Рефлект...куадусешщт #20
Светлана БОДРУНОВА
Автор визуальной работы -
из цикла «письма этой весны»
5
да, говорили, что ветер, что так бывает,
и до сих пор говорят (до сих пор живые),
так, мол, и так, открывается, свищет, воет,
веет колючим, заходится, синевеет,
так, мол, и так, хорошо, что оно такое,
именно это, которое так пугает,
не заикайся о прочем, ну что ты, что ты,
что теперь, если от этого нет защиты,
что ж ты терзаешься – трогаешь и теряешь,
так и проходишь насквозь, на ветру стареешь,
что же тебе ни дна, ни пустой покрышки,
что ж у тебя отнимается жизнь по крошке,
дыры в холсте намекают на бесконечность,
видимый мир обретает неоднозначность,
словно слова опадают, фрагменты паззла
вдруг облетают к ногам и лежат без пользы,
осень не осень, а в марте бессменный август,
мнется в дрожащей руке онемевший логос,
свет, шелуха, шелестящая штукатурка,
сказка меняет шкурку, линяет – жарко,
просится: холодно, сделай, чтоб всё как раньше, -
вот и ломаюсь, кидаюсь, леплю и крашу,
клею листочки-заплатки на слюнку, жвачку -
не осыпайся, реальность, укройся, вечность,
хватит, на горе такое меня не хватит,
нет, говорят, хорошо, это ветер, ветер,
это весна наступает, оно бывает,
это тебя забывают, тебе не верят,
выйдешь к апрелю невидимая, святая,
только бы горя хватило, хватило б ветра,
чистого света, забвения, испытанья.
6
заберу у тебя головную боль, и любовь, натертую, как мозоль, и усталый сон, и в суставах соль, позабытый внутри песок:
на глазок чудес – то ли в травах сок, то ли в пашне режется колосок, то ли выйдет прок, то ли бог-игрок нас положит на левый бок,
а на левом – не спится в такую рань, о не тронь, я только прошу: не тронь, я не помню роль, не играю роль, мне сейчас хорошо: апрель,
и не то чтоб ты меня всю согрел, но куда-то делась твоя мигрень, и песок из ран, шепоток из крон: забери меня, забери,
отопри мне дверь, я не вор, не зверь, что ж теперь, куда мне идти теперь, там возьмут топор, там земля под пар – не родящая, хоть убей,
и чудес обещано мне и бед, но грубей бока мои, всё грубей, так разбей мне лед и песок развей –
я же твой.
я еще живой.
***(сестре)
это каждое утро, это долгие годы длится:
сколько мне, блин, под дверьми тут еще молиться,
алина, мне уходить, мне надо накраситься, выйди уже из ванной,
выйди из ванной, оторви свою задницу от дивана,
делай же что-нибудь, делай, так всю жизнь пролежишь без дела,
а она отвечает: поменьше бы ты... болтала,
больше бы делала; посмотри, я легко одета,
мои руки тонкие, кожа не просит еще апдейта,
я цвету, у меня нет глаз, чтоб учиться бояться мира,
покорми меня, я голодная, если ты меня не кормила;
не ругайся, не измывайся, я умру от твоих ироний,
кто ты есть, чтобы знать и судить о моей трехгрошовой роли,
да, ты каждое утро ждешь меня возле ванной,
но я та, которая не предаст тебя целованьем,
подожди, пять минут не время, не рвись – сорвешься,
раньше выйдешь и раньше судьбе своей попадешься,
не оставь меня, не кричи на меня, дура, дура,
я с рожденья по части силы тебе продула,
я одно могу: я тебя бесконечно тоньше,
вот, я вышла к тебе, я люблю тебя, я люблю тебя. – я тебя тоже.
***(она/ей)
от ее волос пахнет медом и молоком
молоко и мед, а не детский рахат-лукум
молоко и мед, а не секс и потом легко
молоко и мед, а не кофе одним глотком
а она стоит и робеет, и плечик гол,
вручена рука мне и полунага нога,
и грешно, грешно, что не надо мне ни-че-го
от волос ее, кроме меда и молока.
***(виноград)
у кого шиповник, а кому виноград.
ничего не помни, прощай стократ.
никакой любви, никакого зла:
ни как цвел жасмин, ни как жизнь взошла,
ни как падал свет, ни как сад стенал,
как ползла трава по заборам вверх,
как лилась лоза через край стены:
что скажу лозе – не скажу траве,
а траве скажу: лепестки лежат,
семена-кунжут и фундук-орех.
что возьмет земля – не отдаст назад,
никакой любви, никакой не грех,
а лозе промолчу: через край ныряй,
овивай алычу у дороги в рай.
у кого шиповник, пустоцвет, бесплод –
алычой наполнит увялый рот,
а кому виноград – в лозе, на краю,
взял простил стократ, забродил, пропал.
ничего не помню, всё узнаю –
как побег такусенький, как усик мал:
у лозы простившей плодов не рвут,
никакой любви – ко всему готов:
перелей под корни, уложи в траву
молчаливый уксус, лепестки садов.
мифология
1
начни отсчет с последнего числа
и каждым шагом приближай начало
не я но афродита начала
возлита жертва клятва прозвучала
ушла фемида гера не спасла
и полиник из гостевого кресла
встает как лев назло амфиараю
скажи скорей что я так не играю
я по-другому делаю дела
скажи скорей пока я догораю
у нас любовь и слава всё дотла
у нас война шеломы на чело
у них ворот несчетное число
они и мы омечевали чресла
но больше всех аиду повезло
отправимся пожалуй всемером
мой верный меч – он наречен Пером
мой верный щит – он площе чем бумага
мой верный лук – он гибок но не мягок
мои ладони – инструменты мойр
мой верный друг – подобен мертвой глыбе
мой верный я – он просится домой
когда дойдем прибавится восьмой
мой верный брат – и верная погибель
начни считать: второй четвертый кратный
прекрасный кровный – и колчан мой пуст
предречено предрешено но пусть
скорее скажут: ужас этот ратный
не есть мой нарождающийся путь
в твой город золотой и семивратный
скажи скорей: прости меня обратно
пока слова нам значат что-нибудь
2
такой мифологический сюжет –
жену сожжет к сицилии бегущий:
балласт бесценен, выжечь и бежать
бежит атлет движением зажат
бежит вино и амфора дрожит
бежит корабль и разрезает днищем
густое средиземье пополам -
от сцен, и драм, и лжеэпиталам
до нового, живого рубежа
до выкормышей италийской пущи
до волчьей пищи близнецам и нищим
сестра моя ты слишком церемонна
сюжету гармоничность ни к чему
чем круче разворот –
тем меньше мук
дай бог при перекличке поимённой
откликнуться из сотни одному
дай бог в конце набрать хотя бы роту
которая не будет мстить ему,
остаться обреченному народу,
за город мой мой род и мой народ
причалим втащим корабли на грунт
и свалим в кучу трупы и знамена
пусть кадмовы потомки соберут
тела и сложат мертвого кадмона
и будут жить спокойно и инертно
мы к ним придем из златоносных руд
мы миф но нутряной но имманентный
мы соль чужой земли ведь это мы
здесь стали жизнью – земляной и медной
здесь стали смертью
корабли несметны
и профиль так подчеркнуто монетный
глядит на берег брошенный
с кормы
3
героя объявят бандитом
и вспять повернут времена
зачем ты разъята раздета
сердита твоя афродита
зла гера фемида грустна
тела сочетались пластались
зачем мы детьми не остались
зачем нам такая усталость -
погибельно так уставать
в разгаре постельных ристалищ
застали – тебя освистали
послали меня воевать
и гибнет за крепостью крепость
сплошная игра и нелепость –
страна превращается в эпос,
до самой пустой запятой
тщеславьем и страстью объята
и брат наступает на брата
обутой в железо пятой
узлы разрубаются с бою
нам имя и знамя – любое
мы все занимались любовью
и путались во временах
нас били нас насмерть рубили
мы падали наземь и ныли
и выли и враз позабыли
всю калокагатию нах
забыли? забыли и ладно
люби не люби но живи
мы счастье находим досадным
в своем положенье осадном
и нету дороги назад нам
мой сын будет славным и статным
пойди-ка его позови
послушать о древнем законе
запомни, запомни, запомни:
война наступает внезапно
от переизбытка любви
Баллада про после войны
Ленточки, ленточки, ветер в кудряшках,
В пятидесятиках, пятидесяшках,
В юбках-оборках, руках-замарашках -
Не опусти-упусти:
Это ковровые и строевые,
Это дорожные шрамы кривые,
Пороховые вокруг роковые,
Пахнущий безднами стиль,
Черное-белое на клавикордах
Фотозатворов… ты помнишь? покуда
Время кончалось в любую секунду,
Нас бесконечность ждала -
И накатила, и катит по МКАДу,
С бою столичную взяв баррикаду,
Над пустотой заломляя кокарду,
С посвистом из-за угла,
С голосом звонче любой подфанеры…
Это Джиневры поют, Гвиневеры,
Это Секонды-моей-допогуэрры
Голуби из кинолент,
Свадьбы окопны, прощания скоры,
В госпиталях эпидемия кори,
Вместо медали – неловкие кадры
Стертых локтей и колен,
Это мишень – нарукавное сердце:
– Вы полагаете, будет носиться?..
Как лоскутком погорелого ситца,
Родина машет платком -
Пестрое пламя струится, трясется:
Это качаются флаги на солнце,
Слово любви начинается с "соци-" -
И превращается в "ком-",
Просится в строй, отдает солидолом…
Колокола раздувают подолы,
И тишина созревает тяжелым,
И замирает весна -
Помнишь, шуршали почти как звенели
Мятые платья из сизой фланели…
Время закончилось, мы поумнели,
Мне ли, ну мне ли не знать
Длящейся вечности взглядов совиных,
Пуговиц тесных на всех горловинах:
Муж – котлованы, жена – пуповины…
Боже, какого рожна
Нас прижимает к земле половинной:
Старятся руки, сгибаются спины…
Если одна половина невинна –
Значит, другая грешна,
По вертикали, по горизонтали -
Красный кирпич, самолеты из стали,
Кто-то становится selfish и stylish,
Кто-то уходит в расход,
Как мы устали, мы так не хотели -
Но самолеты уже пролетели,
Нам обеспечены только постели
Для нарожденья пехот,
Для сотворенья военного рая:
Раз – прорастают, стоят, выгорают,
Два – трепыхается ленточка с краю,
Три – запевай, твою мать,
Будешь героем, посмертно – героем…
Душно, проснемся и окна откроем –
Ветер приносит такое, такое –
Слёзы и не рассказать.
de ars politicae
про царя
привет вечерний мудозвон
твой бог немецкий вышел вон
от шишел мышел нас тошнило
театр распахивал врата
я от полтавы до прута
гнилых так мало схоронила
что дайте дайте мне чернила
чернить заснеженных ворон
от тушино и до тильзита
скользит намеренная смерть
свербит начищенная медь
когда опустишь ты копыта
привратный станешь бомбардир
надменный пасынок стрельцовый –
на прусский лад на лёд свинцовый
перелицовывай мундир
москву приравнивая риму
одним беспомощным «горим!»
вези столичные припасы
и прибамбасы и колбасы
обозом господом хранимым
и сам уматывай за ним
содрать мертвеющую кожу
созвать зевающую стражу –
и немота со всех сторон
вам благородное отродье
французское нижегородье
с одра и ложи шлет поклон
играют ложки дудка свищет
упомянуть простые вещи
ты в завещании забыл
кому ты крым кавказ курилы
кто платит после карнавала
зачем царевича убил
я помню я не убивала
чернил мне мало мало мало
они красны а нужен черный
но ты мундир и звон вечерний
последней каплей искупил.
***(дневник марии)
...Я хотела тебе сказать, что альпийский ракитник в цвету, и глицинии, и боярышник, и ирисы тоже начинают цвести…
Тебе бы это понравилось.
Из дневника Марии Склодовской-Кюри
…Был короткий дождь; в кабинете пахнет листвой,
и бельем в тазу, и карболовой кислотой.
А вчера принесли письмо «для месье Кюри».
Я опять курю; перестань меня укорять,
я раскрыла окна – мне некому не доверять,
если ты стоишь у двери,
а с крыльца до садовой калитки бежать стремглав
ровно те же твои двенадцать, мои тринадцать шагов.
Опишу тебе, как живет, оживает сад,
каждый день возвращаясь, оборачиваясь назад,
вот послушай: альпийский ракитник опять в цвету,
и глицинии, и ирис уже разомкнул бутон,
ты бы сам всё увидел, если бы ты был там –
как крыжовник юнеет и ветки кладет в траву,
и боярышник плачет красным, и терпко еще во рту
от зеленых яблок, которые не сорвать,
и земля раскрывается: из нее течет молоко, и хлеб
переламывается на два куска,
да, ты слышишь молочный всхлип, я пишу взахлёб,
но рука не бежит так быстро, и лампа жжет у виска.
А под яблонями прохладно, утренний вдох так свеж,
как вечерний, но только с листьев стекает свет,
о, тебе бы это понравилось, если бы ты был жив,
а мир оставался лжив,
но мы знаем правду, и правда в том, что тебя
нет, и даже легких следов не найти теперь
на промытом гравии, а только в той глубине,
где никто из нас никогда не будет вполне.
И из этих глубин, отделяясь от притолоки дверной,
ты выходишь в сад, чтоб собрать покой, как букет,
а в моем дневнике подгорает уже бекон,
потому что я засмотрелась, как тебя встречает левкой,
рододендрон кладет тебе голову на плечо,
вы стоите обнявшись – человек и его цветок,
и подсолнух медленно крутит очередной виток,
и корням его в глубине земли горячо.
Если будут тебя искать под землей, найдут молоко
из моего стакана, и хлебные крошки, и жимолость на ветру.
Но никто пока не приходит и не просит тебя отдать.
Это наша с тобой неразрывная благодать.
Это дождь опять во дворе стучит по ведру
далеко-далеко.