Звательный падеж
Алексей Чипига
24 года, живёт в Таганроге, окончил Литературный институт.
***
Весной мне снятся влажные глаза.
Весной мне жалко девочку в горсти.
Вокзал невольных встреч не ожидал
И мы проснулись с родиной в груди.
Как птичьи голоса у проводов
Мы окликали певческую даль.
Младенец был утешен после слёз
Дождя, которые утёр трамвай.
Весной мне снятся влажные глаза
Петух утра в серебряных сетях.
Всё будет так как ты Господь сказал.
Всё будет так. и даже лёгкий прах.
***
Не понять
Не выразить словами,
Как люблю я окна, которые видим,
Как люблю я окна на нашей улице –
В них вплывают звуки и сумерки,
Спирали тонких мелодий.
И когда ты стоишь в отдаленьи,
Они продолжают плыть, как волны,
Эти звуки немолчного мира,
Заселяя дома вездесущей тайной.
А когда ты посмотришь в окна,
Твой взгляд будет ими замечен,
Твой взгляд они тихо впитают
И не дадут обратно.
***
Старый сутулый и добрый
Буду рассыпать крошки воробьям на майской скамье
И вспоминать возлюбленную, искать её на фото,
Сделанных крепкой рукой и не в своём уме.
***
Река времён в изнеможеньи
Слезами утру не помочь.
Свежо и властно входит в двери
То, от которого невмочь.
И правда после слёз похожа
На терпеливое дитя.
И контрабас двора быть может
В удел достался игрокам.
Тапёр ушёл осталась фильма
Где безыскусная сирень
Не может, заломавши руки,
Упасть на бледную постель.
Она цветёт лишь бестолково
И нет сюжета у кина
И только вздрагивают снова
Худые руки волшебства.
А если что и остаётся,
Так это то, чего нам не…
Непредсказуемо живётся
Луне и мне луне и мне
***
Неощутимо
К горлу подбирается твоя интонация,
Я говорю словами, похожими на тебя по сути.
Слава богу уже ничего не властно меняться,
Кроме оттенков.
Майский дождь отозвался прохладой
И запахом неба,
Сумасшедший инструктор по краткости счастья.
Но это не счастье:
Это то, что должно быть вечным;
Нежное облако в дом мой вплывает,
Колокольчик речи оставив у входа.
Луна у меня поселилась и шепчет жёлтые буквы.
Ты даже не подозреваешь, что будешь вечной.
Слава богу уже ничего не властно меняться:
Я сумасшедший.
***
Ни за что не отвечу
На риторический вопрос,
Заданный вчерашним сном и гулким подъездом.
Жених чёрных проходов, дверей
Наконец-то нашёл тень двери – своей невесты.
***
Эссе торопливых лестниц,
шаги, которые их читают,
перила балконов,
к которым прикасаются дерево и человек,
следы их;
изменчивые манящие блики
светил, отражённых на дне колодца,
увиденные путником в долгий полдень страстей –
постепенно сходят на нет,
уходят
и, как рассказано в притчах,
проносятся вереницей соблазнов перед тем, как исчезнуть
в сознанье больного не раз.
И – уступают место – чему же?
(что может приворожить сильнее?)-
- ах, не скелету событий, не перечислению фактов-
-смутному аромату, неуловимой интриге,
прозрачному дыханью, которым дышал ты когда-то,
тому, что не исчезает и снова вернётся,
с чем мы на Страшный Суд – все вместе – предстанем.
***
Снежинок скороспелый парашют,
А сам ты – шут
Своей вины бессонной,
Сермяжной правды мученик и тут:
«вставай, народ, надеждой заклеймённый».
Трещит мороз, как Пушкин обещал
И – господи спаси – скучнеет праздник.
Россия вся в снегах, в снегах, в снегах,
Россия сумасбродна и прекрасна.
Россия в снеге духа твоего,
О, Господи, купается и дремлет.
Октавой выше зимний птиц берёт
На ветке сидя – но и он не внемлет.
Деревья – собеседники ворон
Уходят, чередуясь с небесами.
И остаются двое – ты и Бог.
И речь твоя – как пауза меж вами.
***
Форточку открываю,
А там –
Воздушная телеграмма сплетённых шагов, голосов,
Немногих, но искренних слов,
Как сказано у кого, не помню.
Материк безмолвья.
Деревья стоят в скорбных позах
Словно букеты в вазах
и, видимо, надо что-то сказать
перед тем, как проститься с пейзажем,
но ветер оглядывается
и говорит: «Довольно».
***
Случаются такие штуки,
Когда идёшь себе, идёшь
И вдруг заляпал грязью брюки,
Но кажется, что это ложь.
Случаются такие чувства,
Когда паришь себе, паришь
И на занятное искусство
С высокомерием глядишь.
А мимо лётчик пролетает
Над неразумною землёй,
Где бармалей детей хватает
Своей морщинистой рукой
И страх и сладость остаются,
И мимо жизнь бежит, бежит.
Смешно, смешно, немного грустно,
Однако заговор раскрыт.
От солнца только сдобный мякиш,
На брюках грязь и сказка-ложь.
Но ты на жизнь не обращаешь
Внимания: живёшь, живёшь…
***
Вот рать земная, рать земная,
А вот небесная краса.
И, ничего не понимая,
Из Таганрога и Шанхая,
Висим, над бездной отдыхая,
Подобьем хлипкого моста.
И нет моста того опасней
И соблазнительнее нет,
Когда он слышит поступь властной
Ноги, заведомо прекрасной,
Первопроходца на тот свет.
Ведь каждый здесь – первопроходец,
Не красавец и не уродец,
Что представляет свой народец, -
Нагой безродный человек.
Без облаченья, без прощенья…
(а, может, просто – без почтенья).
А бедный мост тот – утешенье,
Что уж вернулся в вечность век.
***
У ночи выцыганить свет,
Церберов распугать…
Что тебе надо, плакун-поэт?
Что не спится опять?
Женщина в переулке пустом
Губы кусает зря.
Муза моя, не ищи свой дом:
Я уж нашёл тебя.
***
Да, я, признаться, любил засидеться в детстве
В гостях у друзей –
Может быть, по единственной причине –
Чтобы выйти оттуда уже в синих сумерках
И хватиться: боже мой!-
Голые ветки, луна( скоро зима), недавний наш разговор…
И – что это значит всё вместе?
***
Эх, одолела пудовая мгла.
Из супермаркетов – тянет в леса,
Мохом чтоб там порасти,
Стать безобразным,
Чтоб о прекрасном
Тихо всплакнуть у реки.
Слышишь ли ты?
***
В последний раз с безоблачным лицом,
Напоминая внешне оркестранта,
Жилище ты души сдаёшь на съём,
Ещё совсем не думая о завтра.
Пронзительная осень на дворе,
Но так тепло и тихо, как в июне.
Что делать нам в роскошной нищете,
В отяжелевших латах дум понурых?
Горят костры и старики ворчат
И листья, что опали, так похожи
На лица стариков… А ветер рад,
Что скоро запоёт в ушах прохожих.
Не верь, не бойся… В-общем, всё равно:
Поступишь так, как ляжет божья карта.
В последний раз с безоблачным лицом
Ты думаешь о пресловутом завтра.
***
11 числа
Невозвратного месяца
Солнце играет на наших лицах.
Губы твои выпускают птицу –
Фразу, длящуюся навеки…
Ну а деревья словно калеки
Клянчат у луж подаянья своих отражений,
Собственных мнений,
Украденных злым арлекином.
И мы страстны и злы,
И уже не невинны,
Нас кружит в карусели,
В смерть нам жутко поверить.
Ну а старец осенний,
Человек беспредельный,
Говорит: смерть она же женского рода,
Она принимает умершего точно матерь,
Завернув душу в скатерть,
В мягкое и незлое.