Дмитрий Дедюлин
МОРДОР В ТВОЕЙ ГОЛОВЕ
МОРДОР В ТВОЕЙ ГОЛОВЕ
1
из Мордора уйти невозможно, потому что там нет кофе (куда ж я пойду –
я ещё кофе не пил)
потому что невозможно уйти из Мордора – Мордор он навсегда – он единый
могучий и бьёт молнией из тучи – Мордор он намекает – вот ведь как
с тобою бывает – а ты не веришь мне – бедный ротозей –
скорее зови сюда друзей и будем вместе умирать – будем
покачиваться в этой чёрной лодке на волнах неминуемой смерти
будем разевать рот и смотреть на солнце – на этого Жёлтого Цыплёнка
а он заклюёт тебя – он вырвет твои очи и отправит тебя путешествовать
к городам твоих предков – смерть от воды посреди воды
но куда бы не вели тебя твои следы – ты сперматозоид или яйцеклетка
пополняешь ушедших стройные ряды – прыгаешь как обезьяна
с ветки на ветку и если дотянешься до банана то дотянешься
до звезды
2
Мордор в твоей голове потому что уйти невозможно
из маминой спальни – ну а ты просыпаешься в мягкой траве
и ты слушаешь звон – дорогой погребальный
он плывёт над тобою в голубой вышине – он плывёт словно ангел
в голубиной лазури – ну а ты восседаешь над ним на коне
и пригубишь немного прадедовской дури и пойдёшь
вытираясь травой ключевой словно бледный архангел
что скатерти носит – но останься в траве и уйди за травой
вот о чём тебя демон безропотный просит и ты падаешь
с саблей в тугую траву – её рубишь и косишь
и таскаешь за косы но смотри – семь лимонниц лежащих
во рву – это то что на небо тебя к Богу уносит
ЛАБОРАТОРНЫЕ ДЕВЫ
я далеко не ангел и вряд ли хорош для всех поэтому в этом танке
разделанном под орех горю словно ангел Бога – податливая скамья –
на ней имена здесь Гога был а я ни хуя поэтому этим вечером
расставленным словно смерть я понимаю что нечего глядя
на круговерть цифр и дат в этой памяти что разольётся ручьём
поэтому вы не заняты Иванычем и Фомичём а заняты только
праздником который согреет вас а также тем милым проказником
что смотрит вам млея в анфас а также тем милым бобиком
что трётся у ваших ног – поплачьте над белым гробиком
лежащим во тьме сугробиком под коим кто-то усох какая-то
галка серая иль жертва сего воронья – мышь до чего ж она белая
за нею коты стоят – не знают они сердешные чего ей пришёл
кирдык – а мышь – это девушка здешняя – и в общем с ней были
лады пока не упала во озеро – не стала ундиной стальной
и я достаю свой маузер и свой небольшой двойной чтоб
снова успеть до зачатия воздвигнуть над гробиком крест
но прошепчи про объятия Христовых стальных невест
СУДЬБА В КЛЮВЕ ВОСТОЧНОГО ПОПУГАЯ –
ПТИЦЫ ОДИНОКОЙ И ВЕРНОЙ
нет такого писателя как Дмитрий Дедюлин – меня дубинками
прогнали с пьедестала, бросили в толпу размалёванных статистов
я остановился прикурить у какого-то огромного мужика – он плясал
комаринского и шевелил растопыренными пальцами левой руки
он остановился чтобы дать мне прикурить а потом дальше пошёл
плясать под разухабистую музыку – смесь шансона и пионерской песни
а я пошёл между шатрами ярмарки искать своё счастье – вот щас найду
одинокого шарманщика – он протянет корзинку с завёрнутыми записками
своему попугаю и я узнаю свою судьбу – судьбу одинокого Птолемея
наблюдающего за звёздами с вершины самой высокой пирамиды
а потом удобного устроившегося возле своей гробницы, отхлёбывающего
из фляги греческого вина и поющего песню об отряде спартанцев
идущем в дальний поход – в Персеиду чтобы встретиться с воинами
Дария и ударив копьями в их щиты опрокинуть их строй смешать его
пусть спасаются бегством и пусть слава лакедемонян растёт – пусть
эти греческие волки рыщут по богатому полуострову набирая добычу
а потом везут домой ткани, вино в амфорах и несколько талантов
золота и серебра чтобы не пропасть в годину бедствий и несчастий
вырулить кормовым веслом – пусть парус не сорвала буря – он поможет
отыскать дорогу домой наполнясь восточным ветром – этим другом всех
странников идущих верным курсом под сень родных оливковых рощ
чтобы лежать под деревом с веткою мирта и смотреть на голубой
на синеющий на мирный и глубокий крутой небосклон дорогой Аркадии
где же лакедемонянам отдыхать от походов
В ЧУДОВИЩНОЙ ПРОВИНЦИИ – В ГЛУБИНЕ ПЬЯНОГО
КОСМОСА НА КРАЮ ВСЕЛЕННОЙ
на машине с полицейской или спортивной окраской мы ехали в Уорвич
в Уорвиче нас ждал детский сад дети коего должны были сыграть
в детской пьесе «Фея и семь осьминогов» но они не сыграли
в этой пьесе так как мы не доехали до Уорвича – мы застряли
в пабе называвшемся «Чудеса жизни» причём Санта изображал
эти чудеса извиваясь как осьминог пока нам наливали ещё одну
пинту пива а Клаус играл на гитаре и пел песню «Моя гитара
тихо плачет…» пока фея – мисс Розалинда не станцевала канкан
на заблёванной стойке этого деревенского бара в штате Коннектикут
или Айдахо – это не важно как не важно какая погода стояла
во дворе так как все мы были веселы пьяны и потрясали дотоле
спрятанным оружием – пластиковым пистолетом-пулемётом
приготовленным для лучшего исполнителя роли осьминога
а мисс Розалинда трясла бубном припасённым для лучшей феи
на всём Восточном побережье или где там ещё где бродят коровы
и одинокий пастух щёлкает бичом или стоматолог округа едет
на своей машине на выставку-ярмарку стоматологических изделий
в городок Гринвич что на юге штата Миссисипи а может быть и
на Луне или в каком другом богоспасаемом месте нашей увенчанной
золотыми изделиями Галактике – лучшей девушки среди туманностей
нашей Вселенной
АЛЫЕ РАССВЕТЫ НАШИХ СИНИХ ПАЛЕСТИН
«водку пьют только аристократы или дегенераты» – сказала ты
и я удивился новой мысли – ты умеешь мыслить и я
пошёл пить водку – по утрам я дегенерат а вечером аристократ
я угощаю всех своих друзей – я подливаю им в бокалы
я хлопаю их по плечу и прошу их ещё раз спеть эту замечательную
песню а утром я дегенерат – я ни на кого не смотрю
я прячу свои глаза – эту тысячелетнюю усталость которая
вопит во мне и ломает каждую клетку каждую чёрточку
моего «я» но я всё равно буду просыпаться на серой кухне –
ни пьян ни трезв и смотреть в глаза рассвету ожидая от него
чуда а чудо войдёт неслышно в комнату и остановится у моего
стола но никто его не услышит и тогда оно уйдёт так же неслышно
как и пришло и некому будет остановить его – некому будет
прошептать на прощанье ему: «прости» и оно уйдёт и закат
погаснет и чёрная холодная ночь опустится на стогны города
а я буду смотреть на городские фонари и ждать чуда потому
что чудо приходит иногда чтобы неслышно уйти и оставить
нам несколько несмятых неизуродованных улыбок на рассвете
не изуродованных болью отчаянием и той пустотой которая
одна знает как найти нас и она остаётся в нас и мы плывём как
пустотелые облака на рассвете чтобы вернуться в страну
наших грёз и увидеть – да плюшевый медвежонок так же
спит на подушке так же горит лампа в одинокой детской
и так же мать укладывает детей спать торопя их и говоря
им что если они не лягут сейчас они не увидят эти сладкие
сны о золотом рассвете обрушившемся всей своей пустотой
в наше безумное детство
* * *
привет тебе от всех бакланов, моя прекрасная звезда, не строй пожалуйста ты
планов – ты не увидишь никогда ни дно погасшего колодца, ни берег моря –
чем он жив – он собирается бороться – смотри волну несёт прилив
и на перроне многих станций скитается и ждёт его в тени лимонов и акаций
одно простое волшебство – оно как маятник даётся – оно как меч и нож разит
и словно тень оно смеётся и над планетою летит оно вздыхает словно
Ленин – великолепия стада – пасутся мирные тюлени и в небесах горит
звезда которая как камень льётся – её впускаешь не простив и словно
в песенке поётся – её изысканный мотив вдруг прикоснётся в этой тени –
звезда впускает Ильича и опускаясь на колени во тьме животные рычат
звезда спускается расстаться – вот так бывает навсегда когда Америка чьё
братство все признавали господа возносится подобно вою – о чем рыдаешь
ты – скажи? и тает парусник над морем и бьются на море моржи
под золотой луной все зори теряют нужные слова – зелёный берег
с морем спорит – находит на море привал сгорая гордое сиротство –
на небе ровная бразда но то что памятью даётся и то что с неба
снова льётся и тает – редкая звезда
О БЕЗОБРАЗНОМ МИРЕ ПОПУГАЕВ
когда я учился в нашем безобразном университете я изучал психологию
попугаев – попугаи это одинокие птицы которые сидят в клетках
и позволяют делать с собой всё что угодно – они повторяют всё
что они слышат – это ли не путь в Валгаллу для храброго попугая
наследника своих десятин и отпрыска отеческого рода – храброго
Портняжки среди пернатых – попугаи закрывают глаза и видят себя на ветке
или на лиане – как они покачиваются и поют песни которые придумали
не они – а они повторяют их, они смакуют каждое слово и в глубине
их сознания загорается белый колокол который бьёт их – шатун языка
раскачивается прямо в их мире – в том мире который находится за черепной
костью, за перьями, за глазом, за крепким клювом, за яблоком глаза его,
за райком и зрачком – и колокол бьёт со всей дури а потом затихает
только беззвучно раскачивается – по ком звонит колокол –
он звонит по тебе
НОЧЬ
овчарка которая укусила меня умерла память во мне
воздвигли и день становится ясным – спроси у друга – о чём? –
как его дела – и тень подползёт к лицу и станет вдруг небо
красным
тень, уходи в голубиный рай – там где тебя не ждут
там где тебе не верят – с ясенями и тополями играй
пусть их дорогая ровная – на ней не закрыты двери
и пусть твой большой котёл окажется медным котлом
в нём тебя окружили и взяли на расстояньи
и поставили под нужным углом
и ты стоишь словно белый аист и просишь на пропитанье
белое белое небо, тебя на мгновенье позволь
снова спросить о чём-то чему не знаешь названье
так замирает в голодной груди алкоголь
а к телу безумную зависть питает моё сознанье
слава – бездомная слава, скитается по углам
был мой вечер нелепым а ночь была прохладной
делим безумную силу ровно напополам –
вечер останется телу а ночь будет скатертью ватной
ЛЮБИМОЕ ТЕЛО ОГРОМНОЙ ЛУНЫ
я был в форме – в форме ангельского дьявола парящего над толпой
с изогнутым мечом в руке я наблюдал как они унывают
как волшебное знание начинает казаться им зраком луны
как тени Ильича и чучундры ползут по позлащённой стене
и как спрятанный квач манит их всех за собой – они ищут
его в кустах растущих неподалёку от коттеджа где жила Мэрилин
Монро и президент Кеннеди играет в сквош переодевшись
в белое платье медсестры Амелии наблюдающей за своим постояльцем
в цейсовский бинокль моряка Третьего Военно-Морского Флота США
вплотную подошедшего к нашим пределам и курсирующим
между нашей планетой и дорогой звездой Антарес – истинным
обиталищем переодетых богов Третьего Рейха – пока босс
играет на трубе Босх одевает себя и ложится спать
О БЕНЕФИЦИАРЕ
луна Саши Соколова сделана в Гамбурге и нам
никогда не совершить этого бумажного путешествия
не добраться до Гамбурга ни вплавь, ни в яви, ни во сне
потому что эта луна качается как маятник в старинных
часах а автор выглядывает из-за альбома 19-го века
с засушенными розами написанного барышней под диктовку
маменьки – вот так и Саша писал под диктовку маменьки выводя
старательным круглым почерком: «я люблю своё Отечество,
птица – роза, ангел – сундук, родиться надо непреложно
и ложась спать закрывай ставни на шесть засовов а то лютый
ворог просочится сквозь них струйкой холодного воздуха
и задует свечу вокруг которой только и летать бабочкам
нашей любви рождённым на сенокосе на заливном лугу
в имении барчука Набокова – большого проныры проникшего
сквозь тайны луны к арифметическому космосу старика Архимеда…»
ЗОЯ
Зоя Космодемьянская – это родимое пятно советского человека
Зоя режет торт, наливает чай и клянётся в своей любви товарищу Ленину
клянётся в своей верности товарищу Сталину
она протягивает им руки – верная комсомолка, девушка X
зябнущая – её плечи укрыты шалью а руки её холодны
она зябнет потому что дыхание космоса окутывает её
с ног до головы и жёлтые звёзды мигают ей – усопшей воительнице
Белуджистана потрясшей современную Индию своим подвигом
и своим платьем цвета утренней зари надетым в канун
её семнадцатилетия – она ещё поправляла белую розу в своих
волосах и шла с окровавленным факелом к сипаям
чтобы взорвать пороховой погреб и взлететь на небеса
к великому Аллаху – покровителю всех бедных и несчастных
затерянных в Его империи для того чтобы растаять в отражениях
Его зеркал спрятанных в самых укромных уголках Его сада
и задрапированных тканями от мерзких иноверцев –
Аллах с ними на вечные времена
В ОБЪЯТЬЯХ ЛЮБВИ
Нил Янг Сигурдссон – шведский кладовщик хранящий
у себя головку селезня, стеклянные бусы и перочинный ножик
отца Иакова который боролся с Богом и почикал этим
ножиком Вседержителя – а так всё в порядке – голубая луна
плывёт в атласном лоне вод, старьёвщик заводит свою
порыжелую от времени шарманку и белый огонь
по-прежнему опускается в глубину лета чтобы
завершить его достойным образом а именно – показать
этим мелким крабам как лучше спрятать свою еду
чтобы избегла она прилива и хищного ока человека –
вездесущей твари обитающей в неизмеримых глубинах
нашей Вселенной и тачающей свой сапог – там на завалинке,
мурлыкая про себя песню и пряча лицо под широким
козырьком сатиновой кепки
ЯКОБЫ О ПИСАТЕЛЕ
Сорокин принят по внелитературным обстоятельствам судьбы и личным
особенностям письма – мой дорогой писатель пишет романы и рассказы
а тем временем тучи собираются над Россией – хлещет дождь
и граждане бегут омываемые этими струями перескакивая через лужи
и сочиняя танку или хокку в мессенджере или вайбере: «я позвоню тебе
позже. на улице сильный ливень» или «приготовь мне ужин. я промок до
нитки» а облака плывут над Москвой-рекой и над старым Кремлём
и белое солнце никак не хочет заходить и только один «пароход-ресторан» –
фактически катер плывёт по реке и оттуда доносится ресторанная музыка:
Гарик Сукачёв или Лариса Долина или ни с того ни с сего Ёлка
и дети и их родители пляшут – первые отвязно вторые вальяжно
а вода в реке катится и уходит в родимые палестины там где запах
рощ, одинокие поезда с товарняком и жёлтая звезда смотрящая
прямо в окно твоего дома