РАБОЧИЙ СТОЛ
СПИСОК АВТОРОВЗвательный падеж
Алексей Швабауэр
11-03-2013 : редактор - Женя Риц
Алматы
http://aschwabauer.ucoz.ru
e-mail: artelectro2008@yandex.ru
Из сборника стихотворений «Фавн». 2012
Я знаю
Я знаю, если посмотреть на падающий лист
И мысленно приказать ему умереть в воздухе,
Он скукожится на мгновение перед тем, как рассыпаться в пыль,
Но по ту сторону листа
Все так же будут петь птицы, бежать реки, любить люди,
В сущности, ничего не изменится,
Тогда зачем природе смерть этого листа?
Я знаю, если долго смотреть в бездну,
Ничего не случится, ведь, как поговаривал классик,
Все зависит от того, какой выбрать угол зрения,
И когда бездна придет к тебе спрашивать, что ты увидел в ее глазах,
Притворись слепым Иосифом,
Скажи, заложил глаза в ломбард.
Я знаю, если любить кого-то, то возникает момент,
Когда тебе приходится держать ответ за его приручение,
И в самые последние секунды, которые уже сочтены,
Что ты ответишь бездне, стоящей у изголовья близкого тебе человека
И наблюдающей в твоих глазах
Полет осыпающегося листа?
Ток-шоу
Теплые слова в эфире рейтинговой передачи Первого канала
Не более чем продуманный ход расчетливого маркетолога,
Мать, кричащая о защите прав ребенка, получила денежную компенсацию,
А мужчина, делающий подарки приглашенному в студию мальчику, – педофил.
Аплодисменты зрителей зала проплачены, аниматор достает нитки,
Пытаясь подвесить на них скучающую публику,
Чтобы дергать ее за ручки-ножки, но один вырвался,
Он хочет что-то сказать в прямой эфир, ему зашивают рот,
А случайно оброненные слова о свободе выбора оказываются фразой:
«а еще передаю привет матери, брату, сводной сестре»,
Но даже если неправильные слова долетают в сторону зрителя,
Камеры все равно выключены, все смонтируют на конечной стадии,
В перерывах между рекламным роликом и попкорновым взрывом мозга.
АМИНЬ.
Морок
Все обладающие небом облака
Есть алиби мое,
Что на земле я
В прозрачном мороке
Казался тем светлее,
Чем черным виден был издалека.
Я шел сквозь лес
Холодный и пустой,
Струя вина текла во мне
И стела
Вдоль плеч моих
И за моей спиной -
Весь скарб того,
Кто экономил стрелы.
И морок мой оказывался глух,
В щепотке тишины
Ища изъяны,
Он разбивался
Запахом тимьяна
И был неслышим
Им рожденный звук.
То вдруг,
Щенком
Описывая круг,
Он сам играл,
Как друг с мячом,
С тем кругом,
И день,
В назавтра
Перетекший грубо,
Касался теплых
Непутевых губ.
Но петь нельзя,
В двух третях
Тишины
Не любят звук,
Чья нарастает поступь
Сперва
Как хруст от сухостоя,
После
Крушением
Какой-нибудь сосны.
Боги
Не чаще жизнь,
Скорее, чаще смерть,
То, чем сейчас мы
Грешно обладаем,
Оброс, как бородою,
Я богами,
Которым ты
С утра открыла клеть.
Вот бог с лопаткою,
Вот бог с совком -
В песочнице
Друг с дружкою дерутся,
А тот за палец укусил индуса,
Что наклонился
Вниз
За стебельком.
Какие боги
Шустрые с утра!
Бегут, стремглав,
За томной ежевикой,
Чтоб после,
В сочных травах
Развалившись,
Глухого
Передразнивать дрозда.
Такая жизнь
Дается только раз,
Калдан из трав
В лесных
Биоценозах,
И тот неправ,
Кто зрит не выше носа,
Из чащи кверху
Голову задрав.
Житие рыбино
Жила-была рыба в деревне одной,
И рыбья деревня была под водой,
Шли бабы в надземной деревне на плес
И рыба их там доводила до слез.
В деревне, в которой все пьют из горла,
Залетная баба колдуньей пришла,
Когда повстречаться двоим довелось,
Поймала та баба животное в горсть.
И смотрит на рыбу и среди корыт
Ей шепчет под жабры проклятье для рыб,
И рыбьи глаза затуманились сном,
И вот неуемный утих водоем.
Шли годы как баржи, но рыба спала,
Слыла ли за слухи такая молва,
Что рыба не ведает, где ее сон,
И спит потому без очков и кальсон.
Не зная про бури и про целлюлит,
Спит рыба, но так, словно рыба не спит,
А словно шевелит во сне своим ртом,
И будто над рыбой ожил водоем.
Плотва активировалась, червяки,
И не водоем уже – устье реки,
Да что там, реки, бог превысил свой план -
И речка впадает уже в океан.
И грамотно время течет по прямой,
В ковчеге к земле направляется Ной,
История вновь завершает виток,
И рыба во сне совершает глоток...
Проснулась затем, что ее плавники
Сжимала рука, а не устье реки,
В руке бабы – ножик, под рыбой доска
И смертная скука висит у виска.
Тарантас
Пока ты спал,
Произошел коллапс,
Упало небо
В роговицу глаз,
Железо рельс
На ощупь холоднее,
Там, за горой,
В пылу воздушных масс,
Нагретый ветром,
Мчится тарантас
Навстречу нам,
И скорость все быстрее.
Пока он мчит,
Со склонов сходит сель,
Мигрирует лосось
И сельдь под склоном,
И станет красным,
Что цвело зеленым,
Когда он
Устремится по шоссе.
Старик
Пока бежит ручей,
Пока течет река,
Пока недвижим
Океан глубокий,
Я на правах
Седого пастуха
Стада направил
К берегам
Отлогим.
И под закат,
Что был уже багров,
Был заражен
И был обескуражен
Подобной прытью
Через этот брод,
Которой сам теперь
Я не был важен.
Осталась в прошлом
Прыть у старика,
Но что случится,
Если остановит
Ручей свой бег
И высохнет река,
И океан
Твоей
Свернется
Кровью?
Ливень
Из всех районов, схваченных дождем,
Мы выбрали один, где в кухне тесной
Пускай, допустим, будет имбирем
Тот порошок, что вытащен из специй.
Насыпь в стакан, пока он не остыл,
В движениях твоих не видно стервы,
Она выскакивает в непростых
Взаимоотношениях постельных.
Ее глазам хватает трех секунд
Схватить, пока в них не проснулся сёгун,
Навскидку подоконник, сколы стекол,
И высечь их, как ливни не секут.
Мы время в ожидании проведем,
Нарвавши дерн, мы спать на этом ляжем,
Но перед этим станем имбирем
И нас закружит в горлышках баклажек.
Горячих специй маленький ансамбль -
Надежда не смеющихся оркестров.
Такой аншлаг, что за нехватку места
Грешить на непогоду в небесах.
В тишине
Упасть
На лакированный паркет,
Обрисовать себя
Кусочком мела,
Нафантазировать,
Что это королева,
Которой без ферзя
Надежды нет.
Попасть, стремглав,
В посеребренный взгляд
Котэ, струящихся
В походках лунных,
Как хорошо
Впотьмах среди гирлянд!
Тебе нет равных
В тихих звуках
Струнных.
И тюнинг стен
Не более чем драп,
Пока твой трип
Не требует природа,
Вернуть, словно украденный,
Назад,
В соединения каннабиноида.
Аккаунт
Аккаунт не продлен,
И бастурма
Покрыта инеем.
Скорей всего, зима.
Возможен гололед
И елок затрапезье.
Намотан леской ветер
Вдоль шестов,
Да свитра шерсть
Еще проводит ток,
Что для согрева
Будет бесполезен.
На цифрах - шесть.
Камин стоит пустой.
Не видя двор,
Я знаю, что постой
Как пуля отменен,
И нет прощенья
Тому, кто в этот вечер
Не придет
И, сняв пальто,
Не скажет, что продрог,
И даже снега
Не стряхнет
С коленей...
Наблюдения
1.
Зима. Нахлобучив на головы снег,
Из парка полезли трамваи,
Их проблеск сознания напоминает
Скольжение санок вдоль горке к сосне.
И, снега случайного не обронив,
Давятся трамваи им, не понимая,
Что скроен совсем не по ним
Сезонный убор Мономаха.
И тянется к этим
Трамваям
За ними оставшийся след,
Которым окажется,
На самом деле,
Железка прямая.
2.
Пряжа букле на тебе.
Собака в сугробе кемарит,
А на балконе, раздетый как в мае,
Курит сосед.
Курит и вязкие пальцы в банке
Гасит о жирные пуговки шпрот,
Жена протягивает ему кашпо,
Но он как стоял,
Так и мается в майке.
3.
Занесено. От визга тормозов
Не слышно снега. Слышимость подводит.
Белым-бело. Да так, хоть на разок,
Попал бы в кадр черный котик.
С ветвей, не потрясённых про запас,
Летел бы снег слепой с разбегу
В рукав реки, что обедняла нас,
Пятак на дне посеяв неразменный.
Рептилия
Когда компьютер нагрелся
Не знаю, до скольких градусов,
И Цельсий уже перестал считать себя тем, кто он есть,
Это яйцо со спиртом,
Эти проблесковые маячки на взлетной полосе,
Женщина в соседней комнате,
Томительные минуты ожидания,
Пунцовая радость увиденного,
Сколько всего хочется рассказать
Инструктору с флажком, стоящему в глубине сугробов
На расстоянии вытянутой руки,
Ледорубу кавалерийского полка,
Затерянному в широтах и меридианах на картах,
Одинокому бомжу на съезде депутатов,
Продавцу, прячущему с витрины товар,
Новому нобелевскому лауреату, доказавшему невозможное,
А потом забравшему свои слова назад.
…Не написанное на бумаге
Оттягивает голову, приняв ее за карман….
Гаданию на кофейной гречке
В старом кафе с флуоресцентным светом ламп,
Пицце, которую уже заказали и расчленяющему ее на кухне киллеру,
Всему одушевленному и не очень, органическому и не очень,
Всем женщинам, чья сучесть проявляется каждый раз,
Когда рептилия почти долетает до середины Днепра,
Но не в силах побороть сопротивление встречного ветра,
Поворачивает обратно…
11 декабря
Баллады о кофе
1
Кофе вкусное,
Тяжелое
Проливается в желудок,
Ограничивает для себя заводь
От соседей, выпитых и съеденных
В разное время суток,
Чья-нибудь тень пополудни
Покидая ворота кофейни,
Уходит
На работу
В плантации
Южной Америки.
2
Жена говорит:
«Езжай на машине»
Стук
Авария
Из телевизора
Говорит:
«Тебе конечно решать,
Но я бы не стала…»
Я спрашиваю :
«А как забирать ребенка
Из сада,
Ведь мы не
В Латинской Америке?
А на улице
Дождь, снег
И вообще засада…»
Авария парирует,
Опершись локтем
На сорок дюймов
Дешевого пластика:
«Думай сам,
Но сегодня не стоит
На машине ребенка
Везти из садика..»
Жена беспокоится:
«Ты беседуешь с теликом?»
Телепузики
Переключая пультом
Каналы,
Наталкиваюсь
На телепузиков,
У каждого в пузе
Разноцветный канал
И каждого зовут ургантом.
И каждый ищет занозу в пальце,
Сто тысяч маленьких ургантов
Только проснувшись, спускаются зайцами
Прямо в метро ранним утром.
И каждый, втянувший в достатке гелия,
Что-то кричит, как галка,
Переключает пультами в истерике
Каждый свои каналы.
Милые урганты, я вас маю,
Но вы меня утомили.
Ступайте со всеми каналами к матери
Или смените фамилии.
Процесс
Возьму пистолет
Пойду в массовку,
Из всех человек
Пристрелю красотку.
Будут женщины кричать с подмостков суда:
«Душегуб! Она только жить начинала!»
И только один мужик вытащит плакатик в мою поддержку,
Но его балаклаву растопчут взбешенные толпы женского негодования.
Нарастет общественный резонанс,
Но кого-то нет, кто-то не явился,
Так спадет накал общественного мнения.
Схлынет в социальные сети,
Хлопать конфетки розовые,
Плеваться в спины, спрятавшись за выдуманные никнеймы.
(А вон та дама, поддерживающая против меня процесс, - бородатый сисадмин!)
Присовокупят также изнасилование,
Но прямой трансляции онлайн не будет,
Ибо, как сказал поэт:
«Негоже всякой челяди демонстрировать,
Как правильно колоться и убивать себя,
Насилуя маленьких детей».
Первая учительница
Мы знаем из ближневосточного эпоса
О том, что сперва было слово, но помню
Тринадцатилетним экранного эроса,
Вначале было школьное порно.
Вначале была школьная учительница,
Которая научила доброму, вечному,
Я после искал ее во взрослой жизни,
Набирая в строке поисковика «женщина».
Но предлагал мне about: blank
Каких-то продажных женщин из области,
И как мне найти ее, подайте мне знак,
У кого полный зад и русые волосы?
Сколько с нашей последней встречи
Всего приключилось! И все мы выросли,
Кто-то продает на базаре семечки,
Кто-то торгует на рынке недвижимости.
Последний день с ней особо мне памятен,
Он подарил мне океан страсти,
След от помады в зачетке аленький,
И это лучше, чем дас ист фантастиш.
Кони
Я сижу на балконе
И, сложив руки рупором, дую.
Как вдруг на отвесной стене
Образуются кони,
Очень робко крадутся так двое
Ко мне.
Я коням говорю:
«Вот бы дворик соорудить
К декабрю,
Поселил бы вас в нем
Вдвоем,
А так, извините,
Из вас пусть заходит один,
У меня же балкон!».
Кони мне отвечают:
«Не переживайте,
Мы в углу просто так посидим.
Погалдим о погоде»,
Представляете, кони
Без пальто говорят,
И еще что-то вслед
О таком,
Как им вреден цикорий.
Кони, я вас прошу,
Наглотайтесь апорта
И погибните в муках агоний!
Или выйдите вон,
Где вам яблочный бог
Прочитает закон,
Что нельзя просто так
Проникать, вам, коням, на балкон.
Но не слушают кони,
Жилплощадь заняв,
И всю ночь
Происходит такая херня,
То ругаюсь с конями я сам,
А то кони
Выносят меня.
В метро
Вот дыра. Здесь рыли землю
Много лет, веков, династий.
Сто царей сложили кости,
Приближая этот день.
Денег все позанимали.
Не отдавшие кредитов
Члены их семей убиты,
Строить дальше денег нет.
Кости вывезли машины,
Ценные потом продали
На блошиных рынках, в Сотби,
Но никто их не купил.
Стройка та стоит на месте,
Можно тихо кони двинуть,
Поразясь масштабу действий,
Совершенных в тех краях.
Только эти кони в глине
Сто веков назад как сгнили,
Больше некого здесь двигать,
Разворован инвентарь.
Остается лишь такое,
Пить вино да любоваться,
Есть на выбор Черный доктор
Или сладкое Мерло.
Если просто взять кирпичик
И туда куда-то бросить,
То, конечно, сразу можно
Пирамиду возвести.
Каждый пусть берет, что может,
Принесет и в яму бросит,
А вот этот пусть копает,
Стройку века завершим!
И теперь я здесь начальник
Собственного организма,
Я вхожу в аплодисментах,
Самый первый их клиент.
Сам ответственный за подвиг
Недержания за перила,
И вообще за недержание,
Скользкий мрамор проглядев.
Я кружу, как балерина!
У меня в подкладе деньги,
И в подобном па опасном
Я могу их растерять.
Но констебль не кажет вида,
Думает: наверно, пьяный,
На меня спустить желает
Недокормленных собак.
Как в метро гулять опасно!
Каждый шаг последним будет,
Если вовремя за что-то
Не схватиться впопыхах.
Может быть, за грудь девицы,
Что идет со мною рядом
И почти уже на мрамор
Наступает каблуком?
То-то будет всем веселья,
Если тот, кто груди лапал,
Вдруг признается, что в этом
Он совсем не виноват!
Я иду, счастливый, дальше,
Веет сыростью и глиной,
Можно страшными глазами
Подземелье испугать.
Отпугнуть драконов частых,
Сколопендр волосатых,
А мокрица мне товарищ,
Ты ее, мой друг, не тронь.
Выручает только мысль,
Что, когда навеки сгину,
Буду слышать шум состава
У себя над головой.
Остается только сырость,
Липкость здешних организмов,
Мнимый страх перед кончиной
Как-нибудь преодолеть.
blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah
πτ
18+
(ↄ) 1999–2024 Полутона
(ↄ) 1999–2024 Полутона
Поддержать проект
Юmoney