Рефлект...куадусешщт #12
Oльга ИЛЬНИЦКАЯ (Одесса - Москва). СЧАСТЬЕ etc.
СЧАСТЬЕ
Впереди была дорога. Девочка сидела на корточках у обочины и смотрела на дырку в земле. Из дырки на неё смотрел молодой любопытный тарантул. Отвратительный.
Тарантул видел, что девочка маленькая. Ноги у нее босые. Руки она прячет под коленками. Кусать её нет нужды.
Уже который раз она не уходила по дороге дальше, а присаживалась возле входа в нору и смотрела. Он чувствовал, что она пришла, и радовался: там, где девочка сидела, земля, согретая её теплом, пахла так, как нигде и ни после кого не пахла. Он любил смотреть на неё; они уже два возраста младших братьев смотрели друг на друга. Он хотел, чтобы это было всегда. Ещё он хотел забраться на девочкину ногу. Но не решался.
Сегодня она протянула к нему ладонь. Он вылез и замер, не понимая — отчего же замер? Ладошка пахла ещё сильнее, чем земля, и он решился.
...В центре ладошки дрогнуло, и тарантул сжался. Девочка расслабила руку — тарантул отполз к пальцам, но девочка слегка сжала их, и он опять оказался в центре, где вздрогнуло... Он вернулся к пальцам — и снова оказался там, в точке вздрога. Ему нравилась игра.
Девочка приблизила лицо, и глаза её, такие же синие, как всё вокруг, оказались совсем рядом. Он подполз к ним ближе — ресницы опустились и спрятали синее. А потом девочка сжала кулак, и он оказался в темноте — теплой и пахучей, лучше его дома. Но кулак разжался, и осторожный толчок из центра ладони направил его к пальцам.
Вход в нору был рядом. Тарантул сошел на землю. А ладонь прикрыла голубое над ним, и запах опустился в нору вслед за тарантулом.
Девочка встряхнулась, оправила сарафанчик и побежала по дороге, посматривая на ладонь. И улыбаясь.
Они оба знали, что, когда новое солнце взойдёт над дорогой и его луч повиснет отвесно над норой, всё повторится. Потому что оба хотели, чтобы чёрное смотрело в голубое, а голубое — в чёрное. Чтобы пахучее тепло переплеталось с шёлковым щекотанием, чтобы жизнь ощущалась бесконечной и доверительной, и следующий день был бы уже не за горами, а совсем рядом, возле обочины, у маленького сухого входа в землю.
...И вот уже я вновь сижу на корточках и смотрю в дырку, а оттуда на меня он смотрит и не умеет мигать. Я подношу палец; он вдруг прыгает и ползет к центру ладони, и замирает — бархатный, нестрашный — в том месте, где у меня всегда вздрагивает, прямо на линии любви. Я сжимаю кулак, а он тихонько и ласково шевелится, и мы молчим. И нам счастливо.
БУАНО ГУАБИТО
Птицы начинают петь в семь сорок. А я раньше. Сейчас придвину кресло к зеркалу. Отразится окно. Посижу-посмотрю. Из окна ты видишь каштан, березу, две рябины, сирень и синичек. Что? Нет, это не я тебя задела, наоборот. Тогда, ты помнишь? — пасмурно было. Ветром платье сорвало с веревки, оно три часа болталось на каштане, подолом мело по головам
прохожих. Стеснялась я неверояно, казалось, все голову задирали, ноги мои видели. Всё, всё теперь в порядке, давно висит на вешалке, где следует...
Поговорим по-русски? Ну, когда по-русски, то всегда о Льве Николаевиче. Безухов хорош, а Лев Николаевич? Он загубил Наташу, они вместе и загубили. А что Пьер, интеллигенты чаще всего оказываются домашними садистами. Домостроевцы. Лев Николаевич в дневнике не очень симпатичный. Да. Что ты понимаешь в Андрее. Князь высок был и тонок. Вот лучшее во Льве Николаевиче — молодые Болконские. Брат и сестра. Нет, не Ростовы. А что Наташа? Да такие женщины до старости — маленькие собачки. Постареть и ты постареешь. Все стареют. Чай тогда будем пить с карамельками. Нельзя с шоколадом, это антидепрессант. Почему это — надо? У нас старость будет светлая. С шоколадом — не надо.
Сидела перед зеркалом, всматривалась внимательно. Волосы рыжеватые. Глаза бутылочного стекла. Тонкий нос, родинка-мушка над губой, капризно изогнутой. Оттопыренные уши. На вид все восемнадцать. А то и двадцать. Густой и мрачный голос. Но себе нравилась современностью — свитер на без лифчика, брюки, а не джинсы. Туфли на плоском. И — поговорить о прекрасном. Литература. Природа. Погода. Никакого дурного тона — политика там, проблемы СМИ... Ну, и о главном.
Вот ветерок пробежал по верхушкам деревьев, и дуновением взметнулась рыжеватая прядка, глаза расширились: ведь наступая на тень, шёл с прозрачным взглядом! В руке нёс чемоданчик, и светились в нем пара чистая, принадлежности бритвенные, флакон с "русским лесом", папиросы "Сальве", погоны запасные. А на плече сидела сорока. Шёл, проходил мимо...
Сидела сорока на плече, звёздочки на погоне прикрывала. Явно военен, подвижен и не бледен. Ушел тридцать лет назад, вернулся с дуновением ветра. Молчал недолго. Было понятно, что всё благополучно. Песню запел: "И долго-долго над грозной Волгой мне снился Дон и ты над ним".
— Под Аустерлицем, — сказал, — было не слабее, чем на Волге в сорок третьем. Когда идёт снег, вмёрзшие в лёд не шевелят ресницами. По весне они плывут, как большие рыбы, нереститься им не придется, эти рыбы не имеют будущего, у них только мгновение. Дальше они строятся в колонны, к ряду ряд. И поют. Вчера расцвел жасмин, этим запахом пробуждаются мертвые. И пишут воспоминания. Вот мой блокнот.
Ррванул ветер пригоршню листьев. Каштан пошевелил пальцами. Руку протянула к блокноту. Темнело быстро за окном и в комнате. Опустело зеркало. Говорить по-русски стало не с кем.
Прочитала шепотом:
параллельность прямых не обеспечивается
продолжительность взгляда минимальна
сырьевая база расконсервирована
когда дождь манна небесная разбухает
утепление нулевое
у девчонок ноги короткие на высоких каблуках
не понимаю почему моя дочь не хочет знать иных языков
что за любовь к русскому
можно вообще не разговаривать
если не о чем
какая разница на каком молчат
плывущие вверх по рекам убитые солдаты
интересно что она думает обо мне
куда задевался мой блокнот
в мерцании смутном заберу спустя когда кревы руят деркви на логре мунить
кипарокта форита зуна куратера но ся ливара тифаляно
Пошёл дождь, сбил цвет сирени. Пятицветия вознеслись и растворились в лиловеющих облаках. Запахло грозой. Град поставит отметку на предплечье, надо руки прикрыть, блокнот спрятать в ящик стола, свет включить в отцовском кабинете.
Сегодня день папиного рождения.
Опустила штору на открытом окне. Штора колебалась, как маятник, равномерно.
Стрелки часов пошли в обратную сторону. Выпила водки, не закусив. С каждым мигом становясь моложе, папа затухал в памяти.
Мысли в голове Путались врастая Смыслами На ином Языке Сочетаясь со старыми от Совмещения смыслы не Прояснялись внимательно Вслушиваясь в затихающий
Голос тонута дара фортиура. Дираба вио кува хну. Гутира дона туро рашу, буано доти гуабо ру.... Буано гуабито.