Валентин Воронков
под винты!
***
там где синий ветер и рвет под винты, навека повенчаны я и ты
впохыхах навзрыд облизав клинки, но стояли да пали онежские маяки
только верхней губой дрожал у твоей руки
лахденпохья и все ее сторожа, у руки замирал дрожа
у большой звезды замирала свирь, а любовь раздвигала вширь,
и от сегежи двигались на клыки и касались руки
а карельский ветер трепал хвощи, отыгрались "перекрести"
и дрожались струны как скалился ветерок но и струн сосчитать не мог
но какая зауна как вставал и соединялись саамские и фарси
кто тебя впервые поцеловал в такси?
никто
хмурый город названный петроской (тут впервые названа дорогой)
где судьбы не хочу другой
как в ночи коснуться тебя ногой
здесь все девочки пух или мелюзга и тревога от четверга
не хватает московских канеш блядищ: подойди парниш
но все это шутки и саундтрек и стремительней нету рек
человек или человек?
но судьба спасибо за то что ты коротка и рука на поручне ледяна
и неясна твоя длина (твоя же?)
парка брошена в саквояже
город брошенный; был родной
нареченная, -- но женой?
обречённая на "малышку"?
разливайка ночная. крышка. сигарета. родник. ключи. тень от тени другой свечи.
обречённая под винтами? куртки вывернутые флинтами?
***
[л.б.]
есть несколько слов
чтобы зажечь твой лес
и мертвое время когда я без
есть пальцы ног и они иногда во рту
обыкновение не вытирать черту
есть предательство и его доказательство
типа кровь на скатерти
типа жертва аборта
у любого тут есть возможность сделаться мертвым
стать снова мертвым
то есть чертой но стертой
и есть чужая мечта голубая
шарик никто не трогает а если тронет сразу уронит
и согреет в ладонях осколки как черепицу как гипероним
или просто застрелит птицу
и еще как-то там пошутит
а потом ничего не будет
кружево или вымпел
или петля и смазка
или в подполе синеглазка
нож в реке и ещё кое-что на подоле
то есть будет даже свобода воли
и сгорит чужая обида
может даже крик муэдзина раздастся
а может не будет такого крика
будет ягода пиздяника
и никто никого не судит
потому что потом ничего не будет
потому что сейчас ничего не будет
потому что вчера ничего не будет
только тот кто любит об этом не знает
зажигает мост
пополняет память
***
однажды выпал снег и снес и поломал. раньше тебя так не целовал, раньше было впроброс, раньше считай кимвал, раньше держи нембутал. а вот первый выпал, первый как всегда линовал.
первый всегда темней, первый почти чужой, я подкладка куртки взрезанная ножом, иногда мне снится что снова тебя лишен, хорошо что мы никогда не лжем, нам вообще хорошо вдвоем, нас вмещает воздух и водоем, получается так: мы стоим и падает снег и не видя даже любуюсь твоим бельем.
я сжимаю лапник, пою валежник, пеку творожник.
покупаем тебе ботинки, обрабатываем картинки и всем страждущим на сулажгоре подаем петра. и никто не счастлив что мне можно руки греть у костра, твоего костра. это повод сказать: хохлы заебали. как заебали хохлы. хорошо же что похоть твоя сестра и края остры.
а сейчас про тебя: глаза - суоярви, морок, туман, болота, и по абрису бедер мидийская позолота. не почувствуй вкуса, кто ведет себя как мудак - говоришь "хорошо, что вернулся". ты любые шатлы сбиваешь с курса, ты настолько прекрасна, что можешь стесняться: скулы. и качаешься в такт олдскулу, и касаешься. и кто хочешь вслед говорит: красавица. а оставить одно: гениально ставится.
но к чему все было, бывало? выбираю судьбу кимвала, хоть почти прислуги твоей, отголоска, я на тесте твоем вторая полоска, мне тепло и броско. я крестик из воска. я лизун, я спиннер, я соска. красота обноска.
о что же? это как мурашки на коже, это как вот-вот и погаснет северное сияние, это как лежать и прислушиваться к дыханию, это как ломались и рушились огненные стволы и горели последние облака, и не мог дышать, но по-прежнему нес тебя на руках и хотелось в плен и сжевалась прядка от ободка.
and above that all, -- московское ЦСКА.
***
если ты не откроешь винтов, снесу плотину в онего
капюшон горчит, пополам любовь
хочешь снега?
ты почти белград, только кошава круглый год, свет. неумолчный ночной парад, только нет меня между кораблей. нет.
карла маркса ул, некогда ильинская. непочетный - и не караул, небо низкое. вот - александра невского собор и дует ветер что не воспоет ербол, и в церкви бог мерцает лиловатым. тут вепсы, все из пепла из земли, к большому морю-озеру текли, как венгры к балатону по карпатам.
но: хлопают двери, стекла крошатся. нам нельзя расстаться. помнишь наше согласье - день рождения, города, город, обещай счастье. запятая поверх запястья. И мы не просим счастья.
через пять минут подъедет, ожидается аэрография. голословная эпитафия, помню твои сережки, стежки, посчитай саама. зажигай над озером желтые маяки, я тебя обниму, унесу, ты ещё услышишь, что мама, обещаю тебе, ты услышишь: мама.
***
Когда корабль стоял на рейде, я тебя ждала, не ждала, собирала в трусики резеду, я два раза ходила в чужую скобу. Но я тебя очень жду.
И когда здесь почти темнело, я совсем ничего не надела, я включала wu-tang и второй. Иногда мне неловко, как солнце скалится над горой,
и порой мне неловко, как солнце скалится над хибинами, ты был в море, почти что пахнешь другими динами. Как война на сопках и город был взят любимыми.
У бассейна не пахнет хлором, и из окон я выбираю звезда в котором. Где есть звёздочка. неминуемый мурманск мерцает, мурманск - пездочка. или золото. или олово. где из окон здесь нет в которого.
Мачта; как все неоднозначно, я мечта твоя, я, я долина уюта, я уже разута, не темнело, но наступает утро, жду тебя наверху самой длинной лестницы клевера. Вру тебе, что я тоже с севера, и сама уже в это поверила.
И корабль.
***
[мурманск]
вспоминаю каким же скользким
оставалось небо над кольским
как поллитра достал и ба'бах
о разнузданных твоих чайках
холодных троллейбусных гайках
и бессчетных твоих скобах
вертикально шоссе до 'росты
свет листвы поперек коросты
самый северный кенотаф
желтый воск на застывших кранах
откровенней чем младший кранах
остается похолодав
сизый штамп на афганской марке
две монеты для бесов в арке
только я все равно в курсах
что какой ни плати монеткой
ты останешься мрачной клеткой
где меня насилуют с деткой
и смеются на полюсах
от винта у клепсидры рваной
не замажешь ни кадра раной
тыча в медленное кино
рупь не хуй не бывает длинным
лентам картам и пелеринам
рваться надвое не дано
поделом тебе твоя убыль
длинный хуй мотайте на рубль
обреченные севера'
но такие края потрогав
возвращаться к рубцам ожогов
слишком поздно (всегда пора)
***
[песенка]
деревья синеют ночью, но только у пламени синева, у пламени синева
и стража добрее ночи, добреет стрелок когда натянута тетива, натянута тетива
и бродит почти до рассвета шкура овечья пустая, у ворот шкура пустая
ведь тот кто считает ночи овец своих не считает, овец уже не считает
я видела все дороги впились в друг друга
и у кольца была одна сторона
у кольца была одна сторона
сколько бы ни горело в этой печи поленьев нас это не согрело
сколько бы ни добрело стражников у засовов, так же летели стрелы
весело веселиться, стрелам случалось весело веселиться
были крепки засовы а у стрелков тех черные лица, черные лица
а я думала - за лугами есть какие-то города
слушала про нержавеющую струну
а потом поняла это новая сказка про горе
и про то что у кольца одна сторона
и если пойти к деревьям, разлюбишь милую синеву, заветную синеву
потому есть засовы и то как я здесь живу и то как я не живу
а если ты вдруг охотник полюбишь лишь то как натянута тетива, лишь то как она туга
а если ты зверь или птица полюбишь только врага, кого ещё как не врага
я не плакала - даже когда уронила кольцо
я заплакала когда его подняла
и вдруг вспомнила что у кольца две стороны, от рождения две стороны
а утра и дня не знаю, не видела и не вижу, про утро не стоит петь
овец не пересчитаю, охотника не обижу и в лица мне не смотреть
но ночью спою в запечье надену шкуру овечью
и свет отсечет мне воздух с запястья и до предплечья, с предплечья и до запястья
золотое несчастье, горькое счастье, несчастье и счастье
никому когда не выучить сколько сторон у кольца
расскажи мне сколько сторон у кольца
расскажи мне сам сколько сторон у твоего кольца
***
[а.р.]
женская мастерская
каждая делает вид что она не такая
носит позы в примерку
чертит слезу в словарик
а по-честному тут не варик
чужая черная свадьба (если вообще бывает - чужая - свадьба)
и несвои поминки
и другие причины для вечеринки
смешной корейской наклейки
агрессивный кайф от монтажной склейки
это грамматика мира, самые блядь основы
как чугун и индиго
это, хоть бы и весело, - смотрится все же дико
надпись be kind rewind
или "да здравствует несвобода"
и несвобода здравствует
несгораемо тонущее плавсредство
корабль травы после детства
аккуратный пожар под псковом
потому что сподручнее - словом
делать тяжкие и телесные
в этом логове регистрации
или на станции аэрации
или в поезде на последней станции
или где там бутоны стянуты
и ничто не повод раздеться
красива поступь аблаута
сера осенняя балтика
и космические ветра при воротах садика
где потеряна троеручица
но однажды ещё получится
и на титрах опять позволено
ведь никто не досмотрит с титрами
начинается новая лесенка
закоулки ее нехитрые
и темно от тоски мирской
на пороге их мастерской
***
режусь, колюсь; клянусь отомстить за Kinky, собираю неравные половинке, был недавно утром убит в ауринке. даже птицы поют как морские свинки. незасвечены только пленки. неизувечены, незадрочены даже планки. а я говорю, мама, она так хотела ребенка, от меня хотела ребенка, а у нас на фамильном гербе младший хомса и филифьонка.
как сказала бы Ксения Че, -- мы панки! подоболочная черепаховая оборонка, ветер сквозь родную сторонку. если хочешь ее прочесть, начинай с изнанки. если хочешь ей отлизать, тренируйся на мундгармонике (итальянки). если жаждешь ее вывозить, то ложись под санки. если сможешь ее прокормить,-- закажи ей плетки. предпочитаю оригиналы: смотрю пацанок по-украински. и кстати не дую: достал этот вот акцент на слабую долю. если зеркало. пусть кривое...
кобра вывезет трёх (троих), боливар одного, -- на какую собаку блять влезть если нас и по правде двое? джаааст one shot and go, two shots and go, one night stand, two nights stand: разберешься тут, ты блядь или меломанка? ты христианка? финка? у мене в заводе нету такого кинка. ты винтовая?! То есть
я лежу с тобой -- и не вынимаю
я стою с тобой -- и подозреваю
я живу с тобой -- и ОХУЕВАЮ
(посмотрели ассу, а чалимся в черной розе).
как сказала бы Аня Рэ, -- я в охуевозе!
атомный ледокол "пиздолиз" производит предварительный выстрел по наркодиспансеру, меняет эон ножевой на ледовую эру, флердоранж на геру, любовь на окцу. стыдно перед звездой also known as солнце. но от Онеги и до ледозера мы ебали каждого по'зера. поможемте ледоколу. повезем эту шкуру в колу. передаю привет одной незнакомой лярве, я присунул ей в Суоярви.
***
[н.щ.]
вот уже достаточно изжевал стакан где твердело любое зеро
изглодал углы где закусывал ветром и рукавом
дорогая водка, по-прежнему за тебя но уже не про
золотая твоя звезда и ее отсутствие в зеркале, чуть кривом
я пропел себе заговор от стрелы и прочел тебе заговор от седла
дописал римбо за оставшийся такелаж
и свистела и висла в меня направленная стрела
и шумел у холодной и мертвой воды малолюдный пляж
до сих пор не зашиты глаза, все подряд приказывают: молчи
караулят любую помарку с ошибкой, кличут беду
я клянусь, что они прикуривают от свечи
отсыревший их порох не вспыхивает во рту
как они ненавидят лепет своих малых
презирают за синее синеву
у них нет ничего чего не было бы у них
не считая того что я среди них до сих пор живу
себорейной короной трясу меж жеваных простыней
воровал их девок за вычетом пары сот
золотая звезда твоя, мне тепло под ней
привожу себе сны какие покойник не донесет
подымая последний стакан говорю: аллаху акбар
чтоб не кончился предпоследний. чтобы метель
чтобы только одна кого бы ни обнимал
чтобы только смерть посреди смертей
инструменты те же: графины перо стопарь
дочитай тот учебник нежности, можно со словарем
но учебник пуст и по-прежнему врет словарь
потому и читаем другое со стопарем
в третий раз поклонюсь золотой звезде, поцелую ржавелый нож
на груди нацарапаю: петроской
и однажды узнаю всего лишь как ты живешь
как прикуриваешь от свечи и какой рукой
приезжай к нам в гости когда наступит зима и окрепнет лед
я сошью тебе шкурку и выплесну мишуру
я теперь не пишу про водку: словарь не врет
но тебе на правах словаря я и сам совру
я однажды видел как ты оказалась собой самой
я один и знаю как совы смешны твои но сильны
мы заходим в любую церковь как будто к себе домой
и дожевываем стакан и ложимся увидеть сны
***
для того и тряпочка, чтоб тереть, для того и медведь в лесу, чтоб реветь, и в горах для этого медь. я люблю тебя ведь.
эй: кольцо теней, и любая maiden и mädchen в нем пробивает брешь, нарывается на падеж. но второе кольцо, а на броских широтах и тени длинней и темней корыто да еблецо, и взмывают над каждым первым свои пустоцветные обода, и поет перманентная лобода.
кнут и вензель - дрожащим, шепоту - от печей, ни одной из масок не дать плечей, не спадать плащом и плащем. шевели изнанку: не вымпел тащим. у кого плавник или там прицел, у дианы легкие мотыли, ей лучи струятся как вечные пиздюли, а какие цвели астролябии и рацеи!..
ничего не выцветет около нифелина, сподручнее ворожейки. остывает изнанка, на ней соцветия неделимы, а ножны клейки. капюшон над пропастью, молодость - павильон, широкоходящий талер и галеон, и мы уже вот становимся колыбельной: так сосна становится корабельной, переписка многонедельной, и больная, бредучая звёздочка - акварельной.
мы, наверное, тим, мы почти не там, аффиксальными крыльями шелестим, остаемся брошенным городам: поутру над черемухой, перекрестком, мостясь адатом. что сказать нам каждому кадрику, маяку? оставайся всегдапиздатым.
***
[песенка 2]
при свече можно видеть то, что освещает свеча
но она никогда не высвечивала плеча
и она никогда не высвечивала ни скрещения рук
не могла рассказать ничего про двоих и двух
и я шел без огней потому что в жилищах хранят огни
чтоб никто чужой не увидел моей любви
потому что любовь моя как чужие огни черна
она тем уже и опасна что так сильна
у меня на шапке три стальные звезды, это я и ты, наша ночь и ты, наша дочь и ты или сын и ты.
у меня под шапкой детская седина, у меня под шапкой четыре пугающих сна, и я знаю что будет пуста кровать когда я приду тебя воровать
при луне можно видеть то, чего не было без луны
например как в сосны воткнуты колуны
но мне вовсе не нужен скудный молочный свет
я и так понимаю чего здесь в заводе нет
мне не мил обман цыганского серебра
и не мил вечный выбор деготь или смола
не сорвется с привязи ни свечи, не об нас ломаются их лучи
знаю свой единственный огонек, он чернее чем ветер и уголек
и ни в чем бы мне не помог
у меня на шапке три стальных звезды, это сын и ты, или дочь и ты, или я и ты. у меня под шапкой мертвым словам приют, я люблю только то, о чем уже не поют. и я знаю, будет молва стыдна, когда я сочту тебе имена.
когда мы пойдем без огней вдвоем, то наверное без знамен. когда мы поедем с тобой без знамен, то, наверное, будем и без огней. но и ночь тогда будет черней. но любая звезда станет в сто свечей, и любая свеча станет в сто свечей и не станет жалеть лучей. чтобы не пустить свою дочь во мрак, люди кормят пеплом пятьсот собак, их берут по цене цыганского серебра, выбирают деготь, а говорят: смола. три стальных звёзды уроню роднику куда он поет и никто кроме нас там их не найдет.
это сын и ты, это ночь и ты, это я и ты.