РАБОЧИЙ СТОЛ
СПИСОК АВТОРОВНаталия Черных
ЛАГЕРЬ
30-01-2021 : редактор - Женя Риц
Вот купол над тобой, мой милый сын,
Со мной сестра твоя, а мамы нету,
Не станем, милый, мы искать ее,
Нам купол неба ночью полон света.
Всмотрись в созвездия и наблюдай судьбу,
Внизу лишь цирк, а мы артисты в цирке.
Нам повезло: для лагерной вселенной
Артистом быть удача навсегда.
Смотри, вот львы охраны хороши,
Они покорно пьют из блюдец чай несладкий.
Осанка льва такой же свыше дар,
Как ярость и как кровь.
Они стреляют!
Не пригибайся.
Пуля не коснется, —
Кого на свете нет почти,
Почти.
Вот слон полковник за клавиатурой
Играет и поет простой романс,
Так нежно и так трогательно.
Слышишь?
Лишь не смотри вокруг, а слушай звуки.
Тогда и стоны будут как цветы.
Тюленей пара нам танцует танго,
На них гирлянды из цветной фольги.
Им собирала женщина гирлянду,
Что моет сливы в ванных и на кухнях,
Она весь день при сливах и артрозе,
Но ей дают бесплатно все лекарства.
Вот милый пони в беленькой повозке
По кромке моря девочек катает.
В их жизни это первая поездка,
И лучше им не будет никогда.
А море нежно смотрит на девчонок.
Вдруг пони пышной челкой покачал.
Смотри, природа радости как свет,
Смотри на свет и сохрани, что видишь.
Ты думаешь, что лагерь — это страшно?
Что лагерь — просто пафосная тема,
Пророчество от новых технологий,
Что это жизни черная дыра
И черное зерцало отношений
Между людьми?
Мой милый сын, не так.
Я видел этот лагерь изнутри
Построенных по-лагерному мыслей.
Моих, не чьих-то внешних глупых мыслей.
И мне теперь легко.
Я знаю: человек есть лагерь.
Когда вокруг него распространится зона,
Ему там хорошо.
Вот маски и бахилы,
Чтоб атмосферу сохранить почище.
Вот мусор я везу в переработку,
На станции в машинах из него
Наделают стаканчиков и ложек.
Все это лагерь, нужен человеку порядок,
Потому что человек не знает о свободе
Свобода живет в человеке зародышем, пока цивилизация не сделает аборт.
Ты думаешь, цивилизация виновна, что человек стал так глуп?
Отнюдь. Мы так себе хотели хорошо, мы так себе хотели сделать плохо,
И неба от земли не отличали, и хорошо и плохо не узнали,
Что нам витрувианский человек
В диковинку.
Годами спал я пятнадцать минут и работал по щиколотку в жидкой грязи.
Впрочем, это выдумки, конечно.
Но лагерь есть внутри, и от него нам не освободиться.
И даже смерть в свободе не вольна.
Я видел тех, кто вешался или жрал камни, потом они умирали.
Но через некоторое время приходили вновь, беспокоили нас,
Приходилось кричать им, чтобы они успокоились, потому что уже умерли.
Но они не успокаивались, а просили отчаянно о чем-то.
Это самое страшное в лагере: другие.
Их много. Им тесно.
И они совершенно не готовы к четко скоординированным действиям.
Но мы артисты. Здесь артист бесплатен,
Он любит
Средиземноморские мотивы.
Среди нас было сравнительно много богатых,
Но с ними был другой разговор, а какой — я только слышал, что он есть.
Ведь лагерь — это не когда все вместе с орудием труда на работу,
А когда невозможно представить что-то кроме.
И не было номеров, а были имена.
Странные такие имена.
И еще: лагерь — это когда одно действие вызывает другое.
Это цепочка действий, не ведущих к результату,
Хоть к какому-то результату.
Лагерь можно было бы описать как процесс,
Как очередной последней модели антиутопию.
В любом процессе есть красота. Лагерь равнодушен к ней,
Но может ее купить.
Лагерь есть отвращение к надежде.
Зачем она? Здесь кормят, и в наличии необходимый объем движений.
Из этих данных и возникает идея о ненужности героя.
Впрочем, в лагере все герои и все поэты,
В каком-то смысле.
Лагерь есть заместительная терапия.
Но никак не могу понять: что им замещено.
Семья ли? У меня нет сведений о счастливых семьях.
Творчество? Это то, чему нет замещений, это всем нам крематорий.
Чувства, и примой — любовь? Но кто платит за очевидную халтуру?
Впрочем, цирк наш тоже халтура, и конечно покупатели будут.
Говорят, есть ад и есть рай. Это места топографически точные,
Но их нахождение скрыто пока.
Лагерь и ад есть, и рай.
Артисты дивизии радости
Тем хороши, что могут умереть в момент творческого экстаза.
И потому, сын, не теряй куража и играй так,
Как если бы ты был великий клоун,
И все цифровое телевидение немело бы перед тобой.
Люди есть блоги. В каждом его снаряжение крутится.
Что говорю я, мой сын, так долго, в ожидании выхода
На небольшую площадку перед глаза людей лагеря?
Твой рот давно опал и покрылся пылью.
Напоминает мне купол небес
Мертвый твой рот.
Ты здесь. И я тебя не отпущу.
Не чудо ли переживать детей
И радоваться бытию негромко?
Я ем и сплю, как в жизни не бывало,
А ты лишь горсть костей и кожи лоскут
И странно легок как пустая сумка.
А я и ем, и сплю,
мне хорошо, и ничего не нужно больше.
Мне говорили в юности:
когда ты станешь старым,
поймешь, как старым быть непросто.
И тебе
Я так же говорил совсем недавно.
И весело, что говорил тебе,
Что был со мной ты, милый мой ребенок.
Ведь ты со мной, я говорю с тобой,
Я слышу твой ответ и вижу звезды
Твоих упрямых глаз.
А впрочем спи,
Обоим нам, что нет тебя, так лучше.
Вот так и сидеть над высохшим как насекомое человеком,
Греться о кости и кожу зимой.
Или не так все было?
Сын мой, есть ящерицы на свете,
Им пища не нужна и дом не нужен,
Они в себя все на пути вбирают,
Они взлетают будто самолеты
И светятся как яркие кометы,
Порою позволяют их погладить.
Ты вряд ли помнишь младшую сестру,
Но если помнишь – ящерица вроде.
Я вижу их и думаю о боге.
Он лагерь мой — его режим ужасен,
Он есть огонь, и в нем все исчезает,
Он есть вода — она питает все,
Он воздух есть и все его болезни,
Он мастер, что оставил жить творенья
И предоставил им свободный рост.
Он ящериц тебе послал, мой сын.
Они тебе на ухо сказки шепчут,
Щекочут крыльями и крыльями стрекочут,
Они взлетают словно самолеты,
Послушай их, сестрички нам не врут,
Что есть вне лагеря нам некое пространство,
Что там избитых мыслей нет одежды,
Что там растет трава и зелен лес,
Там снег и дождь и безусловно солнце.
Солнца пламень впереди,
Стайка ящериц летит!
Я иногда уверен в том, что знаю,
И это всех уверенностей больше
И вежливости тоньше и больней.
Быть может, лагерь наш, в котором мы
Жить только можем, и который нами
Все строился в земное время жизни,
Есть оттого, что ящериц нам нет,
Что нам когда-то ящериц не дали,
Что ящерицам нас не обучили.
Но, вероятно, мы когда-то были
Хозяевами ящериц.
Теперь
Забыли мы и потеряли все.
Для нас одна лишь слабая надежда,
Что ящериц мы сможем возвратить.
Я не вернул. Но иногда их вижу.
Кто ящерицы душу разгадал?
Коварно глубока она как темень
Или ясна как редкий бриллиант,
Извилиста как дикая речушка?
К чему слова: ты это или то,
Скорее, ничего совсем не видишь,
А кто ты сам, оценщик душ чужих?
Мне проще так сказать, что нет души,
За все про все один лишь древний ужас,
Что полость шара есть внутри у бога,
Но опыт мой иначе говорит.
Я детским одиночеством храним,
В котором ящериная душа
Беседует, наклонив головку,
И я так полюбил ее беседу,
Что слушаю теперь всегда.
А с кем она так мило говорит?
Когда увижу, расскажу тебе,
Но ты, мой сын, уже наверно знаешь.
Ты в лагерь наш глядишь издалека.
blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah
πτ
18+
(ↄ) 1999–2024 Полутона
(ↄ) 1999–2024 Полутона
Поддержать проект
Юmoney