РАБОЧИЙ СТОЛ

СПИСОК АВТОРОВ

Тем Рэд

Жаба Света

12-02-2021 : редактор - Женя Риц





  Стоял холод. Было четыре утра и еще темно. На припаркованных машинах лежала корка льда, ржавая от фонарного света. Рассыпщик медленно двигался между домами, кидая на тротуары соль. Она быстро разъедала перчатки и портила его кожу. Работник дошел до круга ― заасфальтированного тупика, где разворачивались автомобили, ― и хотел идти назад, как распахнулась дверь иномарки, стоящей неподалеку. Мотор был заведен, из выхлопной трубы поднимался пар. За рулем сидела жаба. В деловом костюме, накрашенная. Она держала телефон в одной руке и тлеющую сигарету между перепончатых пальцев в другой.
― В машину не попади! ― грубо крикнула жаба рассыпщику.
― Я вообще-то мимо кидаю, ― он стал оправдываться.
― Давно ты такая тварь?
― Не тварь, а человек.
― Сто лет живу! Человека только ни одного не видела.
― Жабы столько не могут.
― Ты что в этом понимаешь, скот?
― Раньше я был наркоманом и имею условку. Другого дела я не нашел.
― Не проще тогда умереть?
  Рассыпщик открыл рот, но пресекся. Ему надо было покрывать положенные тротуары. Он отвернулся и продолжил работу, думая о том, что один раз уже умер. Пока хватит.
 
  Его звали Антон. Двадцать с небольшим лет; щуплый, уставший. Около двух дня, после смены, он возвратился домой. Сразу поставил чай. Рассыпщик весь отсырел и продрог. Скинул тяжелые ботинки, прошел к дисковому телефону, стоящему на тумбочке. Бардовыми неслушающимися пальцами набрал три шестерки. Гудка не было. Через некоторое время ему ответил низкий безразличный голос.
— Да.
— Это Антон.
— Да.
— А можно госпожу Свету к трубке?
— А...Ты. Нету её. Перевели на этаж ниже.
— Почему?
— А что хотел?
— По личному.
— Ну-ну. Ты когда к нам-то?
— Успею.
— Сам себя мучаешь. Все равно тут будешь.
— Буду-буду.
  Рассыпщик повесил трубку. Неснятая промокшая куртка давила на плечи. Настенные часы хрустели механическими суставами. Засвистел чайник. Антон часто звонил в ад, чтобы поговорить со Светой. Обращался к ней: «госпожа Света»: из уважения. Да и старше она была, опытнее.
 
  Они познакомились благодоря телевидению. Давно существовала передача о людях, которые натворили ужасных дел. Кто-то из них руководил ОПГ, кто-то насиловал, кто-то был маньяком или растлителем. Все они, раздавленные наказанием теперь, когда-то жадно портили, сводили на нет чужие жизни. А журналисты, пройдя контроль тюрьмы и сидя по эту сторону толстой решетки, общались с чудовищами и щекотали нервы зрителям.  
  В одной из трансляций участвовала Света. Она приехала к шестидесятилетнему насильнику молодых девушек. Счет его жертв шел на десятки. Точное их число следствие установить не смогло. Свете самой было тогда лет двадцать пять. Она работала медсестрой, а досуг посвещала маньяку. Страна, где он пожизненно сидел, являлась гуманной, и супругам  давали свидания: Света вышла за него замуж, чтобы быть ближе. Писем не хватало, а брак гарантировал право на редкие трехдневные встречи. Антон не понимал, чем подобный упырь заслужил столь щедрый подарок в виде девушки. Ведь она была красива и адекватно строила речь. Глазки только ее бегали, черненькие и очень маленькие.
  Журналист спрашивал, конечно, молодую женщину — зачем ей подобная связь? Света отвечала, но неубедительно. Что-то банальное: протянуть руку, найти в себе силы простить любого, стать выше осуждения... Муж и она наперебой доказывали журналистам, что насильник исчез (то есть растворился без следа в раскаянии и самобичевании), а остался только неопасный старик и любящий супруг. Оба говорили, разливая кипяток по казенным отбитым кружкам, так убедительно и яро, что не верилось. Именно неясная мотивация молодой жены истязателя и зацепила Антона.  
  Выпуск программы оказался давнишним. Когда рассыпщик навёл в интернете справки, оказалось, что Светы уже нет в живых. Сбила машина. Переходила дорогу в неположенном месте; видимо, замечталась о муже.
   
  У Антона установился контакт с адом, когда его откачивали от передоза. В те критические минуты он познакомился с Иваном, мелким демоном, который сидел на лавке у его подъезда, закинув ногу на ногу, покачивал копытом и задумчиво играл кисточкой своего хвоста. Иван ждал решения: выкарабкается Антон, или нет. Умирающий рассыпщик соли подошёл к нему.
— Что мне туда все-таки?
— Да нормально. У нас не так плохо, как говорят. Жарят только вначале. И то ― одни кишки: мы так душу называем, сленг у нас. А потом отпускают по этажам гулять. Они там бесконечные. Так что не расстраивайся особенно.
— А пожить?
— Так я что ли кололся? Кто тебе не давал жить?
— Да все навалилось просто, понимаешь.
— Я понимаю. Естественно. Помочь только не могу.
— А кто может?
— У вас, у дураков, помощник ведь один. Только ты в него все рано не веришь.
— Да. Пробывал. Не выходит у меня. Вообще никак. И что делать?
— Я откуда знаю. Откинешься ― поедем на пляж.
— Пляж?
— Сковородка на нашем жаргоне. Кишки, где тушат.
— Бесперспективно получается.
  Иван засмеялся. Борода его затряслась и вывалился красный раздвоенный язык. Антон сел рядом на лавку. Огляделся. Все было как сквозь затемненное стекло: голос демона, облака, расколотая мусорка и старый в трещинах асфальт. Главное, внутри было также вязко, безразлично.
— На телефончик. — Иван поднял грязную, выгоревшую газету с объявлениями, валявшуюся под скамьей. Оторвал последние цифры случайного номера: «666» и протянул Антону. ― Спросишь Свету. Она любит таких мутных типа тебя. Может легче станет. Кому-нибудь из вас. ― Он криво усмехнулся. ― Ладно. Похоже в этот раз тебя отпускают. Давай. Увидимся.
 
  Сон погас. Антон через черноту услышал голоса в больничной палате и очнулся. Выздоровев, он стал общаться со Светой. Набрал ее, когда вернулся домой. Понятное дело не верил, что после трех известных цифр кто-то откликнется на том конце провода. Но бывшая жена маньяка взяла трубку.
― Слушаю, ― сухо проговорила Света.
― Антон Вас беспокоит, ― заволновался рассыпщик.
― Знаю. Ваня мне сказал. У вас с ним сорвалось.
― Слава богу, я то есть имел в виду...
― Ничего. А о чем хотел покалякать?
― Да о муже Вашем... Можно я буду называть вас «госпожой»?
― Пожалуйста. А что о нем интересно? Он живой ведь еще.
― Я... Вернее о Вас. Зачем госпожа Света вышла за него?
― Свету возбуждало, что он маньяк, ― она заулыбалась: Антон понял по ее голосу, ― что считался только со своим животным началом и каверкал судьбы. На камеру такое не скажешь. А мне хотелось ощутить жар истинного зверя. Настоящего, завершенного, возведнного даже в степень. Он ведь убивал. Не мало. Эти только умники не докапались.
  Но при жизни многое кажется иначе, многое преувеличивается. Я воспевала тьму, мечтала, что в ней есть потаенный смысл, который упорно скрывают законченные праведники, забеливая грехи и выжигая все подряд светом. Навроде вертухаев с вышек. Никто ничего ни от кого не прячет. Даже в самом низу преисподней, в самой дальней подвальной комнате, где сидит наш бог со знаком минус и гладит себя по подпаленной шерсти, ― нету ничего такого, чтобы не присутствовало бы раю. Темноту мне надо искать было в себе, а не в вымышленной пыточной ада. Мне надо было в себя заглянуть! Я же под маньяка легла; его руками хотела щупать мрак! Считаешь, сатана это страшный дядя с рогами? Мечтай! Это наивный дурак! Ребенок, которого заставляют делать то, чего он не хочет. Это великий нытик, он сам бы продал душу (имея он ее), кому угодно, лишь бы на толику стать таким отморозком как человек. С человеком можно работать, только его можно доразвить до зверя.
  А думаешь в раю кто-нибудь работает? Забудь! Там ― статика. Так у нас тут тоже. Никакая не тьма; разруха: тени одни, прозрачные и пустые; а ад ― халупа под снос. Тут мучают даже не совсем больно. Тут холодно! Ощущения как через вату. И скука смертная.
― Как у меня.
― Конечно! Тебе заниматься необходимо чем-то. Образовываться. Знание точит мораль. Как тля.
― Ну, я разгадываю кроссворды...
― Тебе копаться нужно в себе! Думать. А ты отупел, пока торчал. Попробуй кого-нибудь лишить жизни. Мой бывший муж рассказывал, что это бодрит.
― У меня и так условное. Да и смысла не вижу.
― Потому что никогда не делал. Все нужно испытывать на себе. Ты с дивана-то слезь! Слезь и убей.
  Все их дальнейшие беседы по содержанию примерно повторяли эту, первую. Антон приходил с работы домой, кипятил воду, нарезал батон, сыпал на него сахар и поливал поверх чаем. Этим завтракал, беседуя со своей госпожой. Больше же никто не слушал, а она тратила на него время и давала советы. Но они все касались будущего преступления. Но а он не соглашался. Антон давно выдохся, уже по молодости, бурно сгубленной наркотическим ядом. Проснувшись, он оставался в кровати и смотрел в телевизор. Отсчитывал часы до смены. Пусть там они, плоские фигуры экрана, тратят свои силы и гробят друг друга. Заносят руки, искажая лица эмоциями, находят где-то оружие и мотивы. Антону больше всего нравился сам факт общения с умершим человеком. Поначалу он думал, что помешался и заснял свой разговор с покойницей на видео. Запись вышла четкой, без шумов или искажений, и не лгала: рассыпщик сверил Светин голос с тем ее голосом из передачи. Звучание речи, манера говорить, интонация у обеих женщин были идентичными.
  Антон рассказывал и рассказывал. Каждый день. Про детство, про рано ушедших родителей, про вырастившую его бабку. О том, что мир бессмысленно темнел для него ночами и также безыдейно тускло светил днем. Собеседница внимательно слушала, учтиво поддакивая частыми междуметиями, ловко их чередуя фразами о том, что убивать приятно и отвлекает от рутины будней. А самое важное ― это даст силы. Отнятая чужая жизнь разгонит его застывшую на ночной работе кровь.
  Потом Света пропала. Демон Иван снимал за нее трубку, неизменно спрашивал, когда Антон явится уже насовсем в ад, а про его исчезнувшую подругу отвечал обычное: «Перевели на этаж пониже. Сорри». Якобы оттуда не разрешают звонить. Антону же невыносимо хотелось выведать у Светы о жабе. Откуда та взялась и зачем постоянно оскорбляет его.
  Антон просил начальство, чтобы его перевели, дали другие дворы, в которых также необходимо предотвращать гололед, но ему отказали. А мерзкое земноводное каждую ночь теперь сидело в тупике, грелось в заведенной машине и называет его «скотом», когда он приближался, чтобы честно раскидать соль.
 
  Ту смену они потом часто обсуждали со Светой, когда Антон наконец умер и попал в ад. В последнюю свою ночь рассыпщик не выдержал беспричинных нападок жабы и бросил в мерзкую, ослизлую морду солью. Она закричала еще сильней, еще яростнее вырывались абсурдные обвинения. Антон подбежал к ней, ударил и начал душить. Жаба задергалась, захрипела, а потом грянул выстрел. Ей удалось достать травмат из кармана пиджака и разрядить в живот нападавшему.
  В домах загорелись окна. Квартиры наполнились тенями. Где-то далеко, еще обрывками, заслышались сирены. Жаба превратилась в красивую девушку и брезгливо выбралась из под тела рассыпщика. Дрожащими пальцами прикурила сигарету, с облегчением выдохнула. Ее маленькие черные глазки беспокойно бегали, изучая испорченный костюм. С лавки, у подьезда, поднялся Иван и осторожно зацокал копытами по скользкому тротуару в сторону машины, где его ждал Антон.


 
blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah





πτ 18+
(ↄ) 1999–2024 Полутона

Поддержать проект
Юmoney