Звательный падеж
Алдияр Абугалисина
Об авторе: Алдияр Абугалисина родился в 1990 году в Павлодаре. С 2008 живет в Алматы. В 2012 окончил КазНУ им. Аль-Фараби (Туризм). 2012-2015 гг. работал интернет-маркетологом/системным администратором. С 2018 пишет стихи. Учился в Открытой литературной школе Алматы. Публиковался в журнале “Дактиль”. Увлекается фото- и видеосъемкой. Участник онлайн-выставки Ost Anders Festival. В 2019 г. - актер театра “Асабалар” (главная роль в постановке “ВАМ будет ПИР”). В настоящее время актер пластического театра “Il Silenzio” (постановки “Амплитуда тишины”, “Кыз куу”). Перформер. Основатель психоделического сообщества в Vk "Держим марку". Шаман, целитель. (Подборка проиллюстрирована фотографиями автора. — Ред.)
НАРИСОВАТЬ ДОМ
мой отец – ничтожество
мой ход конем
(когда-то ты мне его подарил:
белый, с седлом)
тебе вилка: шах-гарде
что и говорить
ситуация плачевна
но у тебя есть пешка
в выгодной позиции
чтобы в будущем стать ферзем
и это твой самый лучший
а возможно и единственный шанс
в твоем случае
я бы поставил все на нее
***
айаваска-мама размазала меня всмятку:
желток стал солнцем
на сковороде жизни,
белок – синим небом.
кем же стал я,
если был барыгой?
чем я стал,
если был звездной пылью?
примерно то же самое со мной в детстве делала мама:
любила и бросала,
примерно то же самое со мной делали женщины.
что же не так делаю я?
очередная версия 2.0:
в процессе обработки
белая линия заснеженных гор покрылась джунглями,
но след остался.
***
я – шелест уже желтеющих листьев
за закрытым окном провинциального роддома,
так уютно разместившегося на корнях моего родового древа,
ветви которого сейчас только начинают проглядываться
сквозь тени социальных институтов.
я – мое первое воспоминание рекламы жвачки стиморол,
впоследствии слипшегося в волосах символа капитализма,
впитавшегося в корни и гораздо глубже
в почву так и не перестроившейся республики вечного дефицита.
я – все мои последующие размытые временем воспоминания,
сын последствий той перестройки,
сын преступника-афериста, избивавшего свою жену
и матери-одиночки,
впоследствии алкоголички.
я – мое тело, с детства копившее всю ту боль,
в виде зажимов и страхов,
периодически вытекающую теперь уже в прозрачном виде
и испаряясь, становящуюся бирюзовым океаном
впоследствии.
я – тот яркий рассвет невообразимых цветов, который все изменил.
теперь я – природа, дух и творение.
теперь я – все то, что люблю.
рисование под дождем
все было хорошо и спокойно в кастрюле,
пока не сварилась первая рисинка,
которая сразу же стала предвестником беды,
которая сразу же стала изгоем и объектом всеобщей неприязни.
теперь все они желали извергнуть инородное тело,
чтобы вновь стало хорошо и спокойно в кастрюле,
теперь все они стали тревожиться – «кто же следующий?!»
теперь все они приготовились,
приготовились развариться.
как же мне повезло тогда встретить ту единственную готовую рисинку.
на рисовых полях Бали всегда хорошо и спокойно,
несмотря на сезон дождей.
***
представление параллельных точек
о многогранной плоскости
пересматривалось сверху
пока снизу высота ощущалась небом
падение обретает свободу в невесомости
в момент возвышения уз
над клеем неделимого
не отрывая глаз от солнца
на минуточку задуматься
так и не раскрыв свой парашют
***
пересекаться в кино и театре
соприкасаясь линиями судеб
провожать ментоловые волны
встречать частицы алого заката
являя свет из-за кулис
смотреть в экране на себя
и видеть там совсем чужое
играть не роль а человека
скупив все до последнего билета
позвать всех в ложе на дебют
занять единственное место
чтобы решить дилемму жизни
любить ее или убить
а после смеясь в душе
на сцене тихо плакать
***
я просыпаюсь
и каждый раз я не уверен,
стоит ли мне открывать глаза.
неуверенность тот самый клей,
сквозь который приходится продираться,
как через густую, почти беспросветную,
чащу глухого леса,
вонзающегося в меня
тысячей иголок в секунду,
сеющих во мне семена той боли,
к которой я так привык,
что она давно уже кажется
свободным падением наверх
какой-то другой параллели,
какой-то иной реальности.
я просыпаюсь
и каждый раз я новый,
вспоминаю себя старого
и не могу забыть,
пока снова не усну.
и так каждый день.
не то чтобы я любил спать,
скорее там я отдыхал
иногда.
и так каждую жизнь.
я проснулся
и решил больше никогда
не открывать глаза,
я решил зашить себе веки,
по-видимому,
навсегда.
я просыпаюсь
и каждый раз по привычке
хочу открыть глаза,
я засыпаю и каждый раз вижу сон,
как я просыпаюсь
и лихорадочно пытаюсь
на ощупь найти ножницы,
и когда я в тысячный раз их не нахожу,
я в смирении засыпаю
и просыпаюсь в смирении,
ощущая шов на груди,
и проступающий через кожу
силуэт ножниц.
вчера я проснулся среди ночи
и долго не мог уснуть,
кажется, очень нужно было вписать эти строки
и может быть наконец-то уснуть.
плутон
я усну где-то
на поверхности недопланеты
в метановых облаках
двуокиси углерода
нетронутыми останутся рыбки
выброшенные на сковороду
твоего окаменелого сердца
вечно спящего в мерзлоте
я умру где-то
в бесконечном преддверии лета
в недоверии своим мыслям
в нехитром сплетении веток метро
спустя восемь минут
погаснет ближайшая звезда
тело остынет послезавтра
даже в морге оно будет теплее тебя
***
меня ранило киви,
пока я его мыл,
чтобы разрезать и съесть,
чтобы быть сытым.
чтобы быть счастливым
не нужно есть кислый киви
в это неспокойное время,
когда убивают детей.
теперь,
когда я мою руки
в чистой воде,
рана щиплет.
***
томимое напряжение
обидной злости еле различимо
обнаруживается натяжением
присосавшихся щупалец
ограничивающих продвижение
в пространстве-времени
:
отпускай тебе обещанное
лишь свой храни обет
принимай данное
другого – нет
***
я нехотя открываю окна
вечно шумной дороге
вдоль моего дома
чтобы частички пыли
незаметно проникли
в оголтелые ноздри
с тяжестью ложились в легкие
и там находили приют
я нехотя открываюсь миру
потому что боюсь неизвестности
хоть и часто всем повторяю
доверяйте миру
***
мой дом вне пространства,
стены за гранью,
потолок легко мог стать полом
в пасмурный день.
в ясную ночь
окна становятся небом.
облачный купол из представлений
мерцает свечением звезд
через приоткрытые шторы,
что шелестят и тянутся к свету.
сквозь поры
вдыхают пары стратосферы
жители ветхого дома,
пока они спят и видят сны
о новом заветном доме,
звездная пыль гладко стелит ковры
за белой линией горизонта.
мой дом вне времени,
холодильник пока примитивен,
я убрал его в спальню,
чтобы спать не мешал.
стул становился мною,
когда я о нем забывал.
за столом с трудом умещались двое.
я ложился с кроватью,
но любил диван,
с постелью просыпаясь в объятиях.
дети убитого леса
приютили мои убеждения
о естественной наготе.
«иногда холодно» –
не оправдание перед собой,
но дети бы оценили,
пока лес не столько греет,
сколько горит и тлеет
не мой дом.
шанырак вне времени и пространства -
скорее эхо, чем просто мечта.
это эхо в дверном проеме
тихо шепчет: «тебе пора»