Тимофей Дунченко
corazon
волчье
1.
Интересный озноб. Я считаю мурашки, каждую
сразу десятком. Ни одну не беру лично, а если
подумать. У каждой есть волосок. И вдруг одна кричит,
у меня первый - сед. А ей остальные - да ладно,
он съездил на море, у всех облондинилось, ты чо,
мурашка, уймись, сосед.
И, в коммуналке мурашек, соседские тела - пупырчатей
и тонче. Я знал людей чей кончик. Хотел жить звонче,
а вспоминал мурашки.
И щупая не кожу, а рубашку, а бегаешь ты в чем. В коже
иль в рубашке. Лизни морошку, почувствуй то болото.
В котором огоньки одному, другому прыгать с кочки на кочку
в смерть. И тянет каждого в трясину, если промахнулся.
Вроде бы взгляд человечий, не муший. А
на зрачке - сеть.
2.
А я ловил в фасеточное - солнце. Их сразу много, слепит
процентов пять, остальное просто теребит зрачок.
Сначала кажется что тьма что обесточен.
Потом вдруг видишь маячок.
А потом единственное о чем думаешь как от этого света
не сойти с ума.
3.
Дул в домик, а совсем забыл зачем. Ну чтобы крыша пала,
чтобы обнаружить.
Что там сидит и хвостиком трясет. Тебе совсем без
интереса но сожрешь. Иначе домик сдут был глупо.
Сидеть в руинах, с кровью на щетине. С любовью к мясу,
к волокну. Идти по берегу, шатнуться и шепнуть,
пойду с песка - и обязательно промокну. Я буду мокрым очень,
голова сболит - прижать меня к виску.
Я возьму твою боль, кровь твою, и любовь твою скушаю,
притирая салфеткой горизонт, как тучкой. А чтобы
ты, сучка, пережила это все и стала лучше.
Выжила чтобы, в счастье ушла.
Вроде бы взгляд человечий, не муший. А
на зрачке - нечеловеческая чешуя.
4.
Это очень сложный момент. Вроде бы теми же словами
и общаешься, и объясняешь. А в итоге,
хохолок, внезапность, никого не обидеть. А общаешься
ими, словами.
Был замок, лютовал принц, принцесса дрыхнула. На
автостоп, с грузовика и его машинные выхлопы. С момента
диалога, с музыки языка. Усыпил и врезалась машина,
в другую, часть стекала словно целое.
Человек ликует, и лицо его ситцевое, муку пропустит,
счастье оставит, обернет во вкладыш.
А ты прожуешь, что жуется оно - обрадуешься.
5.
Ну вот и все оно твое - кулачное сердце.
Сжимаешь - снится. Разжимаешь и просыпаешься,
туда-сюда - и согреться.
доска
1.
До той поры где держит парашют - вы
все милы. А грустно - от деталей. И от бумажной
крошки. После постоянного чтения мозг начинает
воспринимать информацию только в тексте. Напиши
мне в личку. На бумажке. О хорошем. Об
отличном.
Потом по городу
ходишь и считываешь только
таблички. На ход ноги, через головы, через бошки.
Через черные кошки, соль плюнутую через
лестницу, что. сквозь. Мясо тревожится, когда
танцует кость. Совсем не думает о душе.
И пришей к разговору пуговицу:
- Да гори ты в аду!
- Да с радостью приму это пламя - там не будет
божия вашего и конкретно - вас. Пусть вам
в небесах - будет скушно.
Разговоры улиц. А точнее - скамьи людей,
приговоренные к шитью. И тянет нить - ленивая рука. А я
почищу нужное клыка.
Убью ладью.
2.
И целых пешек ряд. Пока та первая не кинет
камень в. Черную, с запаской. А ты то помни, что
на том же пятачке. Была ты дамкой, а я прыгал
и съедал.
Подать свой крик в телесные скульптуры. Шепнуть
им в ухо - громогласное ура. Обнять за рамки,
и дождаться до утра.
Как будто разные фигуры. Как будто
разная игра.
3.
Пока нет воздуха - сказать. Последними словами
на последнем. Какое разрулить дыханье.
А я бы и не говорил. Я бы хватался, боже б,
я - хватался. За стены, за себя, я б
задыхался.
Я думал бы о том как смехотворно. Что
в тот момент когда дыханью нету
слов.
Я бы с последним выдохом - смеялся. Звучало б
очень глупо - т.к. смех воглубь - убог.
4.
Молчало сердце, писать шел сосед. Я б не кормил, но
жалко что умрет. И с этой жалостью себе себе
во вред. Все мимо нот, но кажется пою.
Соляные растворы, сладкие камни. Прозрачные
шторы - обиды давние.
Все что умрет внутри - породит стержень. Сказали
так. Все внутри умерло - зажужжал шершень,
сделал пешкой шах.
Я клал на зуб веретено, и все происходило
во вещь вещей, давным-давно.
Горело сердце ешь его остыло.
439
1.
Сердце боится удара извне. Пересчитывая
мурашки, какого хуя бегают по коже. Досчитать
до 437-ой, потом исчезли. А про сердце
и глубину - осталось.
Боится, что ударит прямо в клетку. То слом ребра,
поговорим о ребрах. Ну если вы по ветхому,
то в принципе если одной евы не случилось. То есть
еще 23 непритязательных кости. 23нк.
Жизнь шевелится от пинка. Разгорается
от рева. Песни о ней.
Сердце боится удара извне.
2.
Личинки блюдут, бычки лютуют
лабиринты. Пока ты доберешься до принцессы. Получишь
рогом в жопу пару раз, под аккурат. Получишь три -
понравится событье.
И на рогах становишься событьем. Теперь веди иди
парад.
Тащить до землянки
хворосты, будьте счастливы.
Читать новости и
тусить классово.
Аполитичен, говорит. Анорексичен,
считан, ебнут, полосой.
Снимая кожицей последний будильник
горячей вечерней росой.
А закат будет мечен.
3.
Мосток шаток, окуни ножки. Подмышки валерьяною
для кошки. И с этим утопить мешок котят.
И пристрелить мешок лошадок.
И намылить рожки.
4.
Как некая защита от грядущего. От
изменения. Как-сивка будто-бурка потерять
недостающее. Лишиться голоса и сердца,
пение продолжить.
Хором заоблачным. Чоботом опачным.
И смесь горька, и послевкусье сладко. И как
цветочек в кадке глиняной сидеть.
Ми корасон. Облатка и заплатка. Закончить,
очень вкусно пропотеть.
5.
Так много изнутри а вдруг снаружи. Танцевальной
площадки. Выбрасывая себя в самый центр.
Среди последних честных и немыслимых
оружий. Бессмысленно, нещадно. Вдруг
чуждые растут, свистит сезон, выдох с плеча,
мурашка номер четыреста тридцать восемь
колотится, и знать что еще пару наружних
ударов. И остановится, и перестанет качать.
6.
Все части встанут россыпью за ней. Манок
косячит, как уютная печалька.
Прочтенное последним опечатком мне скажет
четко. Тебя обманет собственной
сетчаткой - удар извне.
Любым, любым, любой, любой.
Горит, горит, само собой.