СООБЩЕСТВО
СПИСОК АВТОРОВБорис Херсонский
ВТОРАЯ РОЖДЕСТВЕНСКАЯ ТЕТРАДЬ
05-01-2016
***
Мария спрашивает волхва: Чего тебе надобно, старче?
А волхв стоит с ларцом и что ответить не знает.
Утром тускнеет Звезда Рождества, но ярче
новое Солнце Правды на небе сияет.
И нету света полнее и совершенней на свете.
И где та мрачная бездна, где стах и трепет?
Все то, что Бог до поры держал от людей в секрете,
сейчас возвещает миру младенческий лепет.
**
Волхвы иным путем возвратятся в страну свою.
Пастухи вернутся к отарам. Овцы пойдут под нож.
Мария сядет за прялку, поскольку в этом краю
женщины заняты делом. Прогибаясь под тяжестью нош,
перебирая ногами, ослик уйдет в никуда,
Иосиф вернется к старинному плотницкому ремеслу.
По тем же холмам пройдут иные стада.
Ирод умрет, но солдаты будут прислуживать злу.
Младенец станет Ребенком, смышленым не по годам.
Будет творить чудеса и помогать отцу.
Ангелы разлетятся по райским плодовым садам.
Харчевни откроют двери страннику и пришлецу.
Жертвенные животные будут на алтаре
сгорать, посылая к небу жирный, тяжелый дым.
Благоуханье, приятное Господу. Во дворе
Храма будут менялы заниматься делом своим.
На тридцать лет все войдет в привычную колею.
Каждодневный унылый труд приносит доход и тоску.
Мария сидит за прялкой, напевая песню свою.
Иисус и Иосиф к доске прилаживают доску.
***
Не успеешь родиться, Иисус, а Твои враги
уже выросли, возмужали, поднакопили сил,
купили оружие, власти достигли, вошли в круги
ведущих политиков, наворовались - и след простыл.
А ходили в шелках, и у каждого из разъевшихся тел
были телохранители - вооружены до зубов.
У Тебя - от века причуды - родиться в хлеву захотел,
скоты-животные лучше людей- скотов.
На окраинах небо чище и звезды видней.
Вдыхаешь воздух, а выдыхаешь пар.
Зимние ночи лучше весенних дней.
Мария - стройна, молода, а Иосиф - согбен и стар.
И сияет Звезда. И ангелы пляшут на льду,
что те балерины, но где тот телеэкран?
О врагах Твоих тоже скажут - "поймал звезду",
но это - иная Звезда, и звездочет-ветеран
берет двух друзей, и слуг, и вот, караван
спешит от Востока, не зная зачем и куда.
На Твои именины не испекли каравай.
А теперь - пекут калачи, но Ты не приходишь сюда.
***
Ослик, бычок, овечки. Мария склонилась к ребенку.
Радуйтесь, греховодники! Воссияло Прощенье!
Звезду Рождества рисуют похожей на шестеренку,
приводящую всю Вселенную во вращенье.
Каждый луч - это ось - доходит до каждого сердца.
Бог - великий механик, так в семнадцатом веке считалось
В эту ночь Он не отличает верного от иноверца.
Если подумать - все это такая малость!
***
Пойдем ко Христу - его видать за версту.
Он один, как перст, он сродни указующему персту.
Пальцем в небо попал - так говорят в селе.
Иконка в красном углу. Самовар стоит на столе.
А выйдешь во двор из избы - валит дым из трубы.
Вдоль дороги гудят провода, натянуты на столбы.
Пес цепной скулит да так, что сердце в груди болит,
пристрелил бы пса, да вот, - Христос не велит.
Видно дело к зиме, к Рождеству на морозе, в снегу.
Младенец родился и вот - перед всеми в долгу.
Звезда загорелась и сразу - указывай путь.
Видно дело к зиме, к земле и жить не страшно ничуть.
***
Завидую живописцам - оттенков больше, чем слов.
Мозаика, фреска, икона - один и тот же сюжет
и тысячи вариантов - сколько быков и ослов
склонились над яслями, точно так же и свет
звезды рисуют по- разному, как им на душу Бог
положит, а овцы? ангелы? А пастухи?
Все равно - живопись кватроченто или русский лубок,
все равно лессировка или просто - штрихи.
А пейзажи на заднем плане? Лес, силуэты гор,
или город, совсем не такой, как две тысячи лет назад.
Со словами иначе - здесь неизбежный повтор
раздражает слух, напишешь - и сам не рад.
Как будто выставил напоказ какой-то тайный порок.
Кому интересен привычного ритма полет?
Люди любят картинки больше рифмованных строк,
и с этим должен считаться навязчивый виршеплет.
Все равно в сторонке Иосиф сидит, склонясь,
все равно на грубой соломе Младенец лежит в пеленах..
Днесь рожден в Вифлееме ангелов князь.
Лист церковного календаря. Все - на своих местах.
***
Три планеты сближаются чтобы вспыхнуть одной звездой.
Три волхва собираются в путь, собирают свои рюкзаки.
Каждый может похвастать знанием астрономии и бородой седой,
и умением видеть чудо на расстоянии Божьей вытянутой руки.
Не говоря уже об умении гарцевать на верблюдах и лошадях ,
а кто-то и на слона может забраться шутя,
на широких дорогах и городских площадях
возвещают они, что вот-вот родится Дитя.
Неизвестны ни время, ни место, поскольку планеты пока
только сближаются, и новой Звезды не видать.
Но вьючные - выносливы , и походка людей легка,
и по ночам по земле разливается благодать.
И, как реку, волхвы, не спеша, благодать переходят вброд
и слона, коня и верблюда осторожно ведут за собой.
Потому что кто-то должен спаси пропащий человеческий род.
И когда загорится Звезда - нужно будет пойти за Звездой.
***
все знают что Рождество это куклы под елкой
малый набор Мария Иосиф Младенец Божий
круг расширяется пастухи овечка с кудрявой челкой
ослик глазастый бычок с пятнистою кожей
дальше темный лес охотник Мазай со своею двустволкой
дальше темный город декабрьский вечер случайный прохожий
дальше больше Ирод усатый рябой с золотым погоном
на погоне большая звезда не хуже чем на небосводе
дальше славные воины и команда по коням
шашки наголо что нибудь в том же роде
дальше счет веди подкопам побегам погоням
догонят еще дадут как говорят в народе
дальше Новый год ничем не лучше чем старый
накрытый стол тресковая печень графин с лимонной настойкой
воспевают ангелы кто с кимвалами кто с гитарой
кимвалы треснуты у гитары проблемы с настройкой
небесная милость обернется небесной карой
сядешь за стол с молитвой а кончится дело попойкой
три царя несут в ларцах золото ладан и смирну
да и сами ларцы драгоценны им место в британском музее
иродовы солдаты застыли по стойке смирно
пастухи застыли по стойке вольно на небо глазея
надо бы людям устроить кромешный пир но
люди застыли друг на друга взглянуть на смея
***
Как бедняку жениться, так ночь мала.
Как Христу родиться, так ночь длинна.
Небо черно и снежная степь бела.
На Востоке звезда видна.
Три царя - на верблюде, слоне и коне.
Имена какие! Балтазар, Гаспар, Мельхиор.
Времена какие! Известно, что лихо не
приходит одно, и взор
не насытится зрением, также и тьмой,
не наполнится ухо звоном колоколов.
Короче - спи Младенец прекрасный мой!
Нам не сносить голов.
Не сносить на плечах голов, на спинах - горбов.
Ночь длинна, и ветер - как сорвался с цепи.
Нам еще умирать и, говорят, вставать из гробов.
Спи, Младенец прекрасный, спи.
***
Не допросишься снега зимой - это о нас.
С утра моросило. Пасмурно. Рождество
приближается. Очереди у касс
удлиняются - это признак того,
что аппетит зимой приходит не во время еды,
а в ожиданье чудес: например, Звезды.
Она где-то ходит, незрима, поверх облаков.
Освещает их серые спины, пролагая маршрут
по направленью к вертепу, назад, в глубину веков,
спуск - тот же подъем и этот подъем крут.
Задержи дыханье - считай до десяти -
авось и увидишь свет, который в конце пути.
Этот свет не мигает в отличие от огней
завезенных из Китая на хвою из местных лесов.
Люди ходят парами, друг к другу жмутся плотней,
вот вернутся домой - и дверь за собой на засов.
А комнатка-то одна, мала и тесна -
и половину жилплощади занимает сосна.
Где-то там Мария, младенец, бык и осел.
А здесь румынская стенка из немыслимых дней,
когда в хрущевку вселялся молодожен-новосел,
телевизор купили, и ставили мебель плотней.
И слышали разговоры до первого этажа,
и батарей холодных рукою касались, дрожа.
Не ждали ни коммунизма, ни пришествия в мир
Спасителя Мира, но что завезут в гастроном,
это всех волновало - погруженная в рыбий жир
тресковая печень возвещала о мире ином,
о празднике, что отмечен листочком календаря,
о спутнике, что сигнал подает, в пустоте паря.
***
Деревянные домики перегружены снедью.
Трехэтажная карусель с персонажами Рождества.
Трудно поверить, что всем придется сжиться со смертью.
Впрочем, жизнь и смерть в эти дни -- пустые слова.
Есть слова реальные -- ярмарка, праздник.
Приближается дольше, чем длится. В ожидании -- смысл всему.
Потому что надежды тщетные лучше страхов напрасных.
И это все, что нужно понять заблуждающемуся уму.
***
Лучше быть бессловесным скотом,
стоящим над грубыми яслями с младенцем Христом,
например - ослом, верблюдом, волом,
овцой, обреченной на скорый убой,
чем оставаться самим собой.
Что бы с тобой ни случилось - все равно - поделом.
Лучше быть бессовестным Иродом в залах пустых
дворца, где под сводами отдаются шаги часовых,
где за окном в саду листва, словно бурый мех,
где луна отражается в черном пруду,
чем оставаться собой на свою беду,
на удивленье ближним, курам на смех.
Лучше быть безответным, немым
юродивым, или безумцем иным,
сидящим на паперти храма ложных богов,
лучше на дальнем погосте ближним могилы рыть,
чем отворить уста, чем сердце открыть,
лучше реке пересохнуть, чем выйти из берегов.
***
Ирод злится. Жена думает: "Вот психопат!
Чудный Младенец родился, а он - не рад!
И еще - идиот. Послал бы вслед за волхвами солдат!
А этот ждет, когда волхвы вернутся назад!
Жди, жди, мой великий, да так ли уж ты велик?
Тебя самого, как младенца волхвы проведут!
Ты сам - злобный мальчишка, даром, что ты - старик,
Над тобою другие мальчишки смеются, кричат "Ирод - капут"!
Ну, отстроил Храм, а теперь разрушаешь страну.
Казнил сыновей, скоро казнишь меня!".
А Ирод и вправду думает "Зря не удавил жену!
Нет хуже врагов у Ирода, чем ближние и родня!"
Жена между тем выходит на площадку на крыше дворца.
Темная ночь. Только стрелы свистят по степи..
Звезды рассыпаны, как драгоценности из ларца.
Кто-то вдали поет песню "Любимая, спи...."
Но тут не уснешь - ведь если убьют, так во сне.
Сияет Звезда - крупнее других, любой астроном
нашел бы дорогу но нет звездочетов в стране -
все казнены, Даже лекаря можно найти с трудом.
Жена глубоко вздыхает и думает: "Где-то там,
в пещере, над маленьким Сыном склонилась Мать.
Они бедны, им нечем платить по счетам,
Нужно порвать одежду, чтобы мальчика спеленать.
Младенец лежит на соломе, ослик и вол над Ним
склонили головы. Рядом стоят пастухи.
Входят волхвы в пещеру - один за одним.
В эту ночь мудрецы смиреннее, чем простаки.
Только Ирод злится. Тиран. Что с такого взять?
Он боится, и страх заставляет его убивать.
Бойся, бойся, муж, трясись от злости, дебил!"
Стояла ночь и Звезда сияла между иных светил.
* * *
Пробудитесь, цари! Поднимайтесь скорей!
Здесь, на Ближнем Востоке, свергают царей,
волокут и дырявят затылки
из советских лихих пистолетов. Народ
помутился, как разум, повсюду разброд
и шатания, гнев, перекошенный рот
и от страха трясутся поджилки.
Пробудитесь, цари! Вот в окошко звезда
воссияла. Восстаньте, спешите туда,
где по тучным равнинам гуляют стада,
не боясь ни волков, ни разбоя.
Где на тонкой свирели играет пастух,
где под взглядами высохших, гнутых старух
детвора хорошеет собою.
Там над мягкой травою летит светлячок.
Там над яслями ослик стоит и бычок.
Как подумаешь — жалкий, пустынный клочок,
территории, столь отдаленной,
что в имперской столице забыли о ней,
станет центром Вселенной — на несколько дней
изменившейся и просветленной.
Безоружные стражи младенчески спят.
Ходят рыжие львы среди белых ягнят.
Мясники без работы. Людей не казнят
палачи. Не стесняют свободы
ни оковы, ни стены. Деревья цветут
и плоды созревают, и зерна дают
небывалые пышные всходы.
Возрождается жизнь из-под каменных плит,
и уже ничего никогда не болит,
и Младенец прекрасный тихонько гулит
на коленях Царицы Небесной.
И такой несказанный повсюду покой!
раз в Историю может случиться такой
под ужасною звездною бездной.
На пропитанной кровью и ложью земле,
где живут в тесноте и плодятся в тепле,
где расставлены крепости, как на столе
перед ужином скудным — посуда,
остается надеяться на чудеса.
Вот, ключи принесут, отворят небеса,
и Звезда воссияет оттуда.
***
Шли цари в Вифлеем. В это время кто-то другой
уходил оттуда и думал - я больше сюда ни ногой!
Отвратительный, провинциальный, мелочный городок,
а еще говорят, что о нем напророчил великий пророк!
Все дома на запоре, каждый себе на уме,
грошовую свечку жалеют, считают копейку во тьме.
Жены сварливы, мужья лежат тюфяком,
тут умным заснешь, а проснешься дурак-дураком!
А эти, в коронах, зачем плетутся сюда?
Шли цари в Вифлеем, и в небе сияла Звезда.
***
В какую бы прорву не падали эти дни,
как бы с ног ни сбивались люди от беготни
по магазинам, манящим витринным светом,
как бы ни перемигивались на мертвой елке огни,
неделя пройдет - и на год погаснут они,
но пока никто не хочет и слышать об этом,
тем более о болезнях и смерти - Господь сохрани.
Как будто никто не лежит, отвернувшись к стене,
на скорбном ложе, как будто бы не
везут в больницы страдальцев, как будто в приемном покое
доктор, прикладывая то к груди, то к спине
стетоскоп, не думает: Господи? Что такое?
Кто-то болеет, а достается мне.
Как будто бы все теснятся у входа в универсам,
как будто ангелы, привыкшие к небесам,
тоже несут друг другу земные дары в бумажных
кульках и свертках, как будто Рожденный сам
поздравляет себя с Рождеством, и в многоэтажных
бетонных покоях нет места жалобам и слезам.
***
Сто сюжетов собрано на одном холсте,
все - различны, но все они о Христе:
рождество и распятье рядом, а чуть левее -
благовещенье: ангел стоит с цветком
перед Девой, о чем-то беседуя с нею,
сатана посрамленный стоит - дурак дураком.
Вот волхвы на пути в Вифлеем, вот отверстый гроб,
вот израненный тернием Божий лоб,
вот Пилат умывает перед народом руки,
Вот воскресший Господь возносится в облака.
Вот народ вопиет: распни! -не со злобы, от скуки,
и зевающий рот прикрывает рука.
Сто сюжетов на картине вразброс,
но все они о Христе, все и во всем - Христос,
с точки любой начинаем все то же.
все равно по кругу церковного календаря
взгляд скользит, и мурашки бегут по коже,
и уста не смолкают, проклиная и благодаря.
***
В эти дни светает не просто поздно, а слишком поздно.
Но небо ночное ясно и полнозвездно.
Это - последнее время последнего года.
Из старого - выхода нет, а в Новый пока нет входа.
Продаются сосны повсюду, а нам бы - елку.
Целый год суетились, а все как всегда - без толку.
Вот и сейчас по магазинам ходят отморозки-припарки,
покупают сами себе отмороженные подарки.
***
Поп готовится к Рождеству. Работник его Балда
сам себе дает шелобаны по лбу. Тренируется парень. Жаль -
голова болит. Зимою нет ничего, кроме ветра, снега и льда.
Все остальное мираж. К примеру, посмотришь вдаль
и видишь огромный город, а там - заснеженный лес.
Знаешь одно, но видишь другое, наверно, с тоски
Иллюзия облегчает жизнь. Вокруг замерзшего пруда бес
сам с собою бегает взапуски.
Зимою все одиноки, хоть жмутся друг к другу тесней
слушают треск в печи, а слышат - церковный хор.
Работник Балда зовет поповну и вместе с ней
выходит, накинув тулуп, перекурить во двор.
Русь, ты вся - перекур на морозе. В небе черным-черно,
Горит-не сгорает Рождественская звезда.
В промерзшем поле брошенное зерно
давно умерло, но не принесет плода.
Видно слова Спасителя не годятся для наших широт.
Только воет ветер и слышится скрип ворот.
Запереть забыли, и ветер мотает туда-сюда.
***
Эти двое еще не пришли в Вифлеем,
но уже на подходе.
Он бодрится. Она - истомилась совсем:
при такой-то погоде!
Все, как в сказке - морозная ночь и метель.
Мы метем, прибираем.
Ну, а этим - овин, из соломы постель
представляются раем.
А январь прибавляет по капле деньки
для убогих и сирых.
И мигают предпраздничные огоньки
в наших темных квартирах.
Вот - мерцают стеклянных игрушек тела
в тусклой хвое сосновой.
Вот - смущается мир. Вот - сгущается мгла
перед вспышкой Сверхновой.
***
Между ладошками Нового года и Рождества,
колеблясь, горит огонь зимних коротких дней.
В замерзших лужах - неубранная истлевающая листва.
В озябших душах - Бог знает что, Богу - видней.
Продуктовая лавка. У прилавка давка. За прилавком стоят
усталость и раздражение. Щелкает кассовый апарат.
В витрине соленые рыбы с глазами открытыми спят.
Консервные банки стопкой одна на одной.
Мамаша смотрит на сына, как будто он ей не родной,
как будто под пьяным парнем не лежала пластом,
как будто бы не ходила с выпяченным животом.
Как будто на пятом месяце не вступила в законный брак,
не слышала шепот свекрови сыну: ну что попался, дурак!
Как будто бы год не прожила, как в аду.
и, зубы сцепив, не развелась на втором году...
Но дома отогреваются. На елке цветные шары
отражают, как в комнате смеха, наши миры,
наши лица, ладони, плечи и животы.
Твой живот в отражении - выпячен, будто снова беременна ты.
За окном мелькает озабоченный пришлый народ.
Останавливаются, прикуривают, тыкаются взад-вперед.
Мать ребенку мажет масло на белую булку, такой бутерброд:
тонкий ломтик лимона поверх золотистых шпрот
прямиком отправляются в разинутый детский рот.
Мама чистит холодную мандаринку холодной рукой.
И мальчик держит дольку, не раскусывая, за щекой.
***
Как богослов с проповедником ни трудитесь,
не втолковать паломникам и туристам - бродячему люду,
что архангел не носит доспехов, как средневековый витязь,
что для Бога время - вечность, а место - всюду.
Что Он не сверяет Свои часы по небесным светилам
поскольку нет у Него часов, а те, что на башнях соборов,
отбивают время для тех, кому Вселенная не по силам,
кому не по средствам Вечность, кто не смиряет норов.
Потому для нас Рождество - это полночная месса
в Вифлееме, а в крайнем случае - в Риме,
где хранятся ясли Христовы.
Там небесная синева особо крутого замеса,
там ощущаешь полнее, как колеблются мира основы.
Чем дальше от этих точек, тем равнодушнее сердце
послушного прихожанина костела в какой-нибудь Польше.
А что говорить об инородце и иноверце,
для которого все едино, все равно - и ни слова больше....
***
Чистенький городок, вернее, почти деревня.
Ей лет восемьсот - возраст почтенный, не так ли?
Мак-Дональдс стоит на месте, где стояла харчевня.
Фонарь заменяет пламя в смолу обмокнутой пакли.
Все остальное - на месте. В войну здесь не бомбили.
Бомбить было нечего. Разве что старый коровник.
И люди остались точно такими как были.
Румяная самка в котел погружает половник.
В широкой улыбке блестит золотая коронка.
из выреза и рукавов выпирает могучее тело.
Во дворе отец учит сына колоть поросенка.
Сыночек колет охотно, но - неумело.
Довольно праздничной пищи ненасытным утробам.
Задубело на холоде белье, что вчера постирала.
Ангелы с грешниками скачут по белым сугробам.
Из кирхи доносятся звуки рождественского хорала.
***
На старинных иконах Иосиф сидит в правом нижнем углу,
отвернувшись от Бога рожденного и от Марии Девы.
Он глядит куда-то в сторону, в ветхозаветную мглу,
он не слышит ни крик Младенца, ни ангельские напевы.
И звезда в прорехе меж туч, и прямой космический луч
словно ось симметрии опускается по вертикали.
Ветхий завет - состарился, но он силен и живуч,
а Слово пока бессловесно, и смысла мы не искали.
На старинных иконах Мария лежит на боку,
обратив свой взор к новорожденному Сыну.
А Иосиф сидит в углу, и кажется старику,
что Новая Эра глядит на его согбенную спину.
На старинных иконах ангелы и небесный фон золотой.
И Дева лежит на боку, и голубь летает над нею.
А Иосиф сидит отвернувшись. Он не знает, что он - святой.
И если б ему рассказали - он не принял бы эту идею.
Потому, что он плотник, а плотник- не богослов.
Он привык к тому, что зримо и поддается рубанку.
Он читал священные книги, но не видел священных снов.
А сон подступает. Завтра - в путь спозаранку.
Потому что путь начинается от Рождества, а затем
эра станет нашей, оставленной нам в наследство.
Мелькают столетия войн и социальных систем.
Рождество - позади. Теперь начинается Детство.
***
какой-нибудь городок в каком-нибудь штате стихи
о маленькой елочке танненбаум утром кола и снэк
перед домом раскрашенный гипс мадонны и пастухи
младенцы и гномы и травка пробивающаяся сквозь снег
ночные воспоминания о звездочке в пустоте
где не было ничего и не будет потом ничего
и еще какая-то сказочка о замерзающем сироте
которого отогрели и признали в нем своего
***
чародеи астрономы в золотых коронах
на конях слонах верблюдах хоть не на оленях
мамки с дитятками на массивных тронах
пастушки с ягнятками рядком на коленях
а на небе звездочка на старой открытке
восемь треугольников и село под снегом
в жупанах дивчына с парубком стоят у калитки
все под Богом ходим под открытым небом
под любовью несказанной с притопом прихлопом
под хаосом темным что случится с нами
что нам делать чародеи с вашим телескопом
с бывшими лошадками верблюдами слонами
с нашими колядками щедривками гармошкой
скрипочкой писклявой да елочкой лесною
девушка два ушка да с одной сережкой
а вторая в снег упала найдется весною
***
Итак, Он родился в яслях, в пещере, среди
скотов, из которых живописцы избрали осла и вола.
Вечность зияла что позади, что впереди.
Звезда сияла, за собою людей вела.
Шли за звездой, как за пастухом -- стада.
Вот так, теснишься, слушаешь дудочку, топчешь траву.
Куда бы ни шел, в декабре ты придешь сюда,
к пещере, к Марии, Иосифу, улыбнешься волхву.
Во плоти, в терракоте, мраморе, наконец,
в пластике, гипсе, на дереве или холсте.
На зримой материи незримый стоит Отец.
Сын – в колыбели, на престоле и на кресте.
Все это одновременно, ибо времени больше нет,
кончилось, как сахар в банке, или курево. Лень
выйти, чтобы купить на углу. Тьма и свет
слились и забыли, что Он разделил их на ночь и день.
***
Ой, на небе глаз хрустален, вписан в треугольник.
А что значит треугольник, знает каждый школьник.
Это Троица святая, звездочка святая!
Ходит дядька по деревне - рожа испитая.
У него в руке бутылка полу-пустая.
Вдоль протоптанной тропинки снег лежит, не тая.
Ходит ряженый в тулупе, мехом наружу.
Спи, Младенец мой прекрасный, твой сон - не нарушу.
Ходит ряженый в тулупе со звездой фанерной,
а за ним в короне - Ирод с усмешкою скверной.
А за ними пастушки и овечки скопом,
три царя, все на верблюдах, каждый - с телескопом.
Тут тебе и волк с медведем, тут - зайчик с лисою
тут тебе - еврей с козою, тут и смерть с косою.
Тут тебе и кавалеры, царские солдаты.
Тут и певчие с колядкой от хаты - до хаты.
Дома господарь-хозяин? Знаем, что он дома!
У него - гипертония, сахар, глаукома,
куда он из дома выйдет со своим протезом?
Коза грянется о землю, обернется бесом,
и кривой ущербный месяц встанет по-над лесом.
Ходит мальчик с шоколадкой, певчие с колядкой,
а на речке-Иордане лед блестящий, гладкий.
Спи, Младенец мой прекрасный, засыпай, мой сладкий!
Добрый вечер! Добрый вечер! Глаз Господень - вечен.
Жаль, что этот мир - не вечен, добрый, щедрый вечер!
***
Звезда - свети, и вьюга - мети!
Примерзай, рукавица, к руке!
Последнее дело - рожать в пути,
в незнакомом, чужом городке.
Пологие горы видны вдалеке.
В гостинице мест не найти.
О Боже! Куда нас судьба привела,
в мечтании иль наяву
дыханье рождественского вола
Дитя согревает в хлеву?
Но в целой Вселенной не хватит тепла,
чтоб жизнь удержать на плаву.
И кто там толпится две тысячи лет
сминая подобных себе?
И что за небесный, немыслимый свет,
колеблется с тьмою в борьбе?
И тьма ослабела, исчез ее след
в подвижной, веселой гурьбе.
И ряженых кучка идет по селу,
горланя не в склад и не в лад.
И в хате селяне садятся к столу,
а в церкви - мерцанье лампад.
И жмутся овечки поближе к теплу,
и годы идут наугад.
***
если и впрямь даже на кончик иглы
может слететься несчетная армия ангелов мы бы могли
представить насколько неисчислимость их
была бы объемней под куполом святого Петра
хлопанье крыльев пение какой-то рождественский стих
вроде слава во вышних Богу будет звучать до утра
над деревянной скульптурой Младенца конечно левкас
золочение роспись скрывают от нас
материал из которого создана кукла с приподнятой головой
протянутыми ручонками пухлыми ножками но
из дерева были сделаны ясли в которых лежал Живой
и небо не купол но было отворено
странно думать что все персонажи той ночи теперь
скульптуры иконы маски пройти без потерь
невозможно через двухтысячелетний слой
праздников богословских диспутов мехждуусобной резни
протестанты сжигали кукол и дерево стало золой
католики жгли протестантов но и они
протестанты также не жаловали католиков нынче не разберешь
кто первый начал что делать кто виноват но дрожь
пробегает по телу как вспомнишь лучше не вспоминать
лучше петь раздавать подарки из всех витрин
на покупателей смотрят Иосиф и Пречистая мать
и Младенцев не счесть и у всех солома вместо перин
***
толпятся теснятся в углах
дыханье и шепот не к месту
сквозь щели в дощатых полах
скребут коготки на невесту
король о семи головах
вздымает просроченный пах
волочится хвост розовей
рассвета над морем и глазки
четырнадцать из-под бровей
сулят небывалые ласки
мари на тебя поглазеть
весь кристмас в партере рядами
в проходах раскинута сеть
смычки расшалилися в яме
и кисти напудренных рук
летают поверх оркестрантов
и крестный уселся сам-друг
на старых часах аксельбантов
не счесть на мундирах орех
платочком подвязана челюсть
солдатиков хватит на всех
но жизни нарушена целость
мари это треск скорлупы
ядро прохудилось в орешке
подвижное сердце толпы
разбито в предпраздничной спешке
***
Городок Вифлеем - несколько узких улиц.
Люди ходят больше пешком. Личный транспорт - упрямый ослик.
За работу берутся сразу, как только проснулись.
а Спасение ходит рядом, среди олив низкорослых.
Этого не понимают. Да и мы, подумай, могли б ли
позвать Спасение в гости, напоить языческим чаем?
Чтобы его заметить нам нужно знать, что погибли.
Мы, конечно, погибли, но этого не замечаем.
Мы слышим колокола из ближайшей церквушки,
но история Рождества - бессловесная пантомима.
Молодым рассказали, что в церковь ходят старушки
и молодые спокойно проходят мимо.
Конечно, они состарятся. Но разве в этом проблема?
Единство Истории в том, что, мысли о смерти отбросив,
также спокойно люди по улочкам Вифлеема
проходили мимо пещеры, у которой сидел Иосиф.
А то, что внутри пещеры что-то светилось,
и ангелы, словно птицы, нахохлясь, на ветках сидели,
какое жителям дело - скажите на милость,
в жизни столько забот и, к тому же, нервы у всех - на пределе.
EX ORIENTE LUX
От Востока сей свет воссияет! Видать, не от нас,
от Китая, скорее. Теперь персонажи
для рождественского вертепа: новорожденный Спас
пастушки и животные, санта-Мария и даже
ангелочки - из лучших пекинских пластмасс.
Все - в картонной коробке и каждый - в отдельной ячейке.
Расставляем под елочкой. Иглы с ветвей
осыпаются понемногу. В Китае знают цену копейке.
"Мэйд ин Чайна" на каждой фигурке, на каждой наклейке,
а у нас тут Россия, точней, Украина и небо над ней.
Все, что мэйд не ин Чайна, видно, создано Господом Богом,
пруд замерзший и замерший лес и заснеженное село.
Блеют овцы и козы в вертепе селянском, убогом.
Тяжкий свет мирозданья ложится на младенческое чело.
***
В ночь перед Рождеством они выползают из всех углов,
приглядываются к сидящим у накрытых столов,
смотрят и думают - да, неплохой улов,
стадо грешников на миллиарды пустых голов!
Снежная ночь, дикая ночь, даже луна
сквозь рваные облака то видна, то не видна,
бесам числа нет, бездне, конечно, дна.
Волнами ходит тьма, нас накрывает волна.
В ночь перед Рождеством они выползают из всех щелей,
подползают к столу, просят: хозяин, налей!
Не жалеешь нас, так хоть себя пожалей,
потому что Христос ушел, се грядет Водолей.
А кто такой Водолей?- вопрошает хозяин, наполняя стакан.
Усы, вышиванка-рубаха, черный овчинный жупан.
Ясное дело - не знает астрологию старикан.
Да и зачем ему? Выпьет- и сам себе пан.
Зимняя ночь, дикая ночь, бездна пуста,
ходит гармонь по селу, славит Христа.
Завернутая в фольгу, звезда сияет с шеста.
Ночь пройдет, и встанет все на свои места.
Солнце Правды сияет, празднуя солнцеворот.
Хозяин из церкви идет, скаля беззубый рот.
Потусторонний дружок ожидает его у ворот.
Бес или ангел? А кто его разберет!
***
Время зимних праздников смешивает года
детства, юности, старости, не понимаешь когда
что случилось, путаешь имена, пословицы, города,
сворачиваешь за угол, смотришь под ноги, вдруг
найдешь свое счастье, тот же замкнутый круг,
повторенье пройденного, жизнь отбилась от рук.
Шары-зеркалки, на нитке -- орехи в фольге.
Шоколад «Аленка», монетка, запеченная в пироге,
фантазия Гете, гвоздь в твоем сапоге.
Наткрекер-щелкунчик, Месайя-Мессия, хор
«Аллилуйя!»., волосы, рачесанные на пробор,
белый воротничок, попытка, провал, повтор.
Так бугорок на диске отбрасывает назад
звукосниматель, опять прогулка, промерзший сад,
бронзовый лев, колонны, осыпавшийся фасад.
Из рупора песни, слышанные столько раз,
на балконе – хлам, выставленный напоказ,
на небе сплошная облачность застит Всевидящий Глаз.
Небо имеет глаза, стены – уши, хорошо, что они
слепнут и глохнут в эти зимние дни,
делай что хочешь, кому ты нужен, рискни.
***
Рождество стало сказкой, Ирод - тот же Кощей,
пастушки гоняют овечек на округлом холме,
звездочки в небе, много волшебных вещей,
золота, ладана, смирны, цари в короне, чалме,
и шапке с норковой оторочкой. Можно потратить часы,
рассматривая картинки в альбомах, на алтарях,
ангелы в небе, кораблики на морях.
Парусные, трехмачтовые, трехтрубные, на борту
праведники и девственницы, капитан с подзорной трубой
взирает в будущее куда-то туда, за черту.
Светит красное солнышко, крутится шар голубой.
Красивые иллюстрации - одна из лучших утех
для немудрящих и несмысленных, короче, для тех,
кто грамоте не разумеет, не может связать двух слов,
но бросает сети в толпу и тащит улов.
Ручки-ножки торчат из ячеек, доспехи, как чешуя,
воротники, как жабры, свальная жизнь, но душа - своя,
спасенная, искупленная, завернутая в пелены,
подвижная, словно пена на гребне морской волны.
***
Те самые ясли, в которых лежал Христос,
или другие старые доски добытые с боем
у каких-нибудь сарацинов, какой ценой - не вопрос,
лежат в хрустальном ларце, наслаждаясь покоем.
Что до соломы из яслей, ее сжевали волы,
среди предутренней рождественской мглы.
под стрекот ханукальной юлы.
Что до младенца - он вырос, вступал со старцами в спор,
лепил живых воробьев, совершил немало чудес,
был арестован, судим, выставлен на позор,
после - распят, умер, потом, как известно, воскрес,
оставив потомкам реликвии в полном наборе,
включая и эти ясли в Санта Мария Маджоре.
Вряд ли новый Христос в них появится вскоре.
Что до зимних праздников, то они чудо как хороши,
когда рано темнеет, цветные огни целебны
для тела, обремененного грузом грешной души -
хочешь танцуй у елочки, хочешь - служи молебны,
хочешь скупай подарки для несчетной родни,
лишь бы блестели игрушки, лишь бы мерцали огни,
лишь бы не слышались крики: Распни! Распни!
***
Ночь темна - не бывает ночей темнее.
Все звезды кроме одной - погасли.
Звезда летит и три царя идут вслед за нею
туда, где Мария, Младенец, пещера, ясли.
Один на слоне, один - на коне, один - на верблюде.
Каждый ларец с дарами несет под мышкой.
А за царями идут несмысленные люди -
всех их звезда порадует новой вспышкой.
Как вспышкой магния - каким же быть фотоснимку?
цветным, черно-белым, с зазубринами по краю?
Ангелы с грешниками пляшут по снегу в обнимку.
Звезда, что куст Моисея горит, не сгорая.
Это три планеты сошлись! - так говорят астрономы.
Это три в одной - мы с этим дивом знакомы!
Это Три в Одном! - так говорят богословы.
Это три в Одном сотрясают вселенной основы.
Это просто звезда! - думает Приснодева.
Это просто Младенец, мой Сын - лежит на соломе.
Это просто ослик и вол стоят, пригорюнившись, слева.
Это муж мой, Иосиф, мечтает о теплом доме.
О теплом доме, о плотницкой ладной работе,
о сытной пище, о сне ночном непробудном,
и о Царице мира, святой Субботе,
приходящей на смену тяжелым, унылым будням.
***
Ни в сердцах, ни в гостинице места нет.
Хоры ангелов в небе морозном слышны едва.
Живая Звезда горит среди мертвых планет.
Ротозей стоит во дворе – к небу задрана голова.
Что видится там ему? Что слышится там ему?
Он бы вам рассказал, да еле ворочает языком.
По улице Ярославского проезжают по одному
три бородатых старца. Слева церковь, справа – райком.
На лавочке тянет-сдвигает аккордеон ветеран,
и в ус не дует. Блестит под лучом фонаря
медаль «За доблестный труд». Рабочие всех стран
кроме Ирода знать не хотят иного Царя.
И впрямь, чем вам Ирод не царь? Чем не хорош?
Ну, казнил жену Мариамну и двух сыновей.
Должно быть, было за что. Тут за ломаный грош
горло перегрызут. Расскажи чего-нибудь поновей.
Кто родился в округе, и как добраться туда.
Ордер на обыск и на арест. Ночной воронок.
Меж мертвых планет горит живая Звезда.
Мария, Младенца обняв, бежит,
под собою не чуя ног.
***
высокая елка высокие потолки
неподвижно старуха в кресле восседает в углу
деревянных солдатиков раскрашенные полки
готовятся к схватке прямо на паркетном полу
у лошадок колесики кроме копыт
старшенький возится с кошкой младшенький спит
через полчаса всех пригласят к столу
высокоторжественный праздник черно-белый отец
мать в светло-кремовом золотые шары
три года и этой жизни наступит конец
как стеклянные куклы разобьются миры
только-то и останется одна пещера цела
спящий младенец фигурки осла и вола
песня Марии Иродовы пиры
погодите будет Ирод ходить у людей в отцах
мягко ступают сапоги по ковру
во дворцах культуры наших простых дворцах
детки запляшут и запоют поутру
не будет елки не будет младенца Христа
зато не будет Пилата воздвигнутого креста
не будут гости смеяться на Иродовом пиру
не будет и Вести Благой ибо она
состарилась шепчет Бог знает что под нос
потому что звезда Рождества отменена
и если Христос по водам ступает бос
то кто удивится такому в стране чудес
а кто поехал за елочкой в темный лес
уже никогда не вернется куда пропал не вопрос
а поэтому пока колокола звонят слушай звон
не зная где он в храм далеко ходить
квартала четыре а в дома хватает икон
и если младенцы спят их не надо будить
потому что скоро всем садиться к столу
потому что Россия скоро канет во мглу
время разбрасывать камни Марии время родить
***
Рождество и Кристмас разные вещи
Рождество маски ряженых глумливы или зловещи
Ирод в короне в черной овчине бес
со звездой из фольги мальчишка старый еврей со скрипкой
сзади плетется коза с бородкой и развратной улыбкой
мешконоша несет в мешке колбасы приличный вес
зато в церквях свечки трещат сияют иконы
читают кафизмы поют тропари каноны
бабы стоят как овцы головы наклоня
возглашают священники в белых парчовых ризах
детки жмутся к юбкам не думая о сюрпризах
подарках под елочкой в честь священного дня
Кристмас вертеп сборище кукол в платьях
в стиле раннего ренессанса младенец лежит в объятьях
девы Марии пещера целиком из папье-маше и увы
все это благолепье такое не подступиться
в искусственном небе на ниточках райские птицы
все изделия все пристойны и все мертвы
так похоже все на игру "замри" замирая
легче себе представить ворота рая
вечного стража с ключами говорят святого Петра
Марию с Младенцем на вечном троне она-то знает
звезда Рождества над ними над нами сияет
если все как прежде будет сиять до утра
***
Радуется, ликует пророк Господень Исайя,
ходит по краю облака, восклицая:
"Яко отроча родися нам, сын явися нам".
Замолкает по временам, оглядывается по сторонам.
Ангелы вопиют: "Рождество Твое, Христе Боже!"
Всюду мороз, на улице и по коже,
все как прежде, всюду - одно и то же,
то на Брейгеля, то на Ван Эйка похоже.
Мария - тонка, прозрачна, Ирод - отечен и толст.
Жаль, что некому это перенести на холст.
Пенье на хорах и клиросе. Звон - со всех колоколен.
Кто-то умер, а кто-то опасно болен.
Кто-то пред смертью каялся, а кто-то только потел.
Кто-то кого-то взорвал. А кто-то - только хотел.
Странно что Град Господень не опустел!
Кто рыдает в отчаянии. Кто восклицает в гневе.
А Исайя ликует, ибо Дева име во чреве,
и пришла в Вифлеем, и родила сыночка,
а подруги ей говорили, что будет дочка.
вот выйдет замуж, внуков тебе принесет,
всех порадует, никого не спасет.
А она знала, что сына родит, ЭмманУила-Иисуса.
Род людской восклицает: Вот теперь-то я и спасуся!
Вот теперь свобода, живу -делаю, что хочу,
а потом тело в землю, душой ко Господу полечу.
Если нужно денег, то я заплачу.
Есть прощение жертве и ее палачу.
Особенно жертве - жертва всегда виновата.
Облака для тепла, как между рам сдвоенных вата,
присыпана блестками и осколками от игрушек,
шариков, домиков, шишек или зверушек,
все что разбито в прошлом году, на прошлом веку.
Кукушка в ходиках хлопает крыльями, говорит: ку-ку.
А Мария думает: Что мне цари, с ужасными их дарами,
что январь с детскими праздниками, рождественскими пирами,
что мне Небесный Отец с бесчисленными мирами.
Лишь звезда сияет, и будет сиять до зари,
и, звезде навстречу, Младенец светится изнутри.
**
Он родился давно, до начала времен,
от Отца и в Отце, не был Он сотворен,
так навеки записано в Символе Веры,
но для нас, для спасения нашего Он
отказался от власти, оставил свой трон,
и лежит в глубине Вифлеемской пещеры.
Он лежит на соломе, бездомный, нагой,
но такой из пещеры исходит покой,
что и сердце в груди шевельнуться не смеет,
бессловесный есть Слово, а нищий есть Царь,
так бывает, случалось подобное встарь,
так бывает, разумный да уразумеет!
Мы решили - Он должен родиться зимой,
посреди темноты, чтобы шли по прямой
за Звездою цари, чтобы пастыри стада
шли к Нему в окружении белых овец,
чтобы непостижимый Небесный Отец
любовался Младенцем среди снегопада.
Он лежит на соломе. бездомный, нагой,
чтобы елки в квартирах искрились фольгой,
чтоб мелькали цветные огни, чтобы хвоя
наполняла жилище легендой лесной -
Он родился зимой, Он воскреснет весной,
ровно в полночь, во тьме, не нарушив покоя.
***
Рождественские животные все - домашние.
Ангелы Рождества все на подбор - небесные.
Даже черти Сочельника скорее смешные, чем страшные.
Даже темная ночь не пугает звездною бездною.
Был бы моложе взял бы звезду фанерную
и носил бы по всей Одессе со щедривкою и колядкою.
Но ходить вдвоем со старостью - этой подружкой неверною
по Одессе не стоит вовсе. А если ходить, то - с оглядкою.
Уж лучше в кресле сидеть под книжною полкою,
понятно, не мальчик, давно пора успокоиться.
Или встать советским Дедом Морозом под елкою.
Была бы Снегурка рядом - и все устроится.
***
Кажется, где-то в Испании, или - где там?
Кажется, что в четверг, на прошлой неделе,
Пречистая Дева пришла на закате к детям,
рассказать, как все было на самом деле.
Что Спаситель родился не зимою, а ближе к лету,
среди бела дня - ни звезды тебе, ни метели.
И не в Вифлееме, а по пути к Назарету,
и не было слышно, чтоб ангелы где-то пели.
И пастухи проходили мимо, тем паче -
никаких царей с дарами, но лицо Младенца лучилось.
Если точно знать, что это было иначе -
легче верить, что это все же случилось.
И не в хлеву рожала, а в утлом домишке,
ни осел, ни вол не припадали мордами к изголовью.
Если знать, что все не так, как написано в книжке,
легче верить, что чудо вершится только любовью.
А Ирод искал того, кто виноват в недостаче
царской казны - что ему до младенца мужеска пола?
Если знать, что на самом деле все было иначе,
легче слепым на ощупь дойти до Божья Престола.
Говорила Мария - а дети молча глядели,
как она бледнела, сливаясь с темнеющим небосводом.
Дети знают, как все случилось на самом деле,
но Рождество отпразднуют в декабре, перед Новым Годом.
blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah
πτ
18+
(ↄ) 1999–2024 Полутона
(ↄ) 1999–2024 Полутона
Поддержать проект
Юmoney