Рудольф Котликов
ВЧЕРА
... Мой изумленный дух трепещет перед ней…
Расин, "Федра".
Как надоели нам зыбучие пески! Мы долго шли, с трудом передвигая ноги, и желтизна пустыни застыла в наших глазах. В который раз открылся мираж – золотые купола и белые дома среди густой зелени. Нет! Нет! На этот раз не мираж. Среди сонной зелени высоких холмов виднелись красные черепичные крыши сверкающих белизной домов, полого спускающихся к океану. Мы остановились в пансионате, небольшом двухэтажном домике с деревянным резным балконом. Вечером я спустился вниз. Единственная улица вела в гавань, где виднелся розовый лес мачт с разноцветными крыльями парусов. Шумные торговцы собирали свои товары и грузили на молчаливых осликов, зажигались огни таверн, появлялись в дверях домов, покачивая крутыми бёдрами, весёлые женщины с далеко выступающей грудью. Когда я вернулся в пансион, заметил, что гора над городом сильно напоминает профиль женщины, надменный и гордый профиль царицы. Я поднялся по шаткой скрипучей лестнице, открыл дверь в комнату, там я увидел товарища моего по странствиям Агафокла. Он сидел на коленях у женщины, а её лицо было, точно лицо горы над городом. Волосы её разметались по комнате, и поглощающие глаза её были невыразимы. Испуг овладел мной, благородный испуг.
– Агафокл! – закричал я. Он быстро взглянул на меня и спрятал лицо своё в глубокой тени этой странной чужой женщины.Только раз посмотрела она на меня, и ноги мои приросли к полу, налились свинцом. Она звучно поцеловала моего товарища Агафокла в лицо, и лицо его исчезло в бесконечной и яркой линии её губ. А сам Агафокл как бы сник, съёжился и множеством складок сполз на пол, и затих совсем маленьким бесформенным комочком. Она медленно встала, расправила его и опустила в щель между досок на полу. Мой товарищ по странствиям Агафокл! Я тяжело спустился вниз и прислонился к косяку двери. Тучи обложили небо. и гора с трудом просматривалась зловещим тёмным силуэтом, пронзающим небо. Незаметно я очутился в порту.
Корабли теснились у причала, и отражения многочисленных мачт и парусов в бликах воды, словно калейдоскоп, заворожили меня. Ко мне подошел старый матрос, коричневое лицо его было испещрено, как знаками, сетью морщин, а в глубине их светились синие ласковые глаза.
– Море, – сказал он задумчиво и запыхтел трубкой.
– Откуда ты, незнакомец? – я взглянул на него, не зная, что сказать, – вот товарищ
у меня был, Агафокл…– я замолчал. Вдруг там, среди розовых волн, я увидел смеющуюся молодую женщину, косы её, словно лучи заходящего солнца, а платье, как ветер, облегало стройную молодую фигуру. Она бежала по волнам к берегу. Как током обожгла меня память!
– Вина! – закричал я, протягивая руки. – Вина!
Она бежала навстречу и смеялась, совсем такая, какую я видел её последний раз. Вот уже близко, и руки наши почти коснулись,.. но… как мираж, вдруг исчезла она, только смех её всё ещё струился сверкающим кружевом у моих ног, только прозрачные холодные волны лизали безмолвный берег.
– Вина, Вина! – голос мой дрожал и падал в бесконечную бездну одиночества,
голос мой оборвался…
– Даааа… – протяжно сказал матрос, – на море и не такое бывает.
– Это Вина, жена моя, – глухо сказал я, – она осталась там, она ждёт… и дом мой…
Похлопав меня по плечу натруженной тяжёлой рукой, матрос сказал бодро:
– Ничего, у меня есть корабль, "Барракуда" его зовут, я отвезу тебя, мы найдём.
– Да, да! – закричал я, – чтобы жить… жить в её улыбке, в лепестках полевых цветов, луговых трав, жить в звуках и красках родного города, города, где мой дом и Вина!
Я схватил его за рукав грубой куртки и торопил его. Мы подошли к молу. Он всматривался в корабли, глаза его как-то вдруг потерялись, он сел на камень и закрыл лицо тёмными заскорузлыми руками.
– Я совсем забыл, – тихо сказал он, – корабли-то ненастоящие…
Слова его балансировали на тонкой проволочке надежды и вот уже вроде сорвались, как неудачливые канатоходцы, а может, проволочка оборвалась, как всё на земле рвётся…
– Пойдём, – я взял его за руку, – скоро будет гроза.
И правда, небо заволокло тяжелыми громоздкими тучами, казалось, что небо
вот-вот упадет на землю. Мы медленно шли вверх по узкой улице, из домов выходили люди, тихое и протяжное пение повисло над городом. Люди шли к горе, Я видел, как дрожала она, как полыхали глаза женщины-горы.
– Боги наказывают нас, – сказал матрос, – только за то, что мы есть… всё это было вчера, и жизнь наша была вчера…
Огненный поток, словно язык богини, приближался к нам, и я видел, как передние ряды дрогнули. Я опустился на колени и сказал:
– Я Лампсак, я тоже был вчера…