РАБОЧИЙ СТОЛ
СПИСОК АВТОРОВАртур Сквабченков
19-02-2025 : редактор - Евгений Паламарчук
Стихи
Я смешно одинок, я стою у низин,
Моё тело - смешной лепрозорий.
Я единственный здесь так легко уязвим
В своём злом и нелепом позоре.
В мою голову страхов затёк стеарин,
И застыл в мириадах мистерий.
Во мне жалкая ярость смешно истерит,
Я и в ярости лишь подмастерье.
Я устрою себе беспощадный террор,
Я все файлы свои постираю.
Разведу из стишков я своих костерок.
Своих мыслей спалю бестиарий.
Меня вряд ли удержат и вдесятером -
Нет на свете печальней историй.
На себя напущу я зловещий террор,
Что не снился и в первопрестольной.
Даже если б просил за меня Пастернак,
Всё одно б меня в пекло сослали.
Я стою, как христовых страстей капстрана,
А вокруг меня счастий соцлагерь.
Запотело окно - это я надышал,
Когда что-то кропал оголтело.
Даже если б писал за меня Мандельштам,
Всё одно б я прослыл бракоделом.
Горевать о себе, всё равно что Давид
Сокрушался б о том великане.
Я не знаю, кто душу мою удавил,
Ведь не сторож же Авелю Каин.
Я не помню, бывал ли когда очень юн,
И высокой томился ль кручиной.
Я теперь лишь террор над собою чиню.
Просто так. Не зачем. Беспричинно.
Я себя закрыл на глухой засов.
Я хочу снести свой ментальный софт.
Я хочу изжить свой витальный зуд,
Что саднит в мозгах и свербит внизу.
Разгружаю словно подряд сто фур,
Чтоб хотя б одну написать строфу.
А вокруг снуёт неуёмный люд.
Я сижу один и стремлюсь к нулю.
Бросят храм души и приход и причт.
Я расплющу сердца пунцовый прыщ.
Сменит божий бич только божий пращ.
Я опять завёл Ярославны плачь.
Я опять свою возлелеял боль.
Пусть плечом меня ототрет любой.
Отбракуюсь враз, лишь случись отсев,
От земли, времён, от судьбы, от всех.
А на улице лают всуе псы.
Мир сулит нам дзен или суицид.
На мне нет лица, хоть я сыт и цел.
Хоть живу как царь и хожу в ТЦ.
Мой ум привычно глюканул,
И в страхе замер, как у Мунка,
Пока я шёл сквозь гул коммун,
Безродный, призрачный гомункул.
Он надорвался и усоп,
Перенесясь в геенну Босха.
Пока я шёл, роняв песок,
Как по стерне на ногу босу.
Он мнил, в стихах его стезя,
(Что не стихи, а суть поделки).
Ему на лавры притязать,
Что шляться евнухом по девкам.
Ему б с высот своих котурн
Лишь не встревожив скал прокрасться.
Под костью заперт он, как труп
Старухи в чемодане Хармса.
В моего скорбного ума
Помойной сколь не ройся яме,
Найдёшь такой лишь смрадный мат,
Что вздрогнут даже россияне.
Он не открыл в себе творца,
И не нащупал гуманиста.
Ему б не воздух сотрясать,
А навсегда угомониться.
Подайте болей мне на вирши.
Подкиньте хворей на стишата.
Когда опять возненавижу
Сидеть в молчанья душных шахтах.
Швырните мне их беспардонно,
Мешая суть и околичность.
Пусть ранят даже без патрона,
Беря несметностью количеств.
Подайте гаеру на скетчи.
Хоть он уже вам и наскучил.
Пусть кровью притворится кетчуп,
И мысль кривляется в падучей.
Пускай ещё больней клеваться
Начнут воинственные среды.
Пусть скорчусь, как в огне левацком
Исчадие кулацкой скверны.
Пусть дни текут гнилою речкой.
Обсадят мозг репьи привычек.
Пусть эта боль меня увечит.
Часть лет моих пусть даже вычтет.
Мне только б поиграть со словом,
Чтоб чувства медленно кровили.
А после лечь в гробу сосновом,
Под клёкот бесов камарильи.
Позабытый Сварог или сам Саваоф,
Строгий словно лесная сова,
Разносил на весь свет, словно весть с СВО,
О немыслимой смерти слова.
Их согнал в нас валом. По извилин слоям
Как тела по гробам рассовал.
Посильнее, чем спор меж собою славян,
Те в умах разносились слова.
Их неслыханный залп грохотал громче свар
Элитариев и леваков.
Смерть мешалась с умом, велика и черства,
Заползая в постель и в окоп.
Он на землю наслал стужи трупный отёк,
Так дыханье сковав в телесах,
Словно рынка незримую руку отсёк
Потаённый госплана тесак.
Свою боль, схлопочу я лишь пару лещей,
Тот же час облекаю в хорей.
Каково же, когда гибнет в параличе
Твой изжитый, ушатанный рейх.
Если до сокровенных глубин огрубел
До заветных основ заскоруз
Саваоф, что как торбу несёт на горбе
Изнемогшую, старую Русь.
Моё слово пластмассово.
Смоет стыд как дождём его.
Мою рожу мосластую
Мыслью мёртворождённою
Перекосит убийственно.
Исказит устрашающе.
Так кончаются истины
На чувствилищ пожарищах.
Дохнет слова эссенция
В безобразии нишевом.
С улиц как от эсэсовцев
Бегу расою низшею.
Хоть здесь все незлобивые,
Бегу вновь покалечившись.
Сквозь их чувств изобилие.
Средь их масс поколенческих.
Взгляды я подворовывал.
На удел свой подванивал.
Жил не то по-дворовому,
Не то мышью подвальною.
В запустения мерзости
Фанатично упорствовал.
Окунал словно лезвие
В сердце ненависть острую.
Себя вечно отмазывал
Я от схваток и поисков.
Моё слово с пластмассою
Пустоты стало помесью.
Как морщины порезали
Мою физию тощую,
Грызут древо поэзии
Этих слов червоточины.
Здесь много книг. Их выкинут потом.
Ну а пока они стоят на полках.
Здесь хорошо. Я думаю о том,
Что просто быть не так уж чтоб и плохо.
Не так уж унизительно. Не так
Уж пошло, разве что немного.
Сейчас мой голос сорван, как спектакль.
Я нем, словно герой кино немого.
Но скоро встанет голоса напор.
Он не давал молчания обета.
Здесь много книг, но только до тех пор,
Пока я жив. Но полноте об этом.
Мне тяжело. Я рушусь. Я дремуч.
Безликий бот. Случайный энписи.
Беречься здесь мне точно ни к чему.
Я ем себя, как некий апельсин
(Не оставляя корок). По челу
Разлёгся гнёт провидений чужих.
Зачем себя гружу им как пчелу.
И почему живуч как Вечный Жид.
Как трагик я - смешон, как шут - уныл.
Коптит нутро сознания свеча.
Кошмаров в нём блуждают шатуны,
Которых лучше б сроду не встречать.
Бланкистом стать, вкатиться в одинизм -
Нигде от мухлежа не увильнуть.
Весь белый свет как текст мой водянист.
И в том свою я чувствую вину.
Я на себя давно уж наплевал,
Презрев судьбы отеческий согрев.
Мир как моё перо аляповат,
И только я повинен за сей грех.
А в том, что смерть несётся над землёй,
Тогда лишь мой не крылся бы косяк,
Когда б никем был мир не заселён,
И ни на чьих не зиждился б костях.
Вползти бы в бытия изнанку,
И в ней тихонько отсидеться.
Чтоб стал таинственен и замкнут
Весь цикл до гибели от детства.
Чтобы навеки окопаться
И обеспамятить под спудом.
Чтоб даже вдруг узрев опасность
Уже не смочь свалить отсюда.
Чтоб безвозвратно схорониться,
Вовне не пяля больше зенки.
Чтоб яви схлопнулись границы,
Не придержав назад лазейки.
Чтоб тьма в себя упаковала
Гнобимый бременем рутины
Телес нелепый оковалок,
И вспять уже не возвратила.
Ваших душ чту я роскош и шик.
Ну а сам снова вру или трушу.
От меня вдохновенье бежит,
Словно пакостный регент-втируша.
Духота ползёт заумью муз
В стихотворчество чьё-то мужское.
Я его постиженьем займусь,
Как разгадкою звуков в музшколе.
Но едва ли достанет чутья
Внять и этим мне сонмищам истин.
Вот бы взять и забыться к чертям,
От себя свой же разум очистив.
Я итак здесь с лихвой наследил,
Не о том и словами не теми
Сгоряча объясняясь с людьми,
Когда люди того не хотели.
Вот бы смочь как-то выколоть ум,
Или выколотить деликатно.
Я бы в вечную выволок тьму
Своих слипшихся мыслей легато.
На последние б справил шиши
Я себе замечательный ящик.
Ваших душ чту я роскошь и шик.
Ну а сам лишь мычу и свинячу.
Остывает луны жирный блин.
С облаков слазит копоть столиц.
Чьих-то счастий летят журавли.
Вызрел душ чьих-то капитализм.
Так прекрасно, хоть ввек не трезвей.
Ночь запытана как партизан.
По кварталам я крался как зверь.
И на милость их не притязал.
Волочился как будто разут
По стеклу, бездыханный кадавр.
Вот бы скрыться в одно мне из утр,
И назад не прийти никогда.
Ведь, не будь я такой тугодум
И блаженство желай обрести,
Можно было уже в том году
Сгинуть в хлябях стигийских трясин.
Снова раны я густо солю.
Кто-то господа бога хулит.
Я страданье возвёл в абсолют,
Как учил меня русский худлит.
Не дал всходов великий посев.
В воздух пылью взмывает хандра.
Хоть какого б здесь бога на всех
Я б за жменю купил тетрадрахм.
Измученный неврастеник.
Мишень злоехидных козней.
Я комнатное растенье
В кашпо из слоновой кости.
Мишень злоехидных козней.
С болящей душой изгнанник.
А может я лишь колхозник
Без средств, без идей, без знаний?
Нет, я лишь до скорби падкий
Измученный неврастеник.
Я борщевиком из кадки
Нависну над всей Расеей.
Я сорной тростинкой свыше
Над толстой слоновой кожей
Великой страны остывшей
Нависну. И буду скошен.
Я делан чем-то вроде плуга,
И чем-то вроде колуна.
Забился в свой постылый угол -
Постылых угол клоунад,
И в бисере зыбучем вязну
Из чьих-то строф или цитат,
Как плоть в гнетущих душу язвах,
Как труп в стлевающих цветах.
b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h
Поддержать проект:
Юmoney | Тбанк