Евгения Лицова
Долговязы и коротышки
Последний летний день
1.
Подсолнухи, яблони, георгины,
Детский мяч прошуршал под ногами.
Бродят расшитые половины
Несовместимыми берегами.
Бродят неслышно, - никто не приметит,
Как по зёрнышку сложено в хлебное место.
Целых, пречистых, булавкой отметит
Господь, даст лет жизни не двести, не сто,
А бесконечное звёздное небо
Будет им в путь…
Подвигайте границы, любуйтесь закатом
Пышных империй зрелищ и хлеба, -
Их уже не вернуть
Оттого, что кровавые лапы
Навсегда расщепляют атом…
Смотри, ядерный зонтик
Открыл золотые врата
В Светлое Будущее.
Мы будем всегда.
Так было всегда.
2.
Все чувства, которые ты испытал,
Лишь отражали реальность,
Ты о них думал, копил, собирал,
Верил в случайность, верил в фатальность
И никогда не понимал,
Что жизнь напирает на стенки
Каждого прожитого мгновения:
Когда ты ребёнком дожидался с варенья пенки,
Когда знойный август ходил, как приведенье
И сухие ветки хрустели, как старческие коленки,
Когда ничто не могло заменить тебе
Щемящей тоски по запаху яблок
В её волосах и по нежности тела в её хлебе,
Когда ты дышать уже не мог
И следил, как - за граммом грамм – растворяется память в Лете…
3.
Кажется, больше незачем расширяться твоей грудной клетке?
И нет привычного метрономного гула в самой твоей сердцевине…
Отчего же врачи продолжают верить в свои таблетки,
Если тебе так полегчало от разлуки с телом и с ними?
4.
А помнишь тот вечер? Мы ехали в чьей-то машине,
У меня как всегда холодели руки от соприкосновения с другими,
Горячими, сотканными из музыки и любовных исканий,
И кто-то невинный втискивался между нами,
Всё выспрашивая, что мы делаем, да куда ведёт эта дорога?
А впереди ещё целая ночь и твоя обжитая берлога,
И песни о том, что нельзя возвещать вслух,
Что горем многих людей становится счастье двух.
Лунные блики на твоём измождённом лике,
Трепетное молчание, нежданные скрипы калитки
И боль от всего, что связано со словами: «До встречи…»
Ты не видел уже, как в машине тряслись от рыданий
Не схваченные тобою плечи.
5.
И всё-таки, должен же быть предел
Бессмысленным этим разлукам?
Женщина, пахнущая бытом и луком
Тупеет, исчерпанная копошением дел.
Вспоминает – через – морщинами сдавленные виски,
Что когда-то волосы были окутаны невесомым велюром
Яблоневых лепестков, и уже седеющая шевелюра
Склонялась над ней, а руки смыкали ласковые тиски
И пелись песни о том, что у тел нет предела,
И что встреча должна испытаться разлукой…
Отчего же он не вернулся и расцвела скука
В её хрупкой душе, столь стремительной и столь белой?
6.
Какие тут, к лешему, сны, всё реальнее, чем реальность,
Напряжение атмосферы критично от количества душ без тел,
Ты хотел при жизни узнать, что такое крайность
И был пронзён тем, что испытать хотел.
Ты в любви своей был неукротим, как Македонский,
Погребая сердца – одно за другим – под пеплом новых измен
И чьё-то тело (помнишь?) металось, содрогаясь хвостом конским,
Сжимая тебя в плену своих мягких колен.
Господи, прекрати все эти истошные стоны!
Где уж мне полюбоваться Твоей красотой?
Зачем эти твари нарядились в цветные попоны
И обступили меня многочисленной душной толпой?
В вечности вечность, всё уже, темнее проходы,
Платья, улыбки, духи мелькают по сторонам.
Господи, хватит! Прости!..
Тихие воды
Шёпотом отошли,
А на воде – Она.
Подсолнухи, яблони, георгины,
Жизнь, опьяняющая без вина.
- Где же ты был? – без укора спросила.
Объятия, слёзы и тишина.
7.
Бей, карнавал, пёстрым фонтаном в небо! –
Первые вздохи зари всё сотрут, как хозяйка пыль.
Любовь пахнет яблоками и насыщает хлебом,
И даже слепую веру преобразует в быль.
+++
Каждый седой волосок -
Печать отмоленного греха.
А псы шевелят языком
Лишь для того, чтоб брехать.
+++
Мелодия Византии .
1.
Небесной музыке птицы внимают ночью
И отвечают соло на верхней ноте.
А мы, разодранные в клочья,
Пребываем в унынии и зевоте.
И пенье Ангельское нас не уводит
От созерцанья часов песочных.
2.
Господин, я был писарем при Вашем дворе,
Составлял накладные о продажном зерне,
Но пером укололся, чернила впитал
И ни меры зерна с тех пор не продал.
Стали странные муки меня посещать,
Когда сонное тело водружал на кровать:
Сон меня в этот миг, словно днём, покидал, -
Я глядел на слова, хоть во мгле не видал.
Спустя время, уже при зажжённой свече,
Выводил то, что видел, как шов на парче,
На бумаге казённой неказённую вязь,
Тень ушедшего сна возвеличить стремясь.
Господин! Я повинен в ужасном грехе:
Вся бумага твоя замаралась в стихе,
А во мне столько снов, что и руки дрожат,
Я не знаю уже дороги назад.
3.
Там ветер-труженик тесал
Бока у мраморной колонны.
Фонтан прохладу навевал
И успокаивал, как волны.
Там были стражи у ворот
И купола огнём сияли.
Был образованным народ,
Легко переносил печали.
Там в сводах музыка жила,
Какой теперь не знают люди.
Могущественнее всех была
Империя, какой не будет.
4.
Господин! Умоляю, не велите казнить!
Я ведь сам наказал себя этой забавой.
Во всяком суждении Вы вечно правы,
Но прошу и о Божьем суде не забыть.
Посмотрите на землю: нивы взошли
И, налитые тяжестью, к жатве поспели,
А жнецы наши их обрезать не умели,
Перепортили всё и на отдых ушли.
Я бродил по полям и колосья срывал,
Но меня не хватало на целое поле.
Где же сила моя? И где моя воля?
Но никто на вопросы не отвечал.
И вся радость моя обратилась во мрак,
Я не знал, отчего это сделалось так.
5.
О, если б подданные знали,
Что император потерял
Свои имперские регалии
В изогнутом стекле зеркал!
6.
Господин, посмотрите на лица людей:
В каждой жилочке жизнь, в каждом отблеске света
На налитом в глаза недвижимом свинце, -
Так сияет с профилем Вашим монета –
Это дверь в неизведанную параллель.
Господин, подождите, я умею сказать,
Только дайте унять вязкой совести хрипы,
Что стоят, словно матери на крыльце
В моём горле, как многолетние липы,
Чтобы детям своим верный путь указать.
Вы смотрели в глаза иноземных царей,
От толпы гордый взгляд никогда не скрывали,
Вы глядите в лицо империи всей,
Оттого в Вашей радужке отражаются дали,
Уходящие вглубь поколений семей.
Я же в жизни видал много глаз, но пустых
И поэтому сам в пустоте заблудился.
Этот мир от меня под уклон полетел
И тогда ко мне путник нежданный явился,
Усыпив бессонницы постовых.
Этот взгляд перепутать не сможешь ни с чем.
Он спокойней покоя и выше проблем.
7.
Одинокие души бродили в снегах:
Вдыхали – радость, выдыхали – страх.
Брали золотом – отдавали собой
В той же коже, что в кожаных кошельках.
Обнаруживалась недостача костей
Позвонковых и тех, что возле локтей.
Насчитывалась прибыль в языках
И в спинах, выщербленных от плетей.
Кто же возьмётся таких судить,
Не попытаясь жизнь пробудить
В сердце, мёртвом уж столько лет?
На сотни вопросов один Ответ.
8.
Замечали ли вы как-нибудь ранним летом,
Как цветы увядали, но расцветали рассветы?
Светлячки угасали, чтобы звёздами возродиться
И как песней ночной днём отзывалась птица?
Каждый миг, проведённый на этой земле,
Был заказом в небесное ателье,
Как указание точных пропорций и мер
Для пошива одежды, нынешней не в пример.
9.
Господин, Вы, наверное, утомились,
Ваши веки смыкаются неуклонно,
То ли музыка стала птицей,
То ли птицы поют, как волны.
Это просто больные нервы –
Успокаиваетесь достойно,
Но заметьте, что Вы – не первый,
Кто взирал с имперского трона.
10.
Бумага спела на столе
Не срезанных колосьев светом,
А писарь спал лицом к земле
И колыхался волос ветром.
+++
Додумываю прадедовы думы,
Сливаюсь с неприкаянной травой,
Рвусь к солнцу, из земли – домой,
Перенастраивая струны.
+++
Путешествие по России.
1.
Видение дороги день и ночь
Ведением дороги обратилось
И то, что раньше только снилось,
Отныне наяву сбылось.
2.
Пошла вторая неделя, за спиной Ярославль,
ухваченный за край медвежьей шерсти
морей из улочек, где храм-корабль
возносит мачты куполов, как персти -
благословить наш путь воскресный.
Где в закутках безлюдных, без машин,
встречаешься с прохожим только взглядом
и в этой, в общем-то глухой тиши
вдруг различаешь нежные рулады
колоколов Святой Руси.
3.
(Нилова Пустынь)
Часы на монастырской башне
пробили полночь. Наконец – темно.
Здесь вечер не торопится покинуть
прозрачное озёрное сукно,
пронзает солнце водяную пашню
и долго льётся свет в окно.
Монах молчит, что знает о спасеньи -
по каплям чёточки стекают на ладонь.
Орлиный профиль, взгляд – тигриный,
но в нём сияет светлой радости огонь
великого духовного паренья
сверхчеловеческим добытого трудом.
4.
Вот и мы – ты да я
в едином срослись существе:
открываешь рот для моих речей,
живёшь в груде моих вещей,
принимаешь на руки моих зверей.
В тебе то же сердце, что и во мне -
обращённое арбалетом любви вовне.
5.
Мимо несутся монстры
о десяти колёсах.
Мокрая трасса напоминает о Плёсе,
Владимире, Муроме или Москве,
словом, - о всём,
где нас заставал дождь
и скорость,
помноженная на капли воды полёт,
впивалась в ладонь
стрелами острыми,
как китобой натягивая тросы
между мною
и заткнутой облачной ватой
небесной дырой.
А у меня на спине костяной горб
и четыре лапы,
покрытые каменными наростами,
и Вечность мимо идёт, идёт:
мимо оврагов, тянущихся
от моста до самого горизонта,
мимо далей, захваченных врасплох
серыми дождевыми полосами, -
будто бы Дева,
сидящая над перепутьем дорог,
вмиг распустила косы,
дотянувшиеся до земли
практически из космоса.
Восхитительное качество – хладнокровие,
если не сказать – хладнокровность:
можешь пылать, согревшись о чужое тепло,
но также легко выказываешь покорность
упадку нравов, температур и проч.,
таким образом выходя прочь
из суеты небесных светил и всего,
что выходит за рамки тебя самого.
Все рептилии в смирении перед судьбой
и любая из них совершеннейший образ
монашества, как пренебреженья собой
ради сердец, стучащих наперебой
в необъятный открытый космос.
6.
Было бы где ночевать, всё прочее – обретётся.
Всё равно: лечь на кровать или согнуть, что гнётся
на заднем сидении автомобиля.
Мир устроен так просто, что для этого нет слов
ненужных перин, необязательных простынь.
7.
Будучи пустынным растением, самое лучшее -
держаться как можно ближе к Солнцу.
Так к рукам хозяина льнут питомцы,
чтоб ощутить на загривке его ладонь.
Только так выживают пустынные жители,
неведомо как занесённые в средние полосы
страны, разлившей обильные росы
над тысячами вёрст полей, городов, лесов.
И если уж ты в пустыне рождён
и по праву принадлежишь её раскалённому воздуху,
то непременно будешь спасён,
если выплачешь себя досуха.
+++
Венком ли, веником ковыльным
Украсят, в саван обернут
И стороной ладони тыльной
С лица грим жизни оботрут.