Рефлект...куадусешщт #20
Мария МОРГУНОВА
Автор визуальной работы -
Есть жертвы
Как завязывать галстук,
а повтори мне слева,
моего первенца будут звать де ла Серна,
моего мужа найдут девственным и прекрасным.
Праздники.
Ева умеет, да и печёт такое,
я не достойна плюшек,
я – разыскивается будущее, wanted что-нибудь для второго блуда.
Следи за рукой.
Смайлик.
А как говорить «люблю» в значении «мне тебя мало»?
При столкновении с тем, что жуёт снаружи,
хочется зажать голову между колен и слушать
(только чужой) крик:
«Господи! Что там тикает?»
– в здании, в покетбуке, в двигателе-
хочется скорей-стюардесса-пакет-пакет
поддельного аргентинского.
Так нет же, гордость моя, так нет,
дерьмовый кофе и хохот на мини-диске:
Ех! (вытирая рот) А кто там тискает
Пресвятую Деву?
Моего первенца будут первым.
Кис-мяу
Опишу своё детство Дороти,
получу эту, что ли
Пулицеровскую,
премию.
Ты подаришь мне кукольный домик,
я тебе – муравьиную ферму.
Так дружат
пуговицы
на школьной форме.
Так дружат
стены с расстрелянными, стёклышки и обойма
вкладышей от жвачки.
Муравьи будут следить, как мы растём,
кис-мяу,
и как нам от этого бывает больно.
Значит,
так дружат.
Значит, Лоло и Тото, и только-то,
кора и вырезанное на ней сердце.
Примеров мало, деваться некуда.
Что-то внутри Пиноккио
двигается,
и это наше единственное оружие.
Опишу своё детство.
И все будут счастливы, все будут довольны
до безобразия,
нас покажут по разным
каналам,
даже, наверное, в евро-ньюс.
Всё будет лучше, ну, что ты, плачешься,
что ты грузишься.
Просто нажми на пузико,
и я скажу: «Мой мир, я тебя люблю.
Я ничего не боюсь.
Я – заводная игрушка".
жанжане
Ла пайка холодного, обеспечен. Чем?
Я кадыком упираюсь в печень, в перечень
Необходимых вещей.
- Лапонька, плесни мне ещё лимонада.
Можно, можно, конечно, не канителиться, делать деньги,
Вот мой нареченный, к примеру, торгует телом,
Надевает модное платье, улыбку шлюхи,
отправляется в порт-Артуро
первым рейсом.
И там ему платят антисептическим отчаянием.
Эль ластик чулок, понимаю, что-то в этом есть,
Но я не умею, я подожду его дома, здесь, побуду орлиной плесенью,
Посмотрю «Похищение очередных половых губ Зевсом»,
«Одиссею».
– Деточка, принеси печенья.
Эст радость на грех, на Адам, молчи,
Пока этот денди, клацающий зубами, чистый
Денди, пока он носит в джинсах фиговый лист,
Я буду дробить всё, что движется.
z
Анна на шее,
на шее Анны
некие странные
украшения.
Кашемировое пальто и шляпа, рюмка шерри
за завтраком. Ну, пришей мне
номер. Я слишком обыкновенно выгляжу.
Двигайся. Последнее танго в Париже,
танком в Париже
приближение.
Так как я написала, смех
всех убитых Биллов.
Выше голову, руки по швам! Лежать!
Нет насилию!
Нет войне!
Нет безответственности в половых отношениях!
Вот это по мне,
по стриженым
волосам детки из гетто
ножом:
надо же
как-нибудь различать шлюх. Нет!
И даже
если
захочет (а он захочет),
и даже если выстрелит
(а он точно
выстрелит),
длинные, длинные
куришь. Кофе. Решение будет найдено очень быстро.
Ты – красивая,
ты – свободная,
ты – картина.
По раме бродят красные кони
с головами мальчиков, насаженными на шесты.
Женщины по природе своей мазохистки?
Им нравится унижение?
Кофе стынет.
И каждым движением
по касательной к тем,
к старейшинам племени «мир жесток, раздвигай-ка ноги»,
ты говоришь: «Нет!»
Я знаю зачем
и как.
Я – женщина,
Матерь Божия,
Мэри Шелли!
сангина
Ив Сен-Лоран залипает в складках юбки,
лошадка хрумкает моим сахаром.
И все
прокручивается в двадцатый.
И всё
влажное.
Ну так как же?
Хрупкое.
Что тут скажешь?
Схватывает
главное. Держит руки
в моих карманах,
мир.
Мы
вырезаем из старых журналов самые лучшие фрукты.
Едим.
Вырезаем из старых газет сердца, прикалываем к груди.
Вот это уже похоже на реальность.
барбекю
Украсть в придорожном мотеле пепельницу,
Проиграть тебя в кости, микорасон,
И вытащить из автомата с игрушками
Через год.
А маренго, маренго, маренго,
Меркнущие тела любовников
Выложили на побережье лозунг:
«Где я, там бог»,
Амаретто,
У девочек из Марокко такие сладкие локти,
Накатывает война,
И нам спокойно.
Ползают
По забору губы, голуби,
Как фигурки в тире.
И тихо, и мирно,
Ведь мы старались
Запомнить
Чувство свободы,
Точней прицеливаться.
Карательный отряд диктатора
Спит на коврике у двери.
Латиноамериканское
Барбекю.
Приходите в гости.
Рабыни складывают к ногам пасьянсы
И дивные пирамиды из тартинок.
Главное правило частной
Жизни:
Не замечать некрасивое.
А маренго, маренго, маренго,
Мятные маракасы,
Ты,
Солнцем застрявшая в горле Аргентина.
бонни
Раскусить кофейное зёрнышко, ам, гадать
на таро, твой навеки, рот, полный жем-чу-га.
Ты говоришь им гадости. Карты лгут, свидетели путаются
в показаниях,
Как бы мне наказать тебя?
Я ношу одежду без пуговиц.
Следовательно, таким образом, в присутствии голой груди трудно вспомнить,
заштрихофанные дождём грубости, мы – пойманы.
В сиропе, в ловушке, лавушки, и не лезь в мои network places,
какая прелесть! Приятного!
Законсервированные в собственной крови персики.
Прятки
на выживание. Бэйби – бой с напарником.
Вас ожидает бомба на верхней палубе,
такая красивая дама, в розовых кружевах, с круглым
воротом вместо шеи.
Введите первые буквы
имени и продолжайте движение
вверх. Платье станет физической болью на грани между Малхолланд Драйв и балетом.
И не по-летнему
близко,
вещи уже сейчас с трудом стоят на ногах.
Помогай мне криком.
Я покажу как.
Я сплю с пистолетом.
простые (hb, 2b, 3b)
У детского дома, питомника
для бродячих кошек,
как у того, не помню
имя, но сердце сухое и ломкое,
в кармане я, ничего кроме
я.
Тебя тоже.
И нос в плечо,
и плакать,
пальто поношенное,
папа, наверно, только
что
из... И что же
нового здесь прочтёт
Затойчи,
что же лишнего
сболтнёт немой
черноротый Чаплин?
Ты – такое грустное животное,
darling.
Моя оптическая мышь...
Сточила
Зубы об одиночество.
Вой!
Ешь!
Ничего по-настоящему значимого.
Нежность.
Челленджер
Дурочка!
Это не реанимация, это моё горло!
Способность грохаться в обморок
спасает жизнь, но лишает чести,
способность корчиться на полу
напоминает порно-
эстетику
Гойи
и дикие груши в твоём саду.
Дурочка!
Это остывший чай,
белый холст,
а чем же
ещё гордиться, если
просто,
по-человечески хочешь крови.
Челленджер, Челленджер!
Улетай на небо,
моя священная божья коровка.
Не возвращайся.