Звательный падеж
Руслан Князев
***
тесный телесный цвет
вызрей взойди истлей
вылупи что-нибудь
сделай меня собой
выше сильней быстрей
harder or better; что
думаешь это всё
корни пустил — засох
почки раздул — потёк
иней роса потец
стебель вибрирует как
принявший телесигнал
только эфир рябит
листьями Листьева стог
ты проведи рукой
в черепе черпай пыльцу
и добури до воды
там может быть уплыву
сам из себя уйду
радость не радость гнев
чья тут моя печаль
я убегу моя
радость моя печаль
я убегу с тобой
трубки сорву долой
каплет по ним хлорофилл
встану с колен и в тень
стану как дерево я
буду ходить-бродить
свой заполнять кенотаф
чтобы упасть и лечь
в долгом конце пути
чтобы другим аминь
не тем каким был а тем
самым самим собой.
***
Дом на Лизы Чайкиной (нет, не Лизы),
вечер после смены, Мария рядом.
Смотрим: стёкла, стены собрались вместе
в мануфактуру.
Битый, грустный, брошенный — серп и молот
(это если сверху), но так неясно.
Лофты, лифты, офисы гордо рядом,
только куда им.
В воздух трубы вскинуты — дымно было.
Здесь бродили люди (все в чёрном), хмурясь.
Эта жизнь утеряна, горсти щебня
с робы эпохи.
Раньше встанут: радио, пятидневка,
гиря, яйца всмятку, дорога к цеху
(хаос, грязь и красные) — есть константа
мира в квартале.
Здесь, на Лизы Чайкиной, Петроградка,
цех как единение, место силы.
Тянет нас — глухих, безъязыких — к речи.
Мы объяснились.
***
ещё вова сказал ты герой нуара
не заглядывай за — тебя ищет фатум
нам бы в крым уехать да нахуй надо
нам нева из-под крана что ниагара
еще мама сказала добейся корки
затрави их всех не топчись на входе
я как школьник с чувством опять нашкодил
припадаю то к винам а то к махорке
и тоска говорила не слушай сердцем
ты тоскуй скули не ищи причины
без тебя тут хватает велеречивых
ты держись чтобы только ей дать опереться
в остальное время она смотрела
и искала взглядом на мне улыбку
по утрам сплетенные солнца лыком
мы лежим под ритм моего катрена
и внутри меня голос сказал с досадой
я уверен в тебе не на сто процентов
чую это чужой разорвал плаценту
развернул мой плод на восток на запад
за меня говорит мой лирический автор
его голос глубок доверителен зычен
я молчал на другом языке язычник
и молчание было напрасной правдой
***
Северный ветер, колючая саранча,
углы, арки, эркеры — где бы тут заторчать,
где бы тут раскуриться (в кармане сенча).
Сколько углов (и уколов) — мне нет угла,
ощетинилась улица, и синяки у глаз,
и алкаши под окнами рушат уклад,
и арки раскрытая пасть гудит,
в ней заиндевелое поле-перекати,
гнездо из иголок, спутанный дикобраз
(докопай до иглы, до иглы докопайся).
Северный ветер-шатун, всё злее зрачки:
свет ширяется-расширяется; пульс строчит:
миру — мир (точнее: пиздец; точнее: зачин);
и от арок остались углы голодать в ночи.
***
не заладилось сука всё не заладилось
может хватит уже может хватит с нас
хворостинка над пропастью точно надломится
и куда глядеть будет святая троица
это северный ветер клыками впивается
обнажает у каждого страшные два лица
и когда пропадут пузыри с поверхности
на поверке не хватятся тех кто без вести
новый мост не построят над старой пропастью
и пока мы глядим в неё с храбростью с робостью
нас ведут в кандалах вдоль каналов и виселиц
на любом канделябре есть память о выстрелах
и подвальные окна стоят запотевшие
еле в силах сдержать ужас старой поденщины
и не двери скрипят черепица крошится
усмехается с лахтинской демона рожица
преисподняя вся в это место съехалась
чтобы только взглянуть на меня из зеркала
я уже не такой не снимай намордника
ты уже не такая надо выйти из морока
знай пока нас ведут хворостинка надломится
я убью любого кто к тебе притронется
***
о повседневности лучше прозой или никак
так повелось что время мой злейший враг
говорят его нет говорят крадёт мою жизнь
я сам себе вор: будни мой симулякр и компромисс
я надзиратель своей судьбы я большой брат
маленькую хозяйку в девять с работы забрать
сходить на турник переделать ремонт писать стихи
пять через два — моё бытие ex nihil
эти белые нити мира опутывают пауком
я смотрю на себя и всё чаще я с ним незнаком
моя память пробила полночь зачем в эту тьму полез
я помню как забирался мальчиком на волнорез
мутные воды будней
бьются о камень
нити этого мира
распороты камнем
труд это просто об-
глоданный камень
каждая жизнь по итогам
споткнётся о камень
а я буду смотреть с волнореза
не зная о мире
где радостью надо делиться и прятать горе
я буду смотреть с волнореза
и слушать море
я ему равнодушен оно меня поняло в полной мере