебя, моя любовь,
среди ищущих быть с тобой.