РАБОЧИЙ СТОЛ

СПИСОК АВТОРОВ

Тамара Бараненкова

Зима Гурзуф-Остоженка

18-03-2018 : редактор - Татьяна Мосеева





Зима Гурзуф – Остоженка

Белая голова авторства Бранкузи –
Спящая муза в музее, на побережье – солнце.
Я вспоминаю тебя, ты, пожалуйста, тоже грусти.
Волны несутся по гальке со скоростью марафонцев,
Чертят множество новых границ без конца (без конца!) за раз,
Ветер гуляет в короне бессмертной юкки.
Камни из рук вылетают как птицы и тонут, пишу про нас,
Но обретаю себя – а кого обретать на юге?
Как вспоминаю себя, начиная с того, что имя мое –
Пальма. Что если холод прозрачной пыльцой засыпает берег,
Лучшее средство – мускат, высочайшего жанра вино
Красного камня: и веселит, и греет.
День ото дня галька крошится, как просахаренные коржи,
Пачкает руки и куртку пудрой. Я так хотела,
Слишком хотела: скажи да скажи, скажи,
Но поцелуй приходился в висок головы цвета белого мела.
В полдень по берегу ты не найдешь ни души,
Гнутся лучи о накрывшую листья воду.
Только грусти, вспоминай о моей глуши,
Девушку Бранкузи, все музейные этажи
Нежной Остоженки в день со свободным входом.



***
 
Опавшие цветы и град – теперь такой июнь.
От холода острее пахнут ветки,
И острые, и грустные на сломе.
Когда зима пошла в разведку боем,
Я думала, что и меня обронит,
Как пятилистник или мертвый сук,
Давно искавший повод отделиться,
Решивший крепко, полетевший вдруг
Мучительно, простреленная птица,
В глухую почву, липовую пыль,
К своим подземным предкам, к соли града.
Как мудрый, только несчастливый лист:
Не мелочись, не выстоял – не надо.



***

Недавнее отходит тяжело: то лист хрустит,
как ветка,
и когда
качается сосна, что продолжение земной оси,
земля кренится круто, как корабль,
под тяжестью «уйди»,
под тяжестью «прости».
Мой тихий лес, в котором я иду,
сбивает с ног: ноябрьская буря,
и птица с дерева сдается на ветру,
роняя телом в землю жар июля,
закапывая в лиственную грязь,
укрытие для мертвых и унылых,
непрочную,
мучительную связь,
тоску сорок, не рассчитавших силу крыльев
под этим ветром,
прячет по земле
остатки оперений и побегов.
И иглы на клонящейся сосне
Отчетливее пахнут скорым снегом.



Иерусалим / О далеких странах и людях

Твой адрес – Митудела, 11.
Цифры тонкие, как твои пальцы.
Как клавиши.
Как ноги твоей салуки.
Как город чист в проницательном свете апреля.
Тени приклеены к стенам, как пластыри,
по гладким камням дробятся цветущие ветви.
Митудела, 11.
Музыка может ранить, но пространство внутри
превращается в пряные соты,
фортепиано, как тысяча пчел,
наполняет его сладким медом.
Митудела, 11.
Звуки и звуки.
Митудела, 11. 
О далеких странах и людях.
У этой музыки нет названия, 
но ты говоришь –
Шуман.
Ты говоришь –
когда ты улетаешь?



О московском лете

Я не шутила, солнце взойдет над Москвой, огромное и розовое, как пион, прыгнет на небо, ухватит за крышу, другую, третью, солнце подскажет: последний вагон, перрон. Слушай меня, приезжай: я тебе расскажу о московском лете.

Гостиница Пекин ждет, грустное каменное изваяние, в его голове есть волшебная комната, и я назначу тебе там свидание.

Не шути так, ты приедешь обязательно, ты так много читал Булгакова, так много слышал от приятеля, я покажу тебе, где концертный зал, я налью игристое, я так давно не говорила по душам с пианистами.

Некоторые дома в центре похожи на десерты и пасхи, случайно зачатые травы, мятные краски, они все разомлели, полторы недели их целует ветер с юга, улица плавится, как свеча, на радости, некоторые дома тают, как восточные сладости.

Небо перемололо столько душ за столетия, за тысячелетия, мы не то что не первые и не последние, нас просто почти нет, может, только на мгновение, и в это мгновение, я голос и выдох, ты – ухо и плечо – ты здесь, так слушай! – я расскажу тебе о московском лете.
 
blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah





πτ 18+
(ↄ) 1999–2024 Полутона

Поддержать проект
Юmoney