Борис Херсонский
СВЕТ ФАВОРА
***
Если уж преображаться, то - поднявшись на гору,
откуда Святая Земля открывается взору,
где руку подняв, можно неба коснуться пальцем,
где забываешь, что Ты всю жизнь был нищим скитальцем.
И лицо Твое просияет, и одежды Твои убелятся
паче снега, как сказано в покаянном псалме, да продлятся
эти минуты, да обернутся веками!
Те, кто поднялся с Тобой лежат на земле, закрывая лица руками.
Потому что свет ослепляет, а тьма обостряет зренье.
Преображенный не видит слез, не ведает сожаленья,
не понимает ужаса, который сейчас наполнил
сердца товарищей. После Он им напомнил,
что нужно спускаться, и встретить смерть, чтобы с нею
побороться, ступить на нее ногой и сломать ей шею,
потому что нет спасенья без гибели, как без добра нет худа.
И нужно сойти во Ад, чтобы вывести всех оттуда.
***
Представим себе, что поднявшийся на Фавор,
не спустился вниз, а остался, и до сих пор
стоит на вершине, сияя во славе всей.
По левую руку - Илья, по правую - Моисей.
И длится беседа, и сиянию нет конца,
и в очертаниях облака - слава и лик Отца.
Из всех цветов остались лишь белый и бирюза.
И апостолы на Учителя смотрят во все глаза.
Смотрят- не наглядятся, вслушиваются в слова...
Земля из под ног уходит. Кругом идет голова.
Голгофа стоит без крестов. Не разрушен Храм.
И Город Святой прекрасен, особенно - по утрам.
Но нет, этот вечный свет омрачает взор.
И Голгофа выше, чем Синай и Фавор.
Страданья наполнены смыслом и прозрачны до дна.
И жемчужина Искупления на дне страданья видна.
И ликуют ангелы, над Городом воспаря.
И слышен звон колокольный из ближнего монастыря.
Петр
И ты говоришь Ему: Господи, давай останемся здесь!
И тут же чувствуешь - между вами возникла стена.
И ты стоишь, растерян, а Он - напрягается весь
и отвечает сквозь зубы: Отойди от меня, Сатана!
А какой из тебя Сатана? Ты - апостол, ты - ученик,
ты не знаешь, что здесь присутствует некто иной.
Что Сатана в этот миг из Преисподней возник
и стоит, ухмыляясь, за твоею спиной.
***
И Он, просиявший, стоял на горе, среди всей
тьмы внешнего мира. Илия и Моисей
вели с ним неспешно беседу. Лежали у ног
апостолы, лица закрыв. Он был одинок
в минуту Сиянья, что нестерпимо для всех
снующих, толпящихся. Свет, обнажающий грех,
рождает стесненье в груди, задыхание, страх,
то, что с непривычки мы все ощущаем в горах.
Беленые стены, плоские крыши, круглые купола
Он видел с вершины. Мысли, слова и дела,
живущих в долинах, жующих, кривые ножи
вонзающих в спины, крадущих, кричащих: «Держи!»
на рыночной площади. Маленький вор
бежит в переулок, заскакивает во двор,
и тут догоняют, валят, лупят ногами куда
попало, хватают и тащат к дому суда.
И думает вор: «Грехи мои велики.
Вот, над толпой вздымаются кулаки.
Открытые рты, глаза выкатываются из орбит».
Вор понимает, что будет сейчас убит.
И в эти минуты он подымает взор
и видит небо, облако и вершины гор,
и свет на одной из них. Кажется, это – Фавор.
(2007)
***
Преображенный стоял на вершине, излучая сиянье,
Он явил свою славу, насколько это возможно.
О если бы вечность длилось это стоянье,
все что было немощно, вознеслось бы свято и мощно.
И кто-то сказал - поставим здесь три палатки,
из высокогорных трав постелим благоуханное ложе,
потому что внизу, на земле такие порядки,
что вниз с вершины спускаться - выйдет себе дороже.
Там слухачи-стукачи с оттопыренным правым ухом,
там в раскаленных доспехах бесчинствуют оккупанты,
там для мертвых земля никогда не бывает пухом,
только и радости - в полночь на башне пробьют куранты.
Там разъяренные женщины теснятся у входа в лавку,
там мужчины теснятся в Храме, там дурь продают барыги,
мы с вами помним эту возню, эту людскую давку,
эти жирные пальцы, что листают священные книги!
Не спускайся к ним, оставайся стоять на вершине,
спокойно беседуй с Илией и Моисеем.
Ты, конечно решил умереть, как подобает мужчине,
но что пожнем мы завтра, если смерть сегодня посеем?
Но меркнет сияние и пророки исчезли куда-то,
и Учитель стоит печален, и небо темно и безбрежно.
Но в сумерках ярче горит багровый отсвет заката.
Грядущее, как и прошлое - нелепо и неизбежно.
(2015)
***
Спас бывает медовый, яблочный, первый, второй,
свет предвечный сияет над Фавором-горой,
тащат яблоки на простыне вдоль аллеи монастыря,
летают по небу ангелы, ни слова не говоря.
Время спелых, румяных яблок и белых платков,
колокольного звона, днесь и во веки веков,
время смолы, затвердевшей на древесной коре,
нестройного пения "Преобразивыйся на горе".
Спас бывает живым, пребывающим среди нас,
Спас бывает первый, второй, медовый, яблочный Спас,
Спас бывает нагорный, сияющий в вышине...
Тащат четыре монаха яблоки на простыне.