Рефлект...куадусешщт #35
Сергей Волченко. КОСТЫЛИ
Автор визуальной работы - E.Zeltsman
КОСТЫЛИ
– Но эти костыли надо отдать, я их у соседа взял, – сказал отец.
– Как? А где же наши?! – сказал я.
– Я их отдал.
– Кому?
– Я их отдал уже давно.
– Ну так надо забрать, ты ведь их не подарил?
– Нет.
– Ну, так надо забрать...
– Да, но ведь тебе и так скоро снимут гипс...
– Во-первых, не скоро, а во-вторых, почему ты не хочешь забрать костыли? Кому ты их отдал?
– Соне.
– Соне Таубэр?
– Да, её муж сломал ногу.
– Я не понимаю, как ты мог вообще взять костыли у соседа, вместо того чтобы забрать наши у Таубэр! Я вот этого не понимаю!
– Но ведь соседу в данный момент костыли не нужны, а у Сони муж сломал ногу...
– Но раз я тоже сломал, а костыли наши, пускай они достают где-нибудь, а не мы! если у них костылей нет, а у нас есть, то тогда они должны доставать, а не мы!
– Ну какая разница, если я взял у соседа, и все сейчас с костылями!
– Но ведь мы с этим соседом почти незнакомы, он только переехал, неудобно одалживаться, но не в этом дело, взял так взял, меня волнует другое, я бы и разговор этот не затевал, если б меня не волновало другое... ты хоть вообще собираешься забирать наши костыли обратно? Сейчас или позже... Но в принципе?
– ...
– Нет, я уже вижу, ты их решил оставить, да? Я не понимаю, что плохого, если ты заберешь костыли? Ну что? Скажи, ну что плохого? Не обязательно сейчас, а когда-нибудь... а потом? Вдруг нам в будущем понадобится, мало ли кто-нибудь ещё сломает ногу, а костылей нет и достать их негде, они не продаются... понимаешь?
Отец молчит. Он в ванной комнате молча вытирает руки. Я иду на кухню к бабушке, к бабе Лене. Она умерла уже давно, но сейчас она на кухне. Ещё при жизни она была с отцом в плохих отношениях, они не разговаривали, поэтому сейчас, как и при жизни, она не вмешивается в спор. Она скромно что-то делает на кухне. И сейчас, как и при жизни, она словно изолировала себя каким-то светлым, добрым самонастроем от всех неурядиц, как домашних, так и служебных.
– Баба Лена, – говорю я энергичным голосом, – скажи, прав я или нет, что костыли нужно забрать?
– Мне кажется, – говорит баба Лена очень добрым отстраненным голосом, не глядя на меня, и я воспринимаю только её затылок – крашеные в темно-каштановый цвет волосы, добрый, обессиленный наклон шеи, – мне кажется, что забирать костыли сейчас все же не следует, – говорит очень спокойно, вежливо, даже робко, стараясь никого не обидеть, – а потом, когда больной выздоровеет и костыли ему уже не понадобятся, их, наверное, можно забрать, и здесь ты, по-моему, прав...
– Ну вот! – иду я уже по коридору обратно к ванне, – Слышал? Баба Лена тоже считает, что костыли нужно забрать! Не сейчас, сейчас не обязательно, а потом, когда муж Сони Таубэр выздоровеет! Это же идиоту ясно, что в этом нет ничего плохого! Если ты их не подарил, конечно...
– Нет, не подарил...
– Ну так вот, я не понимаю, что ещё тут нужно доказывать!
Однако я всё явственней чувствую, что не костыли мне важны, мне важно переубедить отца, но почему мне это так важно?.. Что-то раздражает меня в нём, и я хочу изменить его... В том, что он не хочет забирать костыли, есть что-то странное... ужасно угнетающее меня почему-то. Если б он их подарил, то разговору бы не было, а то ведь ясно, что и не думал оставлять насовсем, а забирать почему-то не хочет... почему?
– Тогда не давал бы, если ты знаешь за собой такую странность! А если дал, то ты должен забрать или подарить должен был...
– Ну вот, я теперь им и подарю, – с облегчением говорит отец.
– Ну ты ведь не хотел им ничего дарить. Ты хотел дать на время, а потом забрать, ну так и забери, чего проще. Тут надо просто умом четко рассчитать: обидятся они, что ты заберёшь костыли, или нет? Нет, не обидятся, наоборот, будут благодарны, что ты их выручил. Ну и всё. Спокойненько взять и забрать. И всё! Сперва понять, что это нормально, а потом поставить себе цель и действовать, добиваться её, хотя тут и добиваться нечего...
– Да... – вдруг отвечает отец, опустив глаза и выходя из ванной комнаты, и видно, что он обрел уверенность в каком-то решении, – Да, – говорит он, – но если ты не можешь “умом чётко рассчитать”, не можешь “понять, что это нормально”, не можешь “поставить себе цель”, то тогда и “добиваться её” и “действовать” невыносимо тяжело, возникает непреодолимое бессилие...
– О Господи! – кричу я, – Значит, ты решил навсегда оставить нас без костылей? Да?! Говори, да или нет?! Давай тогда вообще всё раздадим, всё...
Но кричу я так уже по инерции. Уже не хочется мне этих костылей, не хочется переделывать отца, ибо он это сделает через силу, и вообще пропади всё пропадом, начиная с костылей и кончая всем, всем на свете, лишь бы не лишать отца уверенности и не вынуждать его жить и действовать сообразно тому, как живут и действуют все, если это вызывает в нём чувство бессилия. Конечно, чтобы он чувствовал в себе силы! – ради этого можно всем пожертвовать, абсолютно всем, тем более какие-то костыли... Конечно же, эти костыли должны навечно остаться у Таубэр. Да мне они никогда и не были так уж нужны, зачем я настаивал?.. И вдруг замечаю в углу коридора какие-то костыли... Беру их в руки – они сделаны из камыша и опереться на них, конечно же, невозможно, а вроде бы даже это один камышовый костыль, только один, вернее, половинка его. Но все равно мне приятно, что у нас тоже есть хотя бы камышовая половинка костыля... а в следующий миг я вижу мужа Сони Таубэр; его переломы превратились в страшные: переломаны ноги, позвоночник, уже никогда не срастутся – теперь он навечно прикован к нашим костылям.
ЧЕРНОКНИЖИЕ
Лифт не доехал до нужного этажа, как Фаттах сказал, что следует спустится вниз, что внизу мы забыли Драгунскую. Я нажал на 1, и мы поехали вниз. Но вдруг я понял, что Драгунская мне не нужна и нажал на СТОП . Лифт остановился. Я нажал на свой этаж. Лифт не двинулся. Я нажал ещё и ещё – лифт явно сломался. Я смотрю на пластмассовые кнопки и начинаю нажимать разные этажи 11 15 8 , потом ближе к первому: 2 4 3, кнопки загораются, но лифт неподвижен. Остаётся нажать только на первый, но видеть Драгунскую и пускать её в лифт, и вести её на лифте к себе мне совсем не хочется, но это придётся сделать, ибо иного выхода нет, и я нажимаю на 1 . Лифт опять не сдвинулся. Я не знаю, радоваться или нет. Я оглядываюсь на Фаттаха и замечаю, что позади него много людей.
– Вам нужно выйти из лифта, – говорю я, – иначе он не тронется с места, он
п е р е г р у ж е н.
Все выходят, и я вновь остаюсь вместе с Фаттахом и нажимаю на 7 . Это мой этаж. Кнопка загорается, но лифт опять неподвижен.
– Ну вот, доездились с вашей Драгунской, – говорю я, – застряли!
Впрочем есть ещё один способ: обоим подпрыгнуть – лишить лифт тяжести, и в тот момент, когда он станет невесомым – нажать на кнопку! Мы подпрыгиваем, и я нажимаю 7 , лифт вдруг срывается с места и летит вверх, да с такой скоростью, с какой никогда и не ездил, он летит, летит всё быстрей и быстрей, так что его как бы и нет, а есть один лишь наш страшный полёт, и я лечу уже по лестничной клетке, в коридоре своей квартиры (кругом полумрак), и влетаю на кухню, и не только лифта, но и меня уже нет, а есть лишь один полёт, полёт книги, которую кинули, и я вижу, как она легла на тёмный дощатый стол и раскрылась – это чернокнижие.