Женя Риц
Рецензия: Андрей Дитцель Пальцы
Андрей Дитцель
Пальцы. Стихи. – Новосибирск, Артель «Напрасный труд», 2003. – 36 стр.
Пальцы – легкие, невесомые прикосновения, маленькие необязательности скользят по коже – и – вдруг – под самую кожу ускользают.
Легкость и необязательность каждого слова или образа здесь даже не возводятся в ранг достоинства, но являются непременным условием существования этого мира – мирка – замкнутого, уютного, обжитого – будь это комната, город (но обязательно с узким подоконником), но – все-таки лучше – если Затулинка, край ворчливых голубок.
Детали есть, но каждая из них – что-то вообще – Френсис Бекон, как водится, не прав – вот он, мир, где res (почти rex) выступает во всем своем великолепии, поблескивает лужами на асфальте, шелестит зеленою шторою.
И это даже странно – от автора изобилующей конкретикой «Европы» – великолепного собрания глянцевых слайдов, какими когда-то, в советские времена, любили щеголять в письмах заграничные родственники (а теперь никого и не удивишь, потому что – фотопленка «Коника», фотобумага «Коника»…)
Впрочем, речь сейчас не о «Европе», но а Европе – предстать Антиноем и анти-Ноем одновременно – Запад выступает совершенную вещью в себе и из себя – ливантов с араратами словно бы и не было, античность же – во всем.
Приметы города, в который ты
вернешься умножать синичьи толки –
озноб и пустота. Зимой мосты
невидимы как прошлое, и только
зеленый лед под ними – словно соль
под веком Пенелопы. Не тоскливо,
а тихо. Отдохни еще. Позволь
себе казаться мудрым и счастливым.
Пока не различается земля,
как глаз не напрягай. И мирно дремлют
в мехах Улисса бури февраля.
И Посейдон оберегает землю,
играя днем и ночью кораблем.
И христианство – от туда же – самое раннее – камо, говорит, грядеши и чертит рыбок прутиком на песке, а тринадцатилетние зачитываются любовной историей про Лигию и Марка (но не того, который евангелист) - поистине - Новый завет (зовет?)
«Пусть становятся грубее руки, кожу
обожжет скорей неласковое солнце.
Если выведет дорог в новый город,
на окраине жилище для ночлега
отыщу по медной рыбе над дверями…»
А еще – Рильке, и гаммельнский дудочник, и
Эльба спешит разветвиться в каналах и слиться
С морем, дотронуться моря прохладной рукой.
И все плывет, покачивается, меняет очертания – может быть, «пальцы» – еще и потому, что прикосновение и есть при-ко-сновение.
Ты не спишь. Или спишь. Или просто не можешь заснуть,
оттого, что вокруг пеленой непроглядная муть,
что взметнулась со дна – то ль случайно зашедшей сюда
беспокойной души, то ль покрытого ряской пруда,
о котором ты грезишь – лесной колыбели луны –
И еще непонятней, что – явь, а что – сон, полусны.
И на самой кромочке засыпания – слова засыпают мятным снегом с головы до ног – и не знаешь – еще завтра или уже вчера – но – чутко, вкрадчиво и навсегда – ты чувствуешь пальцы.