РАБОЧИЙ СТОЛ

СПИСОК АВТОРОВ

Любовь Макаревская

мы обрастаем

04-02-2014 : редактор - Женя Риц





Молодое лицо
и больные зрачки
как раз
в четыре
раз
в пять
или
когда нибудь
еще
еще
еще
я становилась
собой
короткое
еще
как не любила
сгущенное молоко
не тогда
не теперь
и знала
так
чтобы
наизусть
только три
станции метро:
металлическую,
кованую,
ржаную,
золотую.
Видишь вышло
четыре
назло
налей мне
молока
как щенку
где бы
я не была
где бы
не жила
где бы
не ждала
снега
или
избавления
молоко
выпей
сам.

***

Ты увидишь меня
я буду стоять
у дороги
с пустыми глазами
у влюбленных
глаза всегда
выжжены
взрослая женщина
говорящая
про секс
нелепа
ноги ребенка
ноги жирафа
лапы щенка
равны
мы обрастем
сущностями
словно
деревья
знаешь
многие занимаются
любовью
не выключая
новостей
и реальность
раздроблена
точно
коленная кость
и солнце
млеет
сквозь облака
сквозь кровь
проходит
узнавание
счастья
и затем
наступает
отупление
и вот
не остается
нечего
только нёбо
глаза, оболочка
только
верный
с рождения
угол.

***

Язык это спираль
и где пыль
в порах
потолка
в порах
церкви,
а у собак
холодные
нежные
уши
он касается
лба
и спираль
проникает
сквозь
пыль
сквозь
кислоту
в мозг
слова:
бледные,
жирные,
влажные.
Слышишь
все эти:
ить
до
и
к
л
м
н
и до этого
глубоко
где пещера
мужчина
женщина
грязь
каменные стены
туши животных
я
ты
до домашних зверей
и любой звук
только гортань
тихо
тихо,
но
язык это спираль
вышивка на камзоле
золото
кровь
песок
и ты спускаешься
в метро
всюду
буквы
не прислоняться
-не тронь,
но руки
это только
ломка
и все что
не скажи
не про
вой
заглушая:
себя,
ломку,
мир
нанизано на спираль
еще до рождения
до тебя
и так не к чему
уже
есть
есть
есть
и будет
потом
после
тебя.

***

Под снегом
рождается скорбь
и вода
вмерзает
в саму же
себя
в проволоку неба
в детское нёбо
видишь кожу
сухую
доверчивую
если бы
мы могли
говорить
друг с другом
только
как два
тела
как говорят:
перед сном,
перед операцией,
перед смертью,
как говорят
до
и
после.
Знаешь
все умерли
как в сказке
где: море,
кровь,
хрустальный гроб,
патока.
И я только
то горькое
что остается
когда нервы
усваивают
обезболивающее
в час пик
в метро
и вот немое
я немое
беспомощна
все звуки
будут ложь
в инструкции
по применению
в снотворных
в кипятке
во мне
самой

***

Когда в палате
спишь
наверно
снег похож
на дробленое
белое
пламя
на таблетку
под языком
никогда
не ясно
горькая
в слюне
или
сладкая
потом
и хлеб
на столе
живой
мягкий
как знак
на клавиатуре
как рот
в глубине
как глаза
ослепленны
в преддверие
белизны
будто руки
перед
объятием.

***

Каждому дорого
его детство
крашеное
в молочную слюну
ставшая отпечатком
на гладком потолке
серо зеленые тени
уводят далеко
как твое
имя отделяется
от тебя
становится
наказанием
любовью
криком
посреди улицы
и ты несешь
в тонких руках
мимо окон
уснувшую
соленую
память
мимо дверей
в некуда
запечатанных
клейкой лентой
где то спят
бездомные животные
и тихий шепот
продирается
сквозь
загустевший воздух
-Ой нет это
впервые у меня.
И брови
у говорящий
ему
раскосые густые
ты не хочешь
их знать
ни за что
и узнавать себя
в них
и когда
блекло
мерно
фонари
превращаются
в ряд
наконец
видно
насколько
улица
красива
и пуста.

***

Как мир
касается
твоего хребта
едва,
но
с силой
овцы
искусственные
ели
ели и овцы
ночь
раскинутые ноги
звезды
девочки трех лет
в костюмах принцесс
и новый год
под языком
в слюне
как обещание
как соль
в пакеты укладывают
сахар
и складывают
млечный путь
и ложь
ложь
и гирлянды
прокладки
окорок
бумагу
в пакетах несут:
копченое,
дивное,
пошлое,
нужное,
ненужное,
не твое.
И мир несет
их,
их целлофан
на тебя
снегурок, огни,
темноту.
Ты вынимаешь
руку
из варежки
и рот приоткрыт
у витрины
черное, нежное
всюду
пустота
совсем голая
как и суть.

***

В тяжелых подвалах
тоски
курили гашиш
и ошалевшими
зрачками
разрывали
бледный
белый
воздух
на куски.

А потом
я вышла
из пыльных
ребер
на свет
и была
только хлипкой
структурой
только
памятью
о выцветших локтях
за мыльном стеклом.

Спелые яблоки
просились
в руки
я была
только ожиданием
только дырой
в больном зубе
только поверхностью
только оболочкой
в липких оборках.

Я слышала речь
как шаги
мертвецов
и уже
за воронкой
неба
я вспомнила
как начинаются
все песни.

***

Губы вдруг 
стали
послушными
и каменный
город
проник
в виски
соленые трубы
слез
я беспомощная
жадная
улицы
это то,
что
не возвращается
ветки
точно
линии
вен.
Улицы
где я
счастливо
глотала
пьяную слюну
словно
молоко
триллионы
световых дней
назад.
Пока
ты умирал
в скелете
дома
из бетона
я шла
вперед
с собственными
внутренностями
в слишком
чистых руках
далекая
от них
от всех.
Улицы
их не оближешь
как голодная
собака
не поцелуешь
не обнимешь
не рот
не руки
не лоб
их помнишь
всегда
наизусть
как плохие
стихи.

***

С меня точно
сошло
лицо
полное кожи
в очереди
в школьной форме
-не носила
сосуды застыли
в ветках
видишь
призывник идет
через снег
подходит
к тебе
видишь
собака идет
через снег
через поле
через машины
через стекло
магазинов
она идет
и идет
идет
идет
идет
и будет
идти
и придет
туда
куда ты
не придешь
в очереди
сходит стыд
и остается
гранулированная
как сахар
ненависть
с меня сошло
лицо,
черты,
и рот
чужой
у них
в тележке
мир.

***

Я любила кричать
в темноту
целовать имена
они в воздухе
подвешены
были
как флаги
фразы
-голое
лишние
сами себе
цветут
распускаются
в голове
где нескладно
и жадно
слова идут
за мной
холодно
жарко
влажно
сахар
-гниль
хоть и белый
тупая девочка
в фиолетовых носках
посреди
зимнего озера
беспредельного
тихого
сна
если ты слышишь
то
говори.
blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah





πτ 18+
(ↄ) 1999–2024 Полутона

Поддержать проект
Юmoney