Елена Горшкова
стёртый яз.
***
где возникает речь за речью
и движется, холодная, холодной
щеки касаясь, недочеловечью
переведу на что угодно
о нашей встрече, угловой, запечной
о том, как расходились на конечной
по разным языкам, по обоюдоострым
по ностратическим глубоководным монстрам
или – людское наречие: говорил тебе всуе
приходи, я тебя нарисую
в замкнутости герметического: не гроб, но
лист или комната, ближайшие из утроб
чтоб ни людская молвь, ни конский топ
но только ты, побуквенно, подробно
перевести на можжевельник, вереск
на лес, молчащий вверх, на время года
но говоришь, и голос твой нечеловеческ
без права перевода
***
симбионт, оторвавшийся от симбионта,
плывет по волнам Аксинского Понта
окружает его, погружая в себя, чужая вода,
рыбы-женщины мечут икру,
рыбы-мужчины оплодотворяют икру,
продолжая игру сочетаний внутри бесконечного текста
во впадинах, ближе к древнему миру, подводному нутру
великой Тетис, уплотняется темнота,
тело ее – зыбкое, вязкое тесто
он вспоминает, проплывая мимо
рыбьих стай и едва различимых тварей без имени,
то, что на человеческий язык
переводится как дыхание, кожа, язык,
трогать, кровать, согревать, гладить по темени,
комната, где лежим беспамятны и бесполы,
а также то, что непереводимо,
для чего не найти глагола.
***
я умру тебя где остается девочка забав
солнцеворот ее, прерванный силой тренья
где карусели девяностых стоят обесточены, где закатывают варенье
где у нее залатанный рукав
я неправ, как пытаюсь тебя продлить мадерой
конфабуляцией, литературой, любою мерой
Гольфстрим и стрим-интернет, узкая твоя голень
всё проходящее, что я не волен
посмотри, как они отжигают глаголом на голом
рок-н-роллом, последним оболом, все об одном
я умру тебя ребенком бесполым
диким, луноликим, волосы колтуном
Мадера
военная тайна классический сюжет
переговариваемся пятнами на краях манжет
сие полнолуние обошлось без жертв
но к избытку луны срок годности history истекает
и любовь лежит
под землей, мертвыми соками истекает
девушка по имени Ле
сидит на столе
у нее был «Черный доктор» и «Черный бальзам»
сегодня мадера назначена зам-
директора по нуару и амору
напиши расписку, уволься в свою камору
из конторы по привиденьям и голосам
старость зеркалом кажется, жестом неверным
мышью, промелькнувшей по краю зренья
и тогда выходит хтоническое существо
(история приобретает мистический колорит)
как оно ест меня как оно говорит
как летят за ним жучки-паучки на воздуси да из земли
как оно идет не касаясь земли
как земля размыкается, узрев только зрак его
как наполняется тело мое рудой и земля рудой
и девушка Ле становится мальчиком Ле
и Ле такой молодой
Конфабуляция
в летнее солнцестояние
Ле выходит в поле за домом
встречать солнечного кузнечика, огромного кузнеца
в это время ты живешь без матери и отца
во имя святого сыра и сольца
тот, кто в пятнадцать лет убежал из дома,
поймет ли того, у кого ровно пятнадцать минут,
чтобы смотреть в зенит,
надеяться только на то,
что чешуекрылый кузнец счастья уже летит
и Ле заберут?
думает Ле: поле
за полем другое поле
за другим полем
третье поле
тридевять их или тридесять
она могла видеть тебя по телевизору, но не включала
кузнечик уже летит, крылья его из стали и хрома
элекрические глаза
он горбунок, уносящий от дома
за тридевять и тридесять за
Москва, как пишут в справочниках, окружена
двумя кольцами: рвом огня и стеной воды
Ле увидит тебя на фотографии, но не узнает
Ле услышит речь твою, но не услышит
не узнает, как ты целуешь счастливой, как ты лежишь больной
медные трубы ведут ее стороной
так что придется тебе самой
Метаязык
«Есть речи...»
Лермонтов
о стертый яз., где выловленный язь
сильнее, чем «я умираю»
я в нем скорее умираю
чем нахожу последний юс
(откуда – отстреляюсь
с какого – разобьюсь)
но речи есть, в которых элемент
семантики не дешифруем или
семантикой возможно пренебречь
так вот, она сама – такая речь
и вещество ее еще не подтвердили
возможно, мед, возможно, мирт
не может быть, чтоб не случилась явь
потеком на стекле, чтоб чешуя
не костенела, чтоб не канула моя
речь по теченью, не заснула в глубине
когда я говорю о ней
о стертый яз.
когда я буду рыбий палимпсест
она, возможно, перемена мест
произносящего и речи
не сказанное важно, только квест
я промолчу, пока раздвоенный струится хвост
я слушаю ее нечеловечий