ЖОРЖ УАЛЛИК. без откровений и гарантий - полутона

polutona.ru

Рефлект...куадусешщт #37

ЖОРЖ УАЛЛИК. без откровений и гарантий

   
        
    день не похож на год
         а оттого и годы не множатся, но могут..


***

добиться своего и достучаться в спины
порою без сравнений, без долгих обещаний и лысых объяснений:
усядутся и пьют, раскусывая чай, чтобы казалось крепче
узда, что тянет в рай.
и оттого, здесь, в жизни нам только то, что крепче, хотя бы нас самих, что
треплят спину неба
и трепят нервы срыва под шапкой меховой
одетое в пальто стоит авто с укором
и говорит, шипя, приемник наугад и
с удивлением тугой поток молчания,
как влитый в сок сосуд пронизывает всё,
вернее тех из нас, кто
в вырезках газетных, с небесною доской
юродивый работы и инвалид-центрист
коктейлем перемешан слой каждой атмосфер,
которых мы не пьем, не курим этих фильмов,
не переносим вслух, когда самих доносят до слуха ручек, рук..

взгляд снизу вверх – это импозантно, как поза в глянце женщин,
которых даром что недаром мы поцелуем вслух,
а от себя добавим, Мы, жоржуаллик в степени живца, –
"Ведь главное – чтоб главное не оставляло
  длило нас.."



***

держался прямо, рьяно ль шёл,
когда он был, он как монетка – не на руке не под манжетом,
где между межд, меж двух напротив на раз и три
он два, тот самый где нам успеть стать своевременным и целым
подать заявку – быть к обеду, к такому часу победить,
скроиться ладно
блудной лупой, как рассыпчатая сеть для плуга в рыбе не отражается волна
когда напротив солнца сесть..
когда напротив есть хоть солнце, ну пусть бы
пуля как намёк, стежок неловкого портного
стук в дверь
или юродива рука и рот слова злосчастные добра
хирурга или медсестра изменит градусника крик
на звон будильника глухого
и не поймать его, в припрыжку, прятки
на острие его иглы запричитать укусом боли
на тупике его развилки вразвалку осадить субъекта
из-за полутора недель засады глянуть в суть
окрикнуть в шепоте сквозняк
в зашиворот рассыпаться песком
как сита в небе звезд насобирав
порваться в стружку и
к ладному себе
        собой в ячейку ясель         
                     разубедительным прилечь побежденным слыть про-победителем побед

вот показался человек.
.. один и много ..
кто в поле?
может снеговик, а может воин, простой монах, стремительный отец
внимательная мать.. послушают: не воет ли за дверью стук,
не сгусток ли печали, там за дверьми стал инородным телом, и висит
без дрожи даже, когда еще внутри до шага этого в груди теснился где-то,
ждал, терпеливый скрип, хлопок стекла,
не вдребезги и как тогда, когда не помнишь даже –
он стал с тобой а ты с ним стал одним с ним духом и лицом похожим? нет?
и мысли в плед упри, упрячь..
есть покурить
да кто ответит
нам привет – как в дверь, разорвав её, войти..
войди и высыпись в песок



***

Дорогой друг господи боже милостивый,
становится не по всему, точнее по всему, что окружает и окружено видать с прищуром
– не по себе, ни вам, ни им, кто роем у трактирных плит, кто силится еще нас сохранить
все наши и слова и взгляды – дымятся когда мы открыты
и плавятся как только скроются из памяти щелчки и подзатыльники,
о гос поди, поди нас подтолкни и дай без сдачи как толчков локтем
подай вполсилы не миновать вязью в переписи показаться
слишком коротким в коробке из обуви только подлодки
станут нам санками, и няньчить и няню в такую погоду
не выманить как и не заманить
ни тебя, ни другого похожего, боже милостивый, сладкий наш интеллект-леденец



***

словом, слов немногословь
даже нечто говорить можно очень вечно



***

ты меня куда не пошли
только с почтой открытки мне шли
так чтобы каждая веточка
поставляла весточку, прочную воду,
складные весы, женские причуды,
мужские прихости, походы за веточками,
банными веничками, вдоль да поперек каналов
за расписными каретами – карточные домики весточек,
посыльных, что всегда вовремя, и каждый раз не своевременно
конвейером доставляют сюрпризы от многослойных сынов
и невыразимых дочерей
во многом мелких и липких, как писал Хармс, как плохой сахар
расходится не на шутку, когда идешь, опаздывая, и уже выходишь, а уже поздно
ты выравнян на ровне и не половинка
и ни какая иная посылка не сравнится
с тем как ты умеешь отправлять посылки



***

а детство у тумана там, тем временем растёт
на месте и в глазах пространство –
как видно без оружен глаз,
без них – прицелов, спешки и петляний – он
ровно подва.. по два ряда, так чтоб третий
искажал четвертых каждых зрителей –
не выбирая, не считаясь и не считая чем..
тем временем однажды кто-то был..
так временем однажды тем, что кто-то жил
как утверждали старшие, а им
нельзя раздваиваясь верить –
и обойдясь одним, мы станем жертвами без жертв
и лучше этим, тем одним, не сложным
мы скажем, просто подтвердим,
чтобы не скосить так врост потешат
их запросто, вот так по лезвию ума – дадим порадоваться
жить им, тем самым, т.е. им – мы пломбам затвердим,
заучим даже дальше только за-изнутри его
тумана..детства..шва, еще какой-то вещи..
может быть пальба-и-палуба тех близких по-значенью слов..ифра..з..и..что
еще не рассказать, вернее верба..........лиза...........-звать.. - произнести-сь одним лишь словом
стерпеть, стереть и снова ново ово слово хранить в кармашке, прятать в лузе и без бильярда быть ядром, воздушным шаром и
обузой,
любил бы – зачеркнул, но как теперешнее чувство – ревет, скоблится – больше нет ни боли, ловкости и слуха –
услышать, может есть еще?
и что с того, с него, с меня, хватают, хватит в рукава опять с трудом,
как первый поворот ключа
включаюсь.. точно.. здесь
режим температурит лихорадкой
где загорелой африкой спортсмен
съезжает с пьедестала вместе с ним –
– и что же.. – некто спросит – что же.. – нет, не спросит (подумает) – что с..тренером твоим?
- а-а-а-а..о...он.. м.м.еня повсюду носит, т.е. солит мне , мною, нет, повсюду
как пьедестал, как соль его посуда он, он ест с него
монеты и меня, клюёт как грифы падаль
в лоснящий амбразурами пиджак
как будто кто-то смотрит вся в зернах смотровых уключин

так же и флорентийцам, кистям Известных мастеров

гудят, глядят глаза как в прорву, в суку, в дрожь
не проходите мимо выкрикивают вон,
уходи отсюда, прочь от и до
останься где-то
между этажей в лазейках щелки
застывший скарабей твой, чей-то день
знакомый всем лицом
перекосится встречей, помашет головой
как вырвет с корнем лифт,
утрет свой рот и скажет, как невозможно видеть
и помнить до тошнот прелюдию развязки
застывший в финиш зал
где сквозняки как плесень преследуют
как говорят артистки цирков
когда от жестов нету слов
остоебенило как нахер, без блять и матного словца
не пронесется мимо лошадь,
тошнотцей не ударит в нас
не мы не ходим в цирк, а дети
не отстают от нас, как цирк, как цокольный снаряд соседа
и дальше только тишина, как несколько ранее о том, что
мне много надо вот этих всех краюх.. и хлеба..
что даже неба слух гудит заглушеной турбиной –

а мы – дубины мы будильниками нас искали по утрам..под вечер в треск
где слухом скорпиона помнит и ласкает лишь электрическая сеть




***

привет порвался в раз сто больше чем каждый вкладывал в конверт
приветка-страция пространства как смех в хлопке одной ладоней
одной из многих как привет
цветных открыток, детский почерк в ритмичном и размашистом мешке
подарков и приветов, тостуемых и тостируемых, блять в одышке оступью на санки,
дети, блять, снова, инсульт интеллигентно свалит с ног.. не то что бы собьет, предложит полежать
и вдумчиво потискаться в привете, как марка на конверте, первый снег за много лет
растопит мандарина сок и многое о том о чем нет букв
привет, – напишут
ты подпишешься. Привет