Денис Крюков
В раскалённой гирлянде сна
* * *
Когда я купил это драже,
Папа был жив,
Но нет папы уже, а 200 шт по 50 мг
Всё ещё тут, и новый снег
Заполняет собой весь путь.
Потерянное поколение носовых платков.
Потерянное поколение запятых.
Потерянное поколение телефонных гудков.
Выдох, вдох. Ых.
Такса бежит, как весёлый школьник.
В раскалённой гирлянде сна
Ты садишься на подоконник,
И весна становится не видна.
Старая куртка пахнет вороной.
Знаешь, как пахнет ворона,
Крот, черепаха, волк?
Как другой, потерянный и посторонний.
На морозе всё становится огромным, бескровным.
Бескровны слова, поэтому я умолк.
* * *
1.
В нижнем ящике ключ от смерти,
Он имеет форму письма.
Не потому ли раздвигается ветер,
По ковровой дорожке идёт зима?
Родинка – тёплая метка снайпера, откуда он взялся в марте,
В переполненном супермаркете?
И как стоять под прицелом,
Мюсли к груди прижав?
Христос воскрес. А теперь он ест
Новую непонятную пищу.
2.
Весна неотличима от зимы, неотделима от весны,
Где небо кажется столом накрытым, но перевёрнутым,
Пустым.
* * *
Улыбка ветра мелькнула в кроне,
Как сомнение во время сна, когда быстрые толчки крови
Поднимают с самого дна, и я вижу особенно ясно:
Речка дышит сгорбленно-долго, а человек жалобно-злобно.
Тополя срубили напрасно.
Ветер сдирает облачный мех и небрежным жестом
Прощается с этим местом. Теперь до вечера
Бессмысленный экран летнего зноя
Искажает простые вещи:
Велосипед – монах из Тибета.
Самокат – ученик монаха.
Человек – молоко из пакета:
Семьдесят девять рублей, двадцать копеек страха.