Влад Гагин
ряд слабых связей
*
мы втроем против всего мира
есть сообщения в закрытых чатах
виртуальный костер под виртуальным мостом
для всех отверженных и так далее
пламя анализирует слой за слоем
государство ничего не знает о характере нашей связи
границы — это сложнее
цвета размазаны, переходят друг в друга
Птица не готова впустить паразитов, плачет
говорят, распаковка архивов возможна
но некоторые так и останутся тлеть
вне коллектива, раздражая и без того
неспокойный объект, лошадь плывет
воздух пахнет помоями, шмалью, всем вперемешку
видишь ли ее боль, карту внимания
всё же я очень травмированный ребенок
знаю, но и ты наблюдала те вспышки
агенты слепого связывания существуют
психика наполнена ими
как воспоминаниями о прошлогодней
траве, март, территории танцевали
духи, посещавшие нас то и дело,
организуют обмен почти позабытым
помнишь, стояли по щиколотку в воде
с чемоданами времен четвертого переезда
и такси не двигалось нам навстречу
ты его отменила
за секунду до этого я
вспомнил о том, о чем следовало мне вспомнить
*
Илье Семенову
Чувствующее животное не остановится
на откусанной голове той кильки или отсутствии
пороха. Поскольку, разрезая себя на части, оно
хочет жить, элегический
вечер не удался. Приглушенное радио — и после
что-то случилось. «Мазох, я не знаю
тебя», — думал я. Этой ночью только нехватка, однако
видно другое: бег
зверя спокойного сквозь редколесье.
Гагину снится
сон о подводных машинах письма.
О желании быть любимым.
«И встрял в те бессмысленные разговоры».
Чувствующее животное можно представить
заплаканным, сидящим с краю
самого странного среза речи. Пообещай мне: этой
ночью больше вообще ничего мужского.
*
общий пейзаж памяти дестабилизирован
что бы это ни значило, я ищу
внутри беспокойной серийности ритуала
на краю заросшего огорода
на самом дне ямы в центре детской площадки
что-то такое, что бы
объяснило, почему мы всё еще верим —
меморандум, подписанный кем-то и кем-то
на фоне тумана войны за сувениры из нефти
значит меньше, чем фотографии женщин
с калашами наперевес, а также —
в то, что речь, вывернутая наизнанку,
всё же стоит того, чтоб нарушить
молчаливое наблюдение за распродажей
есть простые ответы: несколько эпизодов,
призрак жестокости, зверь, обнаживший
проницаемость территорий, этого
на сегодня хватило
*
Целый день переписывались, слякоть на улицах.
Хотя за несколько дней до этого выпал снег.
Ты думала о самоубийстве, я даже
решил снять изображение Аронзона со стены.
И вместо него прицепить фотографию Дуга Рикарда,
распечатанную ранее, разрезанную по ошибке
на четыре равные части. И всё же
этот образ остается для меня важным.
Целый день переписывались, вспоминали
выпавший снег, путешествие по хорошим
лакунам внутри тела памяти. Я
не спал всю ночь, как бы шатаясь
от стены к стене, от ссылки к ссылке, так что
то утро, когда выпал снег, обернулось
неожиданной радостью, отменившей
мысли о самоубийстве, я даже
написал тебе: «я поэт!». Однако стоит вернуться
в день переписки, серого неба.
Ночью, когда ты поблагодарила
меня за внимание, оказалось,
кто-то третий присутствовал между реплик.
Сколько времени? Что он хотел сказать — разоблачая
себя самого — этими гифками? Ведь он их отправил
в ту секунду, когда мы оба почувствовали, что нужна пауза в разговоре.
Анархизм против сохранения территорий.
Безусловное гостеприимство разворачивается паразитизмом.
Что-то сломалось тогда. Но я до сих пор пытаюсь представить,
сколько еще скрытых данных хранят архивы
безобидных решений; самые мрачные
мысли посещают меня, и они похожи
на то, что иранский философ мог бы
назвать, что ли, ксеноагентом,
разрывающим прочные сцепки любого внутреннего сюжета.
Как бы там ни было, я верю в Тристеро,
толком даже не помня, что это такое.
Выпавший снег отмечает время
автономной зоны, и это странным
образом сочетается с тем моментом,
когда я заснул, наконец, в помещении без окон.
То же самое снится.
Но уже без надрыва, без четкой цели.
Без мыслей о сорванной родинке, без паранойи,
без желания стать счастливей.
*
весна — взрывы, но нечто пока отложено
пускай повисит на дальнем извиве
стремная птица
ожидает на проводе, это окей
1) искали фалафель в Девяткино
2) в виртуальном пространстве будущей дружбы
слушали сквозняки
клинамен реплик
еще одна система разрушена
ракообразные перемещаются внутри темноты
друг — тоже способен вплетать насильно
кто был счастлив в те дни