РАБОЧИЙ СТОЛ

СПИСОК АВТОРОВ

Ирина Глебова

Слепая страсть Паши Говноеда

21-02-2011 : редактор - Алексей Порвин





Паша Говноед взял отпуск и уехал в Таиланд, оставив ждать себя беременную женщину из Твери. Женщина была замужняя и беременная совсем не от Паши, и даже не от своего мужа, сидящего в тюрьме, а от какого-то совершенно другого человека. Паша познакомился с ней в Интернете, и им овладела слепая страсть. Он послал ей денег на билет из Твери в Питер и поехал с цветами встречать на вокзал, где она вышла из вагона знакомо-незнакомая, еще более пленительно-манящая, чем по переписке, и отчетливо беременная. Пашу это не смутило (надо знать Пашу), он отдал ей цветы и повез знакомиться со своими пожилыми родителями. Они сразу стали планировать (не родители, а Паша с женщиной): вот здесь у нас будет детская, а здесь переклеим обои и еще поставим мультиварку. Чтобы пища не теряла при термообработке своих полезных свойств и витаминов, столь необходимых растущему организму… Паша разумеется был абсолютный мудак, это многое объясняет. Многое, но не все. Например, когда-то Паша уже состоял в серьезных отношениях. Более того, Паша женился на шестнадцатилетней жене. Но это не принесло ему счастья, по свидетельству Миши Давыдова, знавшего Пашу с детства, а принесло одни горести и невозможность. Жена кричала на Пашу, чего-то хотела, рылась в его телефоне и доводила его до рыданий и мелкой моторики. Тогда Паша развелся с нею и с тех пор заводил только легкие, ни к чему не обязывающие связи. Это было мудро с его стороны. Т.к. к чему может обязывать связь с Пашей Говноедом, страшно даже представить. Паша с виду был человек как человек и даже раньше занимался боксом в весе пера, и то ли там ему когда-то неловко сотворили с головой, то ли уже было (по свидетельству Миши Давыдова). Во всяком случае, Паша из всех сил стремился, но неизменно не туда. Он мог сидеть например, вязать бандажи в рабочий полдень, и вдруг начать каменеть худым лицом и блестеть лбом с ранними высокими залысинами, что всегда бывало у него признаком стремительной работы мысли, и через несколько минут отчетливо извергнуть в пространство:
- Да… дрогнуло очко поэта!
Паша, невинный душою Говноед, свято верил, будто это что-то из школьной программы. Товарищам по работе и коллегам было некуда деваться, и они частенько подтрунивали над Пашей. Легонечко шутили.
- Паша! – кричал Саня через эстакаду изогнувшемуся в статоре Паше – Паша, ты так изогнулся, как будто сейчас себе минет сделаешь…
- Я сейчас тебе минет сделаю! – обиженно юморил в ответ Паша на весь цех. И прочее в том же духе.
Короче все с Пашей было ясно, все кроме одного – этих его загадочных отношений с женщинами. А особенно загадочных отношений женщин с Пашей. Если вся остальная бригада (кто не женатый) по выходным дружно, как будто взяли дополнительное обязательство, ходили в бордель, как они ласково называли – «в проститутошную», то Паша никогда не ходил с ними, никогда, кроме одного единственного раза, и с тех пор – всё. Паша говорил, что он и забесплатно найдет, и находил, вот в чем парадокс и фантасмагория. Причем находил в Интернете. Т.е. они там, все эти девушки, как-то говорили с Пашей, наверное, в смысле переписывались, обменивались сообщениями, - что еще? – общались, чтобы потом материализоваться перед его недрогнувшим взором. Потом они проводили с ним время, бесплатно, ну или он там что-то им допустим покупал, мороженое или пиво, но в любом случае – проводили время с Пашей Говноедом по обоюдному согласию и к полному взаимному… чему? Удовлетворению, надо полагать. Причем многие потом желали продолжения отношений, звонили и слали эсэмэски, у Пашиных сослуживцев, глядящих на это, просто волосы дыбом вставали (кто не лысый), но Паша был избирателен. Дольше одних выходных он с девушкой не встречался. Что-то неудержимо гнало его на поиски следующей. Видимо, так. И только беременной женщине из Твери удалось как-то подобрать ключ к суровому Пашиному сердцу, возможно – втайне от мира страдающему. Точнее, сначала до нее это удалось одной девушке из борделя, из проститутошной, в тот самый единственный раз, когда Паша отправился туда с коллективом. У них там все уже было отработано, вся схема активного отдыха, скинуться на сауну, расслабиться, выпить пива, выпарить всю трудовую заводскую неделю, вздохнуть усеянными мельчайшими стеклянными частицами (в дальнейшем в пятидесяти процентах случаев вызывающими рак) легкими, ну и уже спокойно выбрать по каталогу блядей и удалиться с выбранной, а время спустя вновь встретится в сауне. И Паша проявил себя просто отлично! Он широко, не жмотясь, скидывался, и залихватски тянул пиво, и тонко и умно поддерживал разговоры за жизнь, благоразумно помалкивая и согласно потея лысеющим рахитичным лбом, уверенно шелестел каталогом и со знанием дела заказал девицу. И ушел с ней. Ну и тут как обычно пошло-поехало. Паша возвратился в сауну гордый и значительный, как Финист Ясный Сокол, а на резонный вопрос товарищей: «Ну и как блядь?» отрывисто бросил «Она не блядь!». В общем, Паша, оказывается, вместо классического взаимодействия со своей каталожной избранницей почти целый час беседовал с нею по душам, интересовался ее биографией, надеждами и чаяниями. Оказалось, что сегодня она вышла на подобный промысел впервые, и Паша был у нее первым клиентом. И произвел на нее огромное впечатление, не только как мужчина, но и как чуткий и понимающий собеседник… Такие вот порой случаются в жизни удивительные совпадения и судьбоносные встречи. Так что Паша, потея под простыней и мужественно поигрывая желваками, переносил из каталога в свой телефон заветный номерок, и уже готов был взять девушку за руку и увести ее прочь из бардака в долгую счастливую жизнь, пока с поебушечек не вернулись братья Романовы и не охладили Пашин пыл, припомнив, что снимали тут эту девицу еще как минимум года полтора назад… Неизвестно, насколько глубоко задела Пашу эта история, но именно с тех пор он скорее всего окончательно уверился в правильности политики бесплатных, но кратковременных связей. Пока не возникла неожиданно беременная женщина из Твери. Непрогнозируемая, как стихия. Она появилась внезапно, прямо-таки обрушилась, как это и водится у стихий, и вскоре уже Паша обрушивал на изумленный коллектив новость: скоро свадьба. Чья свадьба, почему, никто ничего не понимал, и в первую очередь немолодые и уже порядком уставшие от прожитых лет, а главным образом от Паши, Пашины родители. Они недоуменно бродили, натыкаясь друг на друга и теряя с ног тапки, вокруг да около двери в Пашину комнату, а за дверью сидела на диване, водрузив на вышитую подушечку раздутые токсикозом ноги, беременная женщина из Твери, и дремала после долгой дороги. Время от времени она всхрапывала, ошалело озиралась и отправлялась куда-то в направлении сортира. Пашины родители, вежливо прятавшиеся от нее за своими дверями, боролись со жгучим желанием проследить, как бы она не попятила по пути что-нибудь из украшений интерьера или прочих денег, и только природная петербургская интеллигентность мешала им следить в открытую. Вечером пришел Паша и принес женщине два килограмма черешни и пакет молока, который ему выдали на работе за вредность. Потом Паша с женщиной, взявшись за руки, торжественно обходили квартиру и строили радужные планы. На поворотах Паша целовал женщину в черешневые губы, перегибаясь через живот. На УЗИ обещали девочку. Паша радовался этому, так как мальчик у него уже имелся, от первого брака. Паша вообще, надо сказать, был внимательный и нежный отец, он регулярно навещал ребенка, гулял с ним, качал на качельках и даже возил с собой на рыбалку. Паша гордился своим чувством ответственности. «Всёоо! – говаривал он накануне выходных – Всёоо, завтра своего забираю! Моя уже рада, ей бы лишь бы поблядствовать…». К этому, новому, ребенку Паша видимо намеревался отнестись так же внимательно. Во всяком случае, именно момент наличия этого будущего ребенка являлся (помимо слепой страсти, разумеется) ключевым в отношениях Паши и женщины из Твери.
- А с фига ли она к тебе-то приперлась?- поразились в коллективе, и Паша, сурово нахмурясь, ответствовал:
- Она ищет отца своему ребенку!
- Что-то она его ищет далековато от того места, где ее трахали… - засомневался дядя Толя, но было поздно, колесо Фортуны уже вертелось, набирая обороты. С ближайшей зарплаты Паша запланировал покупку колыбельки. Черешню он покупал ежедневно, как Ротшильд, и у всех в бригаде выпрашивал для Неё выдаваемое за вредность молоко. Т.е. Паша погибал, среди бела дня и у всех на глазах, и ничего нельзя было поделать. Увещевания были бессмысленны, разговоры не действовали. Да и какие могли быть разговоры с Пашей Говноедом, в самом-то деле! Он и прозвище Говноед получил тоже разумеется в разговоре, в пылу так сказать беседы. Саня мешал карты и спросил:
- Ну что, мужики, на что играем?
И неожиданно из статора раздался голос Паши, которого тогда еще называли во-первых Паша-Боксёр, а во-вторых его никто не спрашивал:
- Играйте на моё говно, оно у меня вкусное!
Это, надо полагать, была такая озорная попытка влиться в коллектив, найти общий язык. Так что апеллировать к логике и разуму в данном случае вряд ли имело смысл. Ну и что, что пока у неё муж сидел, она залетела неведомо от кого, а теперь близится освобождение этого мужа, и ей срочно потребовалось валить из своей Твери как можно дальше, но нигде ее никто не ждал, пока не нашелся такой вот Паша Говноед, подпольный романтик и не отдающий отчета идеалист в непрекращающемся поиске Вечной Женственности. Ну и что, что другого такого дебила днём с огнём, главное это то что Паша наконец-то Нашёл! Нашёл! И понял это сразу, с первого взгляда, точнее с первых слов Интернет-сообщения. Буквально на следующий день после знакомства (в инете) Паша уже гордо распространялся: мол, а моя девушка сказала то, а моя девушка сказала сё… Какая твоя девушка, веселился Миша Давыдов, та, которая была вчера? Или та, которая сегодня?.. Никто разумеется не ожидал, пусть даже и от Паши, что он скоропостижно выпишет ее из Твери в Питер и поселит в своей квартире. Она и сама хорошо зарабатывает, объяснял Паша. У нее и у самой хорошая квартира, хоть и в Твери. Мы бы вместе могли уехать в Тверь, но у меня же тут сын и старики-родители. Их надо беречь. А муж сидит за убийство её хахаля, втроём, но его оклеветали. Хахаля. Ничего у них не было. Зря убил. Она у меня порядочная, моя девушка… И Паша мечтательно смотрел куда-то поверх рельсов, и кранов, и потолка, и кабины крановщицы, и что-то мерцало невыразимое в глубине его узких глаз, словно проковырнутых шилом в глубине глазных впадин.
Короче говоря, все отчетливо понимали, что всё, аривидерчи, Паша спёкся. И где-то там, во глубине сибирских РУВД, точнее тверских, этот муж точит свой кинжал, и никакой Питер тут ничего не спасет, и этот живот, и девочка на УЗИ, и старший мальчик, и старики-родители… Всё это сплелось в клубок, и завязалось в узел, и затянулось петлей, а в эпицентре сидел худой, невзрачный Паша Говноед, и работал кое-как и сикось-накось, а на все замечания бригадира только бубнил:
- Я технику безопасности не знаю, но я её соблюдаю…
У дяди Толи чуть ли не слезы на глаза наворачивались, да и вообще вся бригада инстинктивно примолкла, как у постели тяжелобольного, и только иногда кто-нибудь пробовал демонстративно бодриться, шутить, как это тоже практикуется у постели тяжелобольных. Пашу даже пытались перестать звать Говноедом, но это правда оказалось не так-то просто. За обедом Илюша спрашивал у Сани:
- Хочешь булочку?
- А с чем она? – интересовался Саня, Илюша пытливо вглядывался в недра булочки, но тут с противоположного конца стола раздавался ликующий голос Паши:
- С гааавном!!
И вся благая затея с треском лопалась.
А Паша тем временем пропадал, пропадал безвозвратно и ни за что, он уже выяснял у нотариуса, как бы ее прописать без согласия родителей (собственников), уже начаты были хлопоты о разводе с тверским уркаганом, девочка резвилась и стучала кулачком или пяточкой в тонкопалую трепетную Пашину ладонь, и глубокая, мрачная тень слепой страсти отчетливо лежала на лысеющем лбу Паши Говноеда. Периодически в цех заглядывал старший брат Паши, работавший на том же Заводе инженером-проектировщиком, и неуверенно замирал возле статора, задумчиво оглаживая стержни, и так же молча уходил. Говорить, действительно, здесь было уже не о чем.
Но тут, неожиданно за всеми этими волненьями, подошло время отпуска. Отпускными Паша распорядился так: сначала купил беременной женщине билет в Тверь, чтобы она там развелась с тюремным мужем. А себе купил путевку в Таиланд. Сослуживцы, привыкшие уже к состоянию постоянного беспокойства за Пашу, принесли ему брошюру, что можно и чего нельзя в Таиланде, там ведь все не как у нас, другие законы, там например нельзя на улице брать женщину за руку, хоть свою жену, сразу сажают в тюрьму, вот как! Но Паша на брошюру даже не посмотрел, сам разберусь, заявил он, собрал чемодан и улетел вместе со старшим братом. Все с замиранием следили за выкладываемыми «в контакте» фотографиями: пальмы, хижины, Паша в хижине, Паша под пальмой, Паша в лавочке сувениров, Паша обнимает игуану, Паша на пляже под палящим солнцем, и песок ласкается к его кривым волосатым ногам… Потом Паша вернулся, и посыпались рассказы: пальмы, игуаны, хижины, тайский массаж, пляжи и кабаки, отели и погода. Какая-то шмара из Мурманска и деваха из Тольятти, Маша из Самары и Виолетта из Вологды. Классно, реально так отдохнули, радовался Паша, и опять вспоминал игуан, пальмы, Вологду и Тольятти. Все ждали, когда же он снова заговорит о беременной женщине из Твери, но о ней Паша упорно молчал. А когда Саня робко, как больному о его болезни, намекнул Паше о ней, Паша лишь непонимающе взглянул на него и шмыгнул костистым носом. И тут все заметили, что тени слепой страсти на Пашином лице уже нет, что это всего лишь таиландский загар затемнил этот высокий лоб анемичного петербургского гопника… В общем, все кончилось так же внезапно, стихийно и бессмысленно, как и началось. Вскоре все уже сомневались, а было ли это, в самом деле? Была ли девочка, и поезд из Твери, и УЗИ, и черешневые поцелуи под сводами хрущевки? Сомневались все, кроме Паши, который, похоже, вовсе не думал обо всей истории. Он снова вернулся к практике бесплатных, быстротечных связей, снова ринулся на поиски Той Самой, Единственной, даже пару раз сходил с ребятами в проститутошную… Слепая страсть покинула Пашу Говноеда, не оставив никаких следов и видимых последствий. Паша здоров, неадекватен и полон сил. Паша пьет после работы пиво. Иногда, под настроение, он пьет джин-тоник. На рыбалке Паша пьет водку. Паша навещает сына. Паша носит маме картошку с рынка. Паша хорошо ест и с аппетитом спит.
Паша спит, спокойно спит, свернувшись калачиком и подтянув костлявые волосатые колени к худому бритому подбордку, Пашины рёбра мерно поднимаются и опускаются под белой майкой, за шторами тихо крадется рассвет. Паша не знает, что там, за шторами, за окном, за лесами-за долами, за железнодорожными путями, только что отворились ворота тюрьмы и выпустили мужа беременной женщины из Твери. В шовчике штанины у него притаился острый рашпиль. Восходит солнце, заливая нежным светом шпалы и отчаянно бликуя на рельсах. Паша спит, подложив руку под впалую щеку. Муж, сощурившись, смотрит вдоль путей. Солнечный зайчик неуверенно присаживается на Пашину залысину, Паша, что-то бормотнув, отгоняет его. Еще не время. Спи пока, спи еще пока спокойно, Паша Говноед, жертва слепой страсти.


blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah





πτ 18+
(ↄ) 1999–2024 Полутона

Поддержать проект
Юmoney