polutona.ru

Мария Батова

Семь укорачивающихся вздохов к Тебе


АВГУСТ В МАЛОЯРОСЛАВЦЕ

это 
как будто
на поезде
мчишься
и
город родной
забываешь
Парка мотает клубок
но вот
мятное серебро
ивы плакучей
победной
на грозовых небесах
горечь
(их нет
с благодарностью -
были)
рвется серебряный шнур
рассекает
небесную катапетасму
гром
расседается память
землёю
и
мы не расстанемся
нет
мы не расстанемся
что ты
прикрыты глаза
танцовщицы
детские книги
колодцы
монетки на дне


regale sacerdotium

 - я не умею лечить руками
и обращаться с грехами
я в чудеса не верю
и во всякие эффектные штуки
но вот - я держу над тобой свои руки
и без всякого на то права
если есть какие-то права у сгустка жизни
держу над тобой свои человеческие руки
и  говорю тебе
простыми человеческими словами
встань 
пожалуйста
дочка
встань и иди
живи
проживи всю свою жизнь
жадно
не как потребитель
а как часть живого в живом
а умереть не бойся
смерть приходит
только к очень живым
людям

 - говорил неверующий отец
дочери-неофитке
в строгом аккуратном платочке
в черной душащей водолазке
в юбке до пят
безрадостной
никогда не снимавшей креста
худенькой от вечного поста

и еще говорил:
 - милая
постись разумно
чтобы дух не впал 
в унизительную зависимость от плоти
(погладив худенькую щеку)
вернее - от ее отсутствия.

она не понимала
поняла лишь тогда
когда папы не стало

она выбросила ветхую водолазку
и надела цветное платье

тот сгусток жизни
папины руки
на равнодушном но жаждущем лбе
стал пульсирующей теплой короной
отличительным невидимым знаком
царственного священства


СЕМЬ УКОРАЧИВАЮЩИХСЯ ВЗДОХОВ К ТЕБЕ
1.
Ты умалился
до крошечки хлеба и капли вина


2.
Тебя можно нарисовать
одной линией
рыбкой


3
Ты
в биении пульса


4.
о Тебе
молчать


5.
с Тобой


6.
Тобой


7.
Ты


SITIO!

нарисовала на песке рыбку
смыло волной
уплыла

начертила чуть подальше от воды
чтобы осталось

Господи

Ты
рыба
выброшенная на песок


VENITE, PRANDETE

Он был еврей, не знающий иврита
Одна земля была обетованной -
Та, что на русских северных болотах
И ночь бывает там светла, как день.

Не чаял жизни будущего века,
В земле отцов он не был - только поезд,
Плацкарт, командировка и свобода
Хотя бы тут, хоть крохотный - исход

Из моря красного серпастых флагов
Из фараоньих рабских строек века
Лишь сосны все проносятся да елки
Да подстаканник дзынькает легко

Но был похож он на Христа однажды
Когда струилось время после Пасхи
Когда закаты были золотыми
И в воздухе так пахло огурцом

И покупал он корюшку на ужин
Разогревал на плитке сковородку
И наряжал он корюшку невестой
Обваливая в тоненькой муке

Потом как будто что-то вдруг услышав
Он встряхивал седою головою
И напевал себе под нос тихонько
И напевал себе "Erbarme dich".

Когда бывала корюшка готова,
Он брал прихваткой яркой сковородку
Он расставлял щербатые тарелки
И звал двоих или троих гостей

Они на запах приходили сразу,
Один был Петя, а другой был Ваня,
Один был коридор у общежитья,
И Яша тоже скоро приходил.

Они тихонько корюшку съедали
И хлеб ломали просто так руками
И что-то по стаканам разливали
И пили никуда не торопясь

И солнце долго так не заходило
А небо так над Питером всходило
И ветерок был в окнах тихий-тихий
И разводили до утра мосты

А за мостами море море море
Тивериадский Финский был залив




ПРОСТИМСЯ НА МОСТУ

Юноши на Аничковом
Показывают - как надо.
Их фотографирует
Некрасовская баба.

Потом она уедет 
Куда-то избу тушить. 
Не всем же - повздыхает - 
В Петербургах жить.

Да и то: юноши - 
Каменны. 
А избы - вот они, 
Пламенны.

Да и муж поморщится:
голые дураки!
Да и дети тоже:
ха-ха да хи-хи.

А там на речке Мойке - 
Изнутри обожженый дом:
Солнце поэзии
Закатилось в нем.

Кони, тпру, помедленнее. 
Мой ангел, ты дура. 
Спаси нас, великая
Русская литература!


Три Марии

Старшая 
возмущается:
"Его никогда не существовало,
но как Он мог 
отказаться от мамы
вот - говорит - матерь моя
и братья мои!"
Младшая
юная пионерка
сидит у ног ее
и сама не поймет - 
поддакивать или возражать,
а Богородица
обнимает обеих
натруженными крестьянскими руками 

старенькой бабушки
в белом платочке,
в толстых очках,
в холщовом фартуке,
когда младшая,
наслушавшись старшей,
сообщает,
что Бога нет,
Она не сердится,
а улыбается,

гладит по голове:
есть, детонька,

есть.