Никита Сафонов
портрет десяти человек – джазовая проекция
ангел
там дожди
ты сможешь это прочесть когда 10 человек, о которых идет речь, внезапно проснутся и начнут медитировать на простынях
и повторять:
наступаем туда, где палка не входит в землю так глубоко
что слышится рваный треск сухого корня
и вообще – описание развалин не показать на чертеже
тем более не объяснить как это выглядит в перспективе
южная часть неба это оно, убежавший от выветренности север
раньше на этом месте проходили войны, потом лежали туристы
а теперь все население 10 человек
всегда непонятно – что могут делать люди когда их так мало,
и они закрыты в такой бесконечности
(сюжет, нашедший Сартра, у него они бы жили)
и никто кроме них не узнает, наяву они или нет
твой ангел спящий под землей как улитка
(какая-то уверенность что именно там они проводят холодные времена)
скрипит по дереву ножом, открывая бутылку, нравится этот треск, напоминающий костер
а костер не развести, здесь дожди
бережно вырезает кольца и думает сколько лет проходит
сколько он пропускает цветов, падающих вниз, сколько
(так можно продолжать долго, так как мысли сейчас – те же откладывающие яйца насекомые
на тыльной стороне листа с жуками ускоренной съемки)
самое интересное – прожить эпоху там, где не знаешь чего-то еще
так же он, со своей мерой времени, напевая линейные мелодии
которых бессчетное количество, как перьев в старых подушках
подкладывает руки под голову и надеется
что в выключенном телевизоре у тебя дома, в котором протекает крыша
заиграет его грустный реггей
champion jack dupree
мексиканские воспоминания
все начинается с того, что на одной из улиц города,
пропадающего в проливе
всегда можно заблудиться в сумерках
из-за плохого освещения
но таких не мало
и обязательно скажут куда идти
хотя бы просто наугад
а там и рукой подать
синеет утро - длящееся не здесь
такая игра
рано или поздно
в отметках блокнота появляется запись:
саранча пропадает сейчас там же,
где днем висли ночные насекомые
имитирующие шум костра на Новой Земле
просвечивающего, как в красной комнате
лицо русского полярника, читающего страницу из книги
на которой изображено распятие бабочки, из тех,
что обычно стучатся в окна
южных фонарных домов, обозначая прилив
в такой вечер
как чемпион разбивает в бокал гиннеса свой главный ритм
так, что ни один музыкант с тех пор в это время не пьет пиво
на помеченную неоном площадь приходят те, кто
обошел несколько десятков кварталов,
и меряются шагами
(говоря о своей жизни так, что солнце боится смотреть
на бедро луны)
moon river
последний инженер
картонная табличка в мягком свете половины одиннадцатого
в спящем вагоне
проходя от конца к началу обратно в конец
девочка садится
и выдыхает
подняв глаза, все, что могут увидеть со стороны:
грузинская женщина плачет и закрывает лицо
написанная маркером, она умерла недавно
исчезает и маленькая, оставляя запах своего растянутого акцента
и подземный ветер переносит лоскуты их широких платьев
здесь, как в качке на тонущем пароходе, по столу катятся карандаши
к концу света на разложенной карте
последний инженер встает по колено ночью,
недалеко от юго-восточного монастыря,
в молочную воду – в надежде всплыть таким образом
прорезав время, очутиться в пустой пыли цифровых часов
над своей кроватью
где-нибудь дома
после того как наш с тобой разум исчезнет
и два первых человека будут ступать
обгоревшие в шоколадное масло ядерного песка
посмотри на спутник, уплывающий от страха в млечный путь
это та река, в которую входят натертые ноги
когда и тебя и меня не видно
широкомасштабный, если не сказать что настолько безмасштабный
крах – языка
и всех его отложений
(выключен свет
с неба падают капли всех мыслей)
джафи райдер
смок попадает в твои глаза
где-нибудь в правом углу пыльной полки есть запас сигарет
на всякий случай
и сосуды с водой, приютившие плавающих существ
после того как зимой леденеют ручьи, сделанные кем-то отсюда
рассеянные по всей
холодной горе
и куски из медицинских справочников
пятым симптомом аллергии на пыльцу
ближе к спускам много лучей, это не может не радовать
невидимые тени парков, крупных лиц на листве
что закроешь от дыма глаза
и можно рассмотреть фонтаны
зеленые зоны, плачущие звуки мечети ближе к концу дня
заговорить с пресной водой
с одними позывными – лошадь и черная смородина
написать на земле туда и теперь
здесь, более сотни лет на планете
мальки, потерянные во времени, в рукавах и банках
протыкающие открытым ртом плотное пространство вокруг себя
знают, что умереть это меньше чем растянуться
в часах, декадах, яме, траве
с удивлением открывают глаза
боясь очутится в аквариуме
в котором кроме воды ничего и нет
только бестолковая, пустая, безжизненная нирвана
(и свет
по утрам)