Мария Ботева
"Вишня"
Вишня
Начинается весна,
расцветает вишня.
А. Башлачев.
Люди вскакивают
и соскакивают в трамвай
на ходу. Но этого
делать ещё не умеют, и
скачут задом наперед.
Д. Хармс.
Можно было бы начать с конца. Сказать, что Тимофей стал отшельником и жил в лесу в троллейбусе. Это верно, что трамвайные рельсы, по которым приехала в лес новенькая, невиданная до того муравьями зеленая рогатая машина, убрали на следующий день. Это верно, что ни утром, ни потом Тимофея никто не видел. Но правильно и то, что ни разу ни один приезжий не говорил, будто в лесу стоит троллейбус, освещает фарами ночь. Впрочем, город теперь довольно далеко отодвинулся от того леса, дорога заросла сразу же, как только разобрали железный, светящийся подлунно путь.
В тот год никак не хотела цвести вишня. Не везде, конечно. У нас так она очень даже цвела. И на Среднем Урале тоже были цветочки, хотя май и был холодный, на траве даже лежал снег, притворяясь пухом от одуванчиков. А в Москве и Питере и вовсе уже ели бананы. Ну это известное дело – Москва...
Тимофей жил в том городе, где никак не цвела вишня. Ну, там еще только-только появились люди, не знали даже, как ездят в трамваях, прыгали в них задом наперед, улыбались кондуктору вместо того, чтобы доставать деньги за билет. Можно бы и название города сказать, не жалко, только вот забылось.
Так вот, был май, но уже кончался, потому что у всего есть конец, вот и весна... Светилось солнце, но уже садилось: на другой стороне планеты тоже любят рассветы. Зажигались фонари, и на миг казалось, что вернулось детство, когда не били лампочек, и даже в полночь можно было разглядеть лица прохожих. Но через мгновение детство, мигнув, угасало, а фонари продолжали гореть. Троллейбусы сходили со своих маршрутов и ехали по трамвайным путям: устанешь весь день жить по плану. Пассажиры ничему не удивлялись – они только что приехали из деревень в город, во все глаза смотрели из окон троллейбуса на дождь. Так маленькие девочки глядят на красивую куклу в витрине магазина. Кудрявая, в розовом платье, она похожа на чудо, а кто же вправе завладеть им?
А вишня всё не цвела
Распустилась уже мать-и-мачеха, девочки вторую неделю ходили с желтыми венками на голове – смотри, как это делается: берешь одуванчики, один кладешь так, другой так, потом – р-раз! – и еще – р-раз! – жители почти спотыкались о сиреневый запах, скоро еще и черемуха... А вишня стояла зеленая, стройная и никак не зацветала. Тимофей поливал дерево. Рыхлил землю. Отгонял мух. Но цветов не было. Не было, вишни-косточки!
– Экология, – вздыхал Тимофей, зевал и ложился спать. На животе спать, ясно, удобнее, но он всю ночь проводил на правом боку, лицом к окну. Если зацветет вишня, он увидит сразу. Напротив, как из детства, горел фонарь. Освещал вишню.
Экология
Засучив рукава, Тимофей работал. Брился. Приходило утро. Здравствуй! И солнце грело ласковей. Здравствуй! На столе лежали книги. Интересные, полезные. В почтовом ящике – газеты. Свежие, с запахом краски. Книги Тимофей читал, а газеты складывал в стопочку, для порядка. Зажигал плиту, слушал, как шумит газ. Жарил яйца.
Жизнь
А вишня всё не цвела, и потихоньку в Тимофея заползало отчаяние, будто ветер в рукава. Холодно, неприятно, а никак не закроешься.
- Экология, - чуть не плакал Тимофей. Садился завтракать.
- У нас еще есть надежда, - сказало радио непонятно по какому поводу.
- Ага, - закурил Тимофей, - точно.
- Мы не должны прекращать надеяться, - продолжал приемник, - потому что у нас нет ничего, кроме надежды. Это наш компас земной. Представьте себе, хоть на минуту, на один лишь миг, что вы оказались ночью в лесу, без компаса! Что вы будете делать, как найдете тропу, что выведает из вас тьму?
- По муравьям, - сообразил Тимофей.
- Наш радиослушатель Тимофей предлагает ориентироваться по муравьям, но все дело в том, что ночью муравьи спят, поэтому...
- А зачем мне выходить из леса? – удивился Тимофей и выключил радио.
Скука
- Проходи, - пропустил зеленый, как вишнёвый лист, лепесток светофора. Тимофей шел в лес. Или в поле, на реку, в горы – за город.
- Пусть сейчас не Иванов день, - рассуждал он.
- Пусть, - согласился светофор и мигнул желтым.
- Кто мешает мне устроить его сегодня? – продолжал размышлять Тимофей. Но светофор уже не слушал его, пропускал автомобили.
Дела
Трамваи сворачивали обратно в город, не доезжая до леса каких-нибудь десять метров. Тимофей вышел в зеленую тень вечера. Свет, проходя сквозь молодые листья, сам зеленел.
- Аргентина, что ли? – засомневался Тимофей.
В лесу муравьи бежали по тропинке к конусу из желтой хвои. Люди называют эти сооружения муравейниками. А еще, говорят, что лесные трудяги только в таких конусах и обитают. Сами же босикомые ничего не говорили, они просто бежали к своему дому, быстро и упрямо: скоро сядет солнце, а в лесу нет фонарей, даже с выбитыми лампами. Пора спать.
Природа
Солнце, зацепившись за сосны, долго не заходило. Тимофей сосчитал до десяти, и оно село. Охотник на цветующие папоротники остался в мире один, муравьи и те спали.
А вишня всё не цвела. И папоротник не цвёл, потому что ему еще рано, да и не всем видеть это чудо, вот и Тимофею...
Жаль
В лес въехал троллейбус, осветил Тимофея фарами. Здравствуй! Рогач шёл по трамвайным путям и промахнулся: десять метров – и он в лесу. Здравствуй! Пассажиров в машине не было, все уже спали по домам, ворочались под одеялами, видели во сне родные места. Тимофей шагнул из ночи к троллейбусу, сверкая глазами от радости. Водитель, окающий по-деревенски, принял его за лешего, бросил машину, убежал домой, спрятался под кровать. На следующий день он врезал в дверь три новых замка. Потерянный троллейбус ему по такому случаю простили – отделался испугом – разобрали рельсы, с опаской глядя на лес, никто даже не отважился войти в него.
Цивилизация...
А Тимофей забрался в троллейбус, включил фары и не гасил всю ночь, и в лесу было светло, как в детстве. У муравьев не бывает детства, а тут вдруг наступило, нежданно, как японский Новый Год. И продолжалось целую ночь.
Чудо
Что было дальше, мне неизвестно. Может, кто-нибудь и догадался выключить фонарь над вишней, и она, поняв, что детство кончилось, и пора цвести, выпустила, наконец, белые тонкие лепестки. Вишни – умные деревья, просто они об этом не знают. Во всяком случае, в июле горожане уже вовсю готовили варенье. Привозные были ягоды или собранные здесь, никто не знал, а газеты не писали. Бывшие деревенские жители быстро привыкли к городу и теперь правильно заходят в трамваи, не улыбаются кондукторам и ездят зайцами. Троллейбусы больше не пускают на рельсы, чтобы не растерять машины. А если какой водитель и нарушит по старой деревенской привычке маршрут, то его громко ругают на общем собрании, портреты вешают на стенку позора в центре города, мальчишки пририсовывают на фотографиях усы, сигареты, сережки в ушах. Кому ж понравится? Так что все живут по плану, с утра до вечера, особенно водители троллейбусов.
А что сталось с Тимофеем, никто не знает. Тут и имя-то его не вспоминают. Сделался ли он отшельником и светит ночью фарами в лесу или сочиняет где-то научные труды, изучает, как заставить цвести вишню – неизвестно. А может быть, Тимофей до сих пор бродит по лесу, ищет цветущий папоротник. Чудо – такая вещь... Ходит и не знает, что для того, чтобы вишня распустилась, всего-то и нужно – отключить фонарь; плетёт венки – смотри, как это делается: берёшь один цветок так, а другой кладёшь на него, только по-другому, вот так, потом – р-раз! – цепляешь, и ещё – р-раз!..