СООБЩЕСТВО

СПИСОК АВТОРОВ

Борис Херсонский

ЛИЧНЫЕ МЕСТОИМЕНИЯ

16-06-2014







Я

На пенечке кто сидит? Я сидит на пенечке ,скучает.
Кто там? Я! Я? Ну ты гонишь, ты гонишь, Леха.
Последняя буква в алфавите. Едва себя замечает.
На кроватке кто там свернулся? Я свернулся, мне плохо.

Это я, Господи, сам страшусь, наверно, болею,
Это я, уже большой, в себе не помещаюсь,
Это я, не жалей! А я никого не жалею.
Это я, стою в дверях, никак не распрощаюсь.

А ходил пешком под стол, с блюдца тянул обиду,
заедал овсяным пряником, сам был тот еще пряник.
Это я подаю пример, не подавая виду,
из старых, да поздних, а был - из молодых, да ранних.

Это я, тов. старшина второй статьи, марширую, сбиваясь с шага.
Это я, тов. мичман, сжимаюсь в комок под черепной коробкой.
Когда выкликают фамилию, откликайся "Я", понял, салага?
"Есть" будешь на камбузе - не подавись похлебкой.

Мы

Мы-то думали: все свои, из Симбирска: Керенский и Ульянов-Ленин.
Один истлел в эмиграции, второй - до сих пор нетленен.
Теперь-то знаем: немец, еврей, чуваш.
Мы-то думали, русский, симбирский, наш.

Мы-то думали - маленький, в звездочке, кучерявый отрок,
или лысый гранитный дружок пионеров гипсовых, бодрых,
или тот гимназист - из латыни пять, из Закона Божьего - пять,
хочет счастья нам, а какого - нам не понять.

Мы-то думали - Волга впадает в Каспийское море,
знать не знали о красном терроре, голодоморе,
мы-то думали - честный Дзержинский в справедливом ЧК
под водительством кучерявого мальчика.

Мы-то думали, хоть в жизни раз пошлют в санаторий,
колонны и лестницы на фоне живописных предгорий,
кислородные ванны, в белом халате сестричка мед,
со взором служебной собаки, берущей след.

Мы-то думали, все умрем, но наше правое дело
будет нетленным и высохшим, словно тело, то, что глядело
за горизонт, куда наш не достигнет взор,
эко нас тряхануло - не опомнимся до сих пор!

Мы-то думали Русь жива, прирастает Сибирью,
на худой конец - Украиной, казахской ширью,
армянской долиной, турецкой горой Арарат.
Думали - брат, а он не брат и не рад.

Выйдем на площадь, а там - тот же дедушка из гранита
машет рукой, улыбается, говорит: финита
ля комедиа, занавес, к выходу подают такси,
нарядные пары садятся, разъезжаются по Руси.

Ты

Куда ты пошел! Иди рядом, держись за руку
мамы, родины, партии, спасибо всем за науку.
Ты ходишь пешком под стол. На столе зеленая лампа.
Отец сидит за столом. У него – когтистая лапа.

Куда ты растешь – о лоб расшибешь затылок.
Ты не лыбся, пацан, тошнит от твоих ухмылок.
От твоей серой фуражки от школьного ранца,
от суконных твоих штанов, от тебя самого, засранца.

В кого ты удался – ни в мать, ни в отца народов,
ни в тетьку, ни в дядьку, ни в греческих антиподов.
Думаешь ты один такой кучерявый?
Ты гляди – и рука дрожит, и почерк корявый.

Напиши слово «Ты» с большой буквы на адрес Божий,
Ты, Боже, прозрачный, сильный на нас не похожий.
«ты» с маленькой буквы рядом с «Ты» – словно спичка со шпалой.
«Ты» Божье – всегда сбольшой, а ты оставайся – с малой.


Вы

что вы все одурели или просто так постарели
кому ваши сладкие речи соловьиные трели,
на кой вы сдались за миску лагерной каши
уступите лучшие нары ляжете возле параши

все вы мазаны мирром одним одною зеленкой и йодом
все вы мечены чипом секретным кодом
все покрыты тайной и мрак на вас беспросветен
без особых примет без боевых отметин
вы соль земли если соль потеряет силу
ни на что она не годна разве только присыпать могилу
вы свет миру и свет ваш да просветится светел
да только так чтобы во тьме никто не заметил



Он

Мужчина, он, это - тот же скот. Общий закон:
побыл на выгоне, дальше опять - в загон.
Мужчина всегда военный, даром что без погон.

Хрустальный бокал, вино, казино, кабаре.
Чуть что не так - рука тянется к кобуре,
или к часам на цепочке Павел Буре.

Открывается крышка: эмалевый циферблат,
узорные стрелки, двадцать камней, красивый закат.
На дыры во времени не напасешься заплат.

Мужчина всегда один. Никто ни с кем не знаком.
Приветствуем (Юнг писал), как пароходы гудком.
Мозговые трюмы угрюмы, набиты битком

запретами, страхами, любовью первой-второй.


Все это покрыто складчатою корой:
серое вещество, но бывает черным порой.

Мужчина - всегда насильник, даже если ему
никто не противится: курит, глядя во тьму,
в которой нечего делать ни свету, ни безумию, ни уму.


Она

Бегущая по волнам. Сидящая на берегу.
Стоящая у плиты. Готовящая рагу.
Молотые коренья добавляющая в уху.
Верящая в привидения и прочую чепуху.

Бегущая от себя. Стоящая на своем.
В огромное зеркало глядящаяся, как в водоем.
В нем отражается лес и синева небес.
Но видит она лишь морщины и лишний вес.

Сидящая на диете. Стоящая в очередях.
Утром тело в халате, голова - "в бигудях".
Запахивающая пальто. Спешащая по делам.
В десятке шкафов хранящая всякий хлам.

Встречающая мужчину. Ложащаяся в постель
с чувством, как будто в стенку с визгом вставляют дрель.
Вынашивающая во чреве. Торгующаяся за гроши.
Выключающая свет. Даже внутренний свет души.


Оно

Из всех искусств для нас важнейшим является кино.
Из всех частей души для нас важнейшим является "оно".
Что Ленин сказал, что - Фрейд, не все ли равно?
Средний род - без мужского и женского имеет в себе такое,
чего не увидеть и не нащупать рукою.
Душа обязана быть безрукою и слепою.
Оно бесформенно, но от века предрешено.

Клубится, близится, отдаляется, не умеет знать
сколько будет дважды два - шесть или пять?
Бежит по пятам, что дитя, ему все равно - отец или мать.
Хнычет, топочет ножками, не поймешь, чего просит, что напророчит.
"Я" не захочет, "Оно" на него не вскочит,
не зашепчет, не залопочет, не заморочит,
не спеленает и не уложит непоправимо - спать.
Напрасно Петру кричит предрассветный кочет.
За нами - бесславное, темное. Некуда отступать.

Бедствие, Царствие, Счастие, Будущее, кто это вам
скрутил половые органы, не давая словам
ни мужского "ой", ни женского "ая", кто по губам,
сложенным в среднее "о", кружок, не поймешь где начало,
прочел и понял, что среднее означало.
Жило-было "Оно", у него не хвост, а мочало.
Чаще - молчало. Стонало по временам.

Они
это все они и откуда только их много а мы одни
они коротают ночи мы отмеряем дни
кучкуются шепчутся по лоткам развозят товар
вечерний звон полуденный зной полночный кошмар
вокруг лампочки ильича пищит летает комар
на даче спят как в раннем детстве мигают огни
это снова они

это все они прозрачные наугад невнятные никому
сами не знают что им делать в нашем дому
из глухих отдаленных провинций на улицах наших столиц
сколько ушастых глазастых носатых лиц
сколько рабов перед нами падают ниц
а как поднимутся это они никак не пойму
мир исчезнет в дыму

это все они их речь им самим непонятна тем паче нам
примеряются к нашим просторам к нынешним временам
приглядываются прислушиваются за нами идут по пятам
когда б заглянуть в их черепа что происходит там
где мысли во мраке ползут подобно кротам
остроносое тельце лапки лопатки заросшие щели глаз
прорывают под нами лаз

Это все они пока не поздно бери ружье полезай в окоп
приметишь кого на прицел и между глазами хлоп
и тут же увидишь как из кровавой дыры
выползают они наполняют бесчисленные миры
это опять они подумаешь проваливаясь в тартарары
ишь расшалился смерд скалит зубы холоп
с копытами вместо стоп












blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah





πτ 18+
(ↄ) 1999–2024 Полутона

Поддержать проект
Юmoney