Геннадий Каневский
Virtuti militari
[***]
читали виртуальное с фронтов.
везли на санках — хоронить как будто.
ещё до наступленья холодов
продумывали сцены неуюта.
нырнув во тьму свежеотрытых нор,
припрятывали ледяную малость.
и всё, что было целым до сих пор,
на мёртвые волокна распадалось.
[***]
тут есть, — сказали, — всё, что надо:
инструкция на всякий случай,
листва над узкою тропинкой,
рецепторы в глубинах кожи,
два-три отверстия для счастья,
карманный заменитель неба
на случай пасмурной погоды,
комплект белья на верхней полке,
утюг — на средней,
а на нижней
живёт лохматая собака.
погладь собаку перед смертью.
погладь рубашку перед смертью.
[***]
они были золотом из-под стражи
квадратных родственников, и даже
нетрезвых свойственников, и всё же
доныне — всего дороже.
они были шорох за занавеской,
запретный двор в голубином плеске,
ночной фонарик под одеялом
и путь капитана блада.
когда пришлют одного с рогами,
двух — с опереньем и сапогами,
и скажут медленно обернуться
и не захотеть вернуться,
в крылатом сонме — моих соседок
покажешь в щёлочку напоследок?
кого тут так возбуждала нежность
и неприспособленность к жизни?
[измайловский парк. закат]
тёмное, — с колеса обозрения, —
с дождями-стрелами по краям,
освещённое зло и резко
солнцем из междомовых ям —
всё в этом воздухе поёт о жертве,
всё призывает к себе москву.
ангелу лаодикийской церкви:
готовиться к скорому торжеству.
[***]
и.в.
в первом — громкая музыка
во втором — толпа
надо найти
третье где никого
кроме нас не будет
чтобы там позвонить
на затерянный в недрах сумки
телефон
с отключенным звуком
назови мне номер
к которому
не подойдет никто
я послушаю паузы
между гудками
[***]
лечь притвориться
мёртвым йодом иудой
йодлем и не дышать
стараться и опираться на три
внутренних точки чувствуя
как подросток с постным
но нежным ликом сдвинет
тебя стараясь ключ
отыскать от шкафа слыша как
входят гости не зацепляя
взглядом труп и при этом
рядом — тварь! — и где его
утварь?!
встанешь когда
захочешь к их изумленью к
свету ко представленью
эха к следующей
эпохе день перевернут
кверху нежным дрожащим
брюхом твердым панцирем
книзу честная черепаха жук
половины мира чтобы идти
по небу словно стоишь
на месте
[***]
сумрачный заводик картонажный,
облачный закатик побережный,
малый пароходик каботажный,
тем лишь остановленный однажды,
что господь свои закроет вежды.
он когда-то здесь шатался с нами,
мелкими кривыми фраерами,
меж блядей портовых и училок.
кто же знал, что станет он как пламя,
говорящий новыми устами
сразу после выстрела в затылок.
[***]
елене фанайловой
и фризы, и метопы
над городом летели
(за город мелитополь —
«виртути милитари»),
а между тем, за прошлый
ещё не заплатили
(поджаренным на сале —
из сделанного в туле).
но никогда не думал,
что доживу я, мама,
что прежнею печалью
день будущий оболган.
не этот жребий вынуть
бы потными руками,
а муторное зелье,
а мыло и верёвку.
кто человек витрувий,
распятый в этом круге,
кто голем двухметровый,
умытый кровью идол? —
да все мы понемногу,
считаясь муравьями,
по малому словечку
сметали эту кучку.
один — когда заткнулся.
другой — неаккуратно,
а третий, самый юный,
с возложенной надеждой,
с достоинством навылет,
с резною рукоятью —
когда бомбил воронеж,
когда хотел вернуться.
[***]
снилось:
чем ближе к земле,
тем холоднее воздух.
свет огибает углы
и проходит мимо.
снилось:
пауки заползли
к тебе в сумку,
ткут в ней саван
членистоногого лета.
снилось:
мозаика на заводской стене
сорвана ветром,
летит над рекой,
осыпаясь в воду.
(СНИЛС
требуют наши сердца,
требуют наши глаза
и фискальные органы чувств)
снилось:
за открытым окном
первого этажа
любят друг друга
болельщики и стюардессы.
снилось:
конец уже близок.
снилось:
ты стала железом
стоишь и поёшь убивать.
не становись
железом.