РАБОЧИЙ СТОЛ

[щекам]

насколько плотски человечьи щёки,
сожми — внутри почувствуешь огонь,
который распирает человека
и чудится основой бытия. 

у Гераклита бородаты были щёки, 
он не советовал купать огонь в реке
ни дважды, ни единожды. он знал, что
у нас внутри, без всех крылатых фраз. 

а посмотри на свет без призмы плоти —
как будто падаешь в горящий круглый лик, 
в котором, тело положа на землю, 
мы щёки мира будем улыбать.

[хайку о красном]

так пустельга в степи говорит про страх,
так в скриптории тихо является бог,
так красное солнце печатью ложится на наши вздохи — 
и уходит во тьму.

как мотыльки, летящие на лунный свет,
как внезапный ужас от скрипа колёс в метро,
красный поезд переезжает меня пополам во сне —
и я понимаю, что люблю тебя.

но красная китайская рыба, шевелящая усами во тьме пруда,
и шаманский олень, нарисованный на стене,
и книга, которую ты прочитал за ночь:
всё это уйдёт в Вечность.

***

по тёплым улицам метро
ходи чуть пьяно и нехмуро,
смотри в железное ведро,
цени его архитектуру.
ты знания свои пропьёшь,
ботинки сносятся до лета
от мысли, что в тебе поэта
не видит мир вот ни на грош.
свеча горела на столе,
а я под тенью пастернака
алкал, лакал свой сидр и плакал
на припушённой сном земле.

***
кромсается ножом 
орех, 
похожий на ожог, 
на грех, 
на шар еловый и 
на мозг. 
он так же сложен, как 
и прост. 
расколешь — будет горек, 
как ад, 
но вот порезан и посыпан 
в салат.

***
тяжёлой копотью неистовой
и ледяным морозным потом,
как братья-схимники на исповедь, 
набрасывался на работу
мой город; круглый глаз выпячивал,
забыв орбиту. танцевать шли
в камнях на чёрном поле мальчики,
такие вороны на пашне.
среди калёной этой тучности
кучевооблачных и пасмурных
завянете от невезучести
вы, голубиные, глазастые.
 

***
девятым валом чайник забурлел,
ворочал кипяток в утробе утра.
он говорит, что радость лишь минутна,
предвосхищая рок грядущих дел.

он, совершая свой обряд, кипит, 
чтоб мы наполниться его теплом успели.
ты морщишься от этой красоты
(архетипичности утра) в холодном теле,
не замечая, что уж две недели
на подоконнике засохли все цветы.

но пар пророчит будущую радость,
шевелит застоявшуюся воду.
мы принимаем, не страшась, свою природу:
творенье рядом, гибель тоже рядом.