polutona.ru

Елена Ванеян

посвящается тебе (II)

***



Что так щелкают патроны холостые,

Фейерверков распускаются кроны

И играют косточки святые

В маленькой могиле зеленой?



Или под перинкой снеговою,

Или под клетчатым пледом?

Что там видит Небо голубое,

Любопытное, идущее по следу?



Небо видит, выдувая и вея,

Как дается мир в прозрачной яме

И с младенческой душою своею,

И с любимыми теперь, и с друзьями.



О, я встану с колен и на колени,

Изолью большую душу в поклоне.

Ты как звездочка сеешься в тленье,

Дом прижизненный, уютный как домик,



Где фонарики в окошках и тени,

Маргаритки на столах и посуда,

И промытые стекла запотели –

Снова дышит, продолжается чудо…



Вот и щелкают патроны холостые,

Фейерверков распускаются кроны

И играют косточки святые

В маленькой могиле зеленой.









***



Дверь, простенок и угол – волшебная мера.

Пахнет телом безгрешным и маслом гвоздичным,

Елью, зрячим лучом, тонкой косточкой белой –

Вот лекарство прекрасным, живым, многоличным.



-- Не побудешь ли, где ничего не осталось,

Но сухое тепло неизменного лета?

Стало сердце ничтожным – улыбка и жалость

(Просит пить океан полутемного света),

Вот и все, а с утра невозможным казалось –

Быть ребенком, стареть, дожидаться ответа.









***



С чистым привкусом льда и йода

(Нет, не слезы, что пью и ем),

Еле зримые в час восхода

И не видимые никем,



Но вихрящиеся, как полость,

Освежающие как весть, –

Легким сердцем когда притронусь,

Вам свидетелем буду: есть!



Самой острой иголки кончик,

В бледном небе сквозной проем,

Без веревочки колокольчик

В горле ласточкином – твоем.









***



Все прозрачней музыка в холме,

И входить никто не запрещал мне.

Как же ты болишь в моем уме,

Хочешь слов – единственных, прощальных,



Просишь в Истину с тобой войти,

Обмякаешь непосильным телом…

- Не убей, не лги, не укради,

Не оставь на страшном свете белом



Свет, кричащий в равнодушной мгле,

Скомканную тень на сером камне...

Зернышко – меня – предай земле

В день шестой, послушными руками.









На уход Марии



Окна автобуса свежим обложены дерном,

Тянется изгородь – шелк, серебро древесины

В стрелах осоки... и взгляд мой, землею подернут,

Прочь от шоссе удирает по тропке лосиной



Кроличьим скоком... копытце, пятнистая лапка

Путь пролагают к холодному, ясному дому,

Рвется на грудь мне танцующих листьев охапка,

Вот оно, озеро... дурочка смотрится в омут.



Дева-лисичка и дикая серая киса,

Бурый крольчонок... в предчувствии целого рая

Сладкую землю, изюмину, зернышко риса

Сердце бросает и ловит, глотает, играя.



2007









Радоница



Когда две прежние руки

Без сил, ничком на одеяле,

Молчат (не видно им ни зги,

Известно обо мне едва ли),



Верши тогда, что хочешь Ты,

В пустой, холодной, одноокой...

Перед лицом стола, плиты,

Посуды тусклой и глубокой...



Ведь – двери, двери на засов! –

Умершие не умолкают,

Под капанье и плеск часов

Мольбы их детские стекают



По капле – в ковшик теплоты,

В ладони, если так их сложишь...

Твори из них, что хочешь Ты,

Что только Ты, Воскресший, можешь...









***



Расскажи мне опять – и до света укрой –

Как еще пролилось, преломилось...

Как живая моя говорящая кровь

Облекается в радость и милость.



Ты послушай ее, и согрей, и укрой.

Ты-то знаешь, как страшно под кожей –

Вдруг наполнить дыханье не сможет

Нежный воздух беседы простой...









Эхо



Ты помни, что я ничего не терплю.

«Мне больно...» - я милое эхо люблю.

Там странник счастливый в траве под окном

Стоит, вспоминает, как выглядел дом,

Где долго он жил, терпеливо болел

И в черные окна с тоскою смотрел.









***

                        постели, и люди, и стены



То лежишь под землей – и не смеешь уснуть,

А во сне умоляешь: «Спаси их из ада...»

И дышать не умеет несчастная грудь,

Но вдохнет, повинуясь небесному «надо»...



То внимаешь пустым животом и спиной

Шелестящих шагов нестерпимому звуку

И хватаешься больно, ребенок больной,

Шелудивой рукой за Пробитую Руку...



.....................................................................



Ныне мелом горящим мне круг очерти,

Лоскуток без воды, без пощады, без хлеба,

Чтобы мною исполнилась просьба «прости»,

Чтоб услышал Отец из открытого Неба.



Под разбитой фрамугой плыву на спине,

Смерть ревет, прибывая, как многие воды,

Звезды гаснут, но части не имет во мне

Красноглазая тварь в темноте за комодом.



Что осталось от горя, тоски и стыда?

Бог с тобой... уходя, я не вижу изъяна

В рассекающем «нет», в пригвождающем «да»

И в лице моем прежнем – бескровном, стеклянном.









***



«Увидишь и поймешь: когда темнеет взгляд,

Сверкает «не убий». За честное сиротство

Я рок благодарю, и дух не веселят

Ни ярость, ни тоска, ни радостное скотство...»



А вспомнишь, как лицо опалено на треть

Свеченьем из колодцев смертной сени,

И слезы-лезвия не устают смотреть

Сквозь воды темные, и чаешь Воскресенья.









Три немелодичные песенки



1



«Я на реке с огнем играл,

И под ногами лед ломался,

Я был проворен, легок, мал,

Затоплен, стиснут, застывал,

Кричал сквозь явь и догадался:



Когда сцепляется река,

И лодкой ты уже не будешь,

Из ледяного глубока

Себя в свидетели добудешь,



Что, мол, лежим, и подо льдом

В недоуменье мыслим ртом,

И свет неясный в пальцах вертим,

Одно дитя...»





2



В том, что сказано, слово любое

Означает, что нас было двое.

И скрипело перо на уроке:

«Так застыли они, одиноки.

Мать с ребенком.

Жених и невеста.

От пространства отпавшее место –

В нем нельзя затеряться, в нем оба

Здесь – за гробом и перед гробом.

Свет угасший, двойное стекло,

Где время субботы недвижно текло».





3



Кто платье сшил из лилий полевых,

Кто голод ел, кто жажду пил святых,

Кто подманил Злосчастье-Горе,

И лег у воды, и молчал, как море,

И следил сквозь веки, где Голубь летает, –

В забытое сердце его врастает

Жестокий, внутрь сверкающий Корень.

Он разнимает наши объятья,

Он раздирает мое страшное платье.

...А ты мне не указ, и не твоя забота,

Где Он был и что делал в Свою субботу.









7 апреля 2007*



Я вас забуду, лица, блики, сны и –

Как страх растет и холод прибывает.

Сквозь толщу камня, пелены льняные

Работу смерти разум прозревает –



Косноязычные значки и пятна

На одиноком молчаливом теле.

Смерть говорит, но только это внятно:

«Суббота, снег, идет Архангел к Деве».



*Благовещение совпало с Великой Субботой, шел снег.









***

                        всякое брашно гортань рассудит



Когда я воскресну из мертвых,

Вчера или, может быть, завтра,

И в маленьком теле, худом и потертом,

Вздохну и спрошу, что на завтрак,



Из ложечки тихая капля восстанет,

Весь вкус ослепительно пресный,

В едких слезах предвкушенный гортанью...

О, встреча их будет воскресной!



Воскресной – такой, как сегодня,

Святые все сразу заметят,

Как яственна нежность Господня,

Как на языке она светит...



И Ангелы тоже заметят,



Как ослепительно горько и странно,

В неловком порыве надтреснув,

Тобой обагриться, как свежая рана...



Когда я из мертвых воскресну.