РАБОЧИЙ СТОЛ

СПИСОК АВТОРОВ

Улья Нова

Зона радиоактивности

18-02-2008 : редактор - Женя Риц





СЧАСТЬЕ БУДЕТ

Милый Вуди,
Несмотря на то, что мы больны,
Счастье будет,
И оно набросится со спины.

Мое счастье уже вылетело из аэропорта Хитроу
И оно не заблудится в московском метро.
А с листочком, на котором написан
Мой точный адрес и индекс,
Позвонит в дверь и скажет:
«Здрасьте, я – ваше счастье.
Я, наконец, объявилось».

И твое счастье, Вуди, уже где-то близко.
Возможно, это оно там, на лавочке,
Приняв форму старушки, жует ириску.
И уже завтра утром,
По телефону назначив точное время,
Полное счастье примчит на Фольксвагене жук.
Терпение, Вуди, терпенье!

А твое счастье, читатель,
Покинув гробницу,
С саквояжем из желтой кожи
Пересекает границу.
У него сотня ликов,
У него 46 паспортов и кличек.
И его не задержит солдат-пограничник…
Ты – счастливчик.


ИЗ ЖИЗНИ СТАТУЙ

Ты – юноша-горнист. Я – девушка с веслом.
Мы собирали металлолом.
На кладбище тракторов ты шепнул мне «Иди сюда,
Я покажу тебе сенокосилку героя труда»…

Лил дождь, а мы в кабине комбайна одни.
И капли барабанили марш, ползли по стеклу.
Грузовики сновали по шоссе, их огни
Выхватывали из темноты, как горн прижимался к веслу.

В спину впечатались ромбы сиденья, обод руля,
Где-то вдали по радио слышался гимн.
Мне представлялось, как демонстранты движутся мимо Кремля.
И я двигалась, двигалась все быстрее навстречу им.

Утром мы проснулись поздно, проспали гудок.
Стало тесно. Форма – скомкана на щитке.
В крыше была течь, красный галстук промок.
«Раз и два и», – утренняя гимнастика по радио вдалеке.

Теперь на наших постаментах растет трава.
От дождя и снега как скорлупка потрескался гипс.
У меня нет рук. У тебя наполовину отколота голова.
Ты обветрен. Сер. Ты готов упасть. Но держись, горнист.



ИХ ДЕТСКИЕ ЛИЦА

Вы, конечно, заметили, что в столице
Появилось множество взрослых
С подозрительно детскими лицами.
Тридцатилетних младенцев,
Сорокалетних подростков.
Поднимите руки, кто их боится…

Вот они идут с iPodами в оранжевых кедах.
С земляничинами на носках, в полосатых беретах.
Вечные недо-, живут, не ведая беды.
В их глазах летнее небо…

Может быть, это рекламная акция достижений науки?
Или коуны-клоны, созданные на деньги НАТО.
В их кошельках анемоны и кроны,
А в наушниках скрипы и стоны,
И поэтому предлагать им Бхагават Гиту не надо.

Чьи они дети? Ответьте.
Вы им верите?
Вы уверены, когда они едут навстречу на скейте?
Или пришли наниматься в ваш банк на работу
В розовой майке, закапанной йодом…

Они рядом,
С пачками в пальчиках.
У них перстни с бриллиантами
В форме зайчиков.
Мятая курточка, губы уточкой.
Штопаны ниткой желтой их полуверчики.
И все равно они ловят тебя на удочку
Старого, жеванного и недоверчивого….





ШПИОНЫ

Мы – дети окраин. Не ваши. Шпионы.
Мы нарушаем ваши законы.
Мы на прицеле, нас догоняют.
Старенький Бьюик в кварталах петляет.

Нас вербовали в черном подвале.
Мы нерушимые клятвы давали.
Мы рисовали крестики мелом,
Ну а теперь едем на дело.

Мы в темноте преступили границы.
В нашем багажнике боеприпасы.
Рано смеются в центре столицы.
Рано цепляют награды спецназу.

Твой пистолет из синей пластмассы
Крепко заряжен желтой гуашью,
Чтоб разукрасить народные массы.
И козырные стеклянные башни.

Бластер, забитый пулей бумажной
Кровоподтеки оставит на коже
У манекенов в белье трикотажном
И у живых манекенов из Порше.

В ручку засыпав красной рябины,
Я по мишеням метко стреляю.
Плакали ваши щиты и витрины,
Спины, дома и в рекламе трамваи…

Но мир слишком тесен. Не скрыться, не смыться.
Всюду милиция. Первые лица.
Патруль уже рядом, свернем-ка с бульвара:
Шарят их фары по тротуарам.

Все станет явным. Завтра в газете
Все наши тайные планы осветят,
На составные части разложат.
Нас обезвредят. И уничтожат.

Нас разорвут на британские флаги.
И похоронят в глубоком овраге.
Наши шпаргалки, тетрадки, панамки
Будут пылиться на полках Лубянки.

А все, что снимали камерой скрытой,
Все, что заметили злые старушки,
Дяденьки в черном, училки, соседи,
Наши игрушки, записочки мамы,
И даже ромашки с нашей подушки
Станут сюжетом вечерней программы.



НЕФТЬ

И сказал бог: «Да будет свет».
И сказал бог: «Да будет твердь».
И, вдруг, по ошибке возникла нефть.
Но из экономических соображений
Источник умалчивает его достижения.

Нефть – река в латексных берегах.
Нефть – хиджаб
(Метафора на случай если бог – Аллах)
Нефть – осетровая икра, черная дыра.
Поворачиваем ключ зажигания
И катаемся по городу до утра.

Нефть не вода.
Нефть не твердь.
Это значит что там,
В самом начале времен
Он – еще полужизнь.
Он – еще полусмерть.
Выпил кофе из турки, прилег отдохнуть,
И сама собой стала нефть –
Эта черная жижа, жуть, муть.



ПУТЬ ГЕНЫ

Автор предупреждает: все написанное ниже
не имеет отношения к крокодилу Гене


Глотает Гена галлюциногены,
Как завещал великий дон Хуан.
И потому в отрыве вечно Гена.
И потому вокруг него туман.

У Гены много разных средств в аптечке,
Чтоб задувать, втыкать и уплывать
На черной лодке по широкой речке,
Не покидая спальню и кровать.

Плывет наш Гена-воин как-то в марте,
На берегах индейские костры.
Тот город древний не найти на карте.
Там водятся обры и кенгуры.

Гремят цикады, бусы, погремушки
(Возможно, это просто Генин пульс).
На берегах индейские старушки
Едят сырых оранжевых медуз.

У Гены цель одна в стране приходов:
Великого Хуана разыскать.
И с ним вдвоем у кактусовых всходов
Практиковать.

Планирует над Геной стая грифов.
«Где бластер, помогите. Заклюют!»
Но, к сожалению, в страну приливов
С оружием проникнуть не дают.

За лодкой Гены полк индейских женщин
Плывет, крича, с грудями наголо,
Он отпугнул их парочкой затрещин,
На это в черной лодке есть весло.

В бамбуке притаились две змеюки,
У каждой в клетку Burberris окрас.
И, соскочив с огромной пальмы-юкки,
За Геной мчится синий дикобраз.

Кричит с каньона постовой-индеец:
«Старик Хуан давно зарыт в курган.
Плыви-ка ты отсюда, европеец!»
И злобно бьет тревогу в барабан.

Поймали, били Гену и пытали.
Втыкали копья, дротики, шипы.
Отпиливали важные детали.
Остры ведь их индейские серпы.

Но все ж вернулся храбрый воин Гена
В апреле, весь израненный, домой.
Из продолжительного трипа-плена.
Живой.

*
Уйди, бес, уйди, мне не скучно, у меня много дел.
Мой планер заполнен, вечером встреча после пяти.
На мне груз забот, я измотан, я почти поседел.
Сделка сорвалась, заказчик банкрот. Уйди, бес, уйди.

Уйди, бес, уйди, в нашем офисе гул, духота.
Моя секретарша отпросилась – у нее снова грипп.
Я бегу под дождем, полосуя по лицам спицей зонта.
И решаю, кому поручить рисовать логотип.

Уйди, бес, уйди, здесь по горло забот без тебя.
Нужна реклама. Доллар падает. Аренда растет.
Банкомат выдает мне зарплату, жужжа и скрепя,
Я сую сторублевку в контейнер на нужды сирот.

Растворимый кофе с кислинкой. Пока, бес, пока.
Совещание в семь, и не стой у меня на пути.
Я строчу три отчета и жду от партнеров звонка.
Мне не скучно, я занят по горло. Прости, бес, прости.


НЕ БОЛТАЙ!

Не болтай, будь начеку.
В кустах – самурай. У него – пулемет.
Он нас на куски разнесет.
Его пальцы уже тянут чеку.

Не болтай. У стен есть уши. В углах – жучки.
Повсюду КГБ, СIA, якудза и куклус-клан.
Вместо слов используй точки, тире, значки.
Пассажир электрички подозрительно жмет стоп-кран.

Ты в прямом эфире. Начали. Не болтай.
На тебя наставлен телекамеры черный глаз.
Тихо шепчет в рацию полицай.
«Будьте с подкреплением через час».

Твой фоторобот опознан. Дыши произвольно. Беги. Молчи.
Аэропорт, сейф номер восемь, найдешь билет.
Спрячь мысли поглубже, чтоб не достали рентген-лучи.
Ты спасаешь мир. У тебя пакет. Прав на ошибку нет.

ПЛАТЬЕ ЛИМОННОГО ЦВЕТА

Она вошла в платье лимонного цвета
Ее силуэт в лучах яркого света
В окнах соседнего небоскреба движутся люди
У тебя в пищеводе капельки ртути
Да это твой обесточенный голос
Ее приглашает на ужин
Ты не идешь по воде
А тонешь на суше
Ты безоружен

С ревом над сити самолет идет на снижение
Вдали огни шоссе и коробки жилых кварталов
Она идет впереди, в стеклах ее отражение
Она движется уверенно, но немного устало
У нее шоколадная кожа
Ее волосы черная пена
Не обожгись
Пробуй ее осторожно
Отпивай от нее постепенно

Ты кричишь, твое сердце отбивает сто сорок в минуту
На сороковом этаже, в прохладной комнате лофта
В темноте ее влажная кожа отливает мазутом
На полу лимонная платье и твоя полосатая кофта
У нее гибкое тело пантеры
Как струны натянуты нервы
Фунты стерлингов, доллары, евро, –
Все становится второстепенным

Она уйдет рано утром легко и неслышно
Ты проснешься один, в огромных окнах небо и город
Поблизости в парке на землю падают вишни
Ты куришь, сжимая внутри нарастающий голод
Частые гудки в ее телефоне
Солнечная радиация
Проникает сквозь дыры в озоне
Параплан над деревьями кружит
И становится душно.

На крыше снимают кино, камера ездит по кругу
Лопасти вертолета взбивают серебряный воздух
По радио передают про взрывы в метро, ты напуган.
Ты звонишь ей, звонишь. Но уже слишком поздно.
У нее шоколадная кожа
Ее волосы черная пена
Не грусти
Забывай ее осторожно
Отвыкай от нее постепенно

АТОМНЫЕ ДЕТИ
из старых газетных заголовков

Мне было десять, когда Чернобыль рванул.
26 апреля детство оборвалось.
Назревало в воздухе. Нарастал неприятный гул.
Шли кислотные дожди. У Земли покосилась ось.

Радиация повсюду. Клубника размером с кулак.
Двухголовые голуби. Вундеркинды из Белоруссии. Кровь в разлив.
Набирали силу такие болезни, как СПИД и рак.
Закрывались глаза. Том и Джерри несли позитив.

От титана, урана сжималась спираль ДНК.
Пробуждались таланты. Рождались дауны. Шел мокрый снег.
И казалось, все здесь и сейчас, а смерть – далека.
Где-то там, впереди, у ворот Дед Мороз – новый век.

На значках голые женщины. Wrigley spearmint.
На Тверской – МакДональдс. Необитаемый остров – у генсека во лбу.
И стыдливо спускают отживший кровавый бинт.
Крутанули винт и, похоже, опять сорвали резьбу.





ЗОНА РАДИОАКТИВНОСТИ

Мы въезжаем в зону радиоактивности. Пристегнись.
Там на заднем сиденье противогаз.
Местные жители по традиции смотрят вниз.
Но ничто не остановит нас и не сломит нас.

Ты чувствуешь, все твои электроны танцуют твист,
Та девушка на заправке, у нее третий глаз.
И от клена отлетел треугольный лист.
Но ничто не остановит нас и не сломит нас.

Что-то с атомами не в порядке, протоны шалят,
Здесь свинец на глазах превратился в алмаз.
Не пей воды из реки, табличка «Промышленный яд»
Но ничто не остановит нас и не сломит нас.

От тебя исходят синие гамма-лучи.
Период полураспада прекращается через час.
Мы превратимся птиц. Нас выпустят из машины врачи.
И тогда уже точно ничто не остановит нас и не сломит нас.

* * *
Миллионы глаз уперлись в экран:
Реклама Кока-колы. И таблеток от боли.
Будто под общим наркозом, вдохнув хлор-этан
Мы впадаем в транс.
А Зидан покидает поле.

В верхних слоях тропосферы назревает большой ураган.
Тигры, ястребы перестают размножаться в неволе.
Зато увеличивается численность блох, свиней, игуан,
Честных граждан.
А Зидан покидает поле.

Ржавый танкер напоролся на коралловый риф.
Где-то далеко, кажется в Адриатическом море.
И свой камень все катит и катит прилежно Сизиф
Мимо вилл и олив,
А Зидан покидает поле.

Эта музыка слишком стара и нудна,
Не хватает драйва и шершавых бемолей.
Тело аквалангиста медленно достигает дна.
В это время на house-party с другими танцует его жена,
Потому что весна.
И Зидан покидает поле.

В Арканзасе – торнадо смахнуло столбы и дома.
Голова разрывается от пин-кодов, логинов, паролей.
Кто-то умер, упав лбом на клавиатуру, и в конце письма
«вокруг столько дерьмаааааааааааааааа»
И Зидан покидает поле.

Банковские счета растут каждый час.
Осыпаются ветви гинкго и магнолий.
Пятилетний мальчик вдохнул веселящий газ.
Но это не касается нас,
Мы пока еще счастливы здесь и сейчас,
А Зидан покидает поле.


* * *
Святые, маршируя, входят в рай,
А я вхожу в торговый комплекс «Север».
Легко, скользя, не выключая плеер,
И на моей футболке самурай.

На мне слегка потрепанный деним,
На сапоге – следы московской пыли.
Мне по фиг шестикрылый серафим,
И что святые обо мне забыли.

Их песни заглушает саундтрек,
Как крут мотив U2 из фильма Бэтмен!
Вот я плачу, мне выбивают чек,
Что означает: я пока not dead, man.

Как я люблю небрежный, легкий драйв,
И запах выхлопов, и цвет бетона.
И бультерьера лай, и слово «life»,
И звук ночного сдавленного стона.

Моих артерий быстрый кровоток
Надеюсь, не несет по телу тромбы.
В моем сознанье, как в Шанхае – смог,
А в подсознанье, как в Ираке – бомбы.

Святые, маршируя, входят в рай,
На их телах тряпье из сэконд-хэнда.
В их пищеводах гречка и минтай,
А в головах библейские легенды.

Их близорукие глаза блестят,
Хребты их спин изогнуты вопросом.
А я, вдыхая пришоссейный яд,
На крыльях бэтмена влетаю в осень.

И листья кленов опадают в пруд.
В воде свинцовой стекла небоскребов.
И миллионы ангелов на суд
Летят в свое стальное небо-нёбо.

blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah





πτ 18+
(ↄ) 1999–2024 Полутона

Поддержать проект
Юmoney