СООБЩЕСТВО

СПИСОК АВТОРОВ

Алексей Порвин

себя разжалуй

19-03-2018





***
Форму сдаёт предмет усталый
в огонь, в приёмный пункт, открытый для эпох,
и просит человека: себя разжалуй,
сердцем давно уж пересох.

Капли небесные давно уж
не трогают нутро, не видят русла в нём – 
о новой корабельной свободе ноешь,
прежнюю вытравив письмом.

Буквы с шипением въедались
в знамёна: породить сквозную тишину
всяк легче, чем сдирать полумрак с медалей,
вызнав до блеска всю вину.

Древки вернулись в сумрак леса,
звериная тропа – теперь для них душа,
дождю в ответ позвенивает железка
с выправкой бывшего ковша.


***
Стены палаток пробиты, в брезенте
попросит ли кто залатать до поры
образы точечных побед: «проденьте
нитевидные ваши дары»?

Дальше в поля – монументы всё реже.
Вот мрамор, растащенный мхами, дрожит
лиственным заревом: оно прорежет
тишину, что покровом болит…

Ткани глядят на луну, прозревая
опасность дыры, разраставшейся вглубь:
краем понятливым она – живая,
а другой говорящим не люб. 

Струи речные с ветвями сплетались
в свободу, какой не изжиты пока
люди, молчащие на пьедестале 
пониманья: печаль дорога́. 



***
Всем людям, чья воля не кренится, 
не черпает тьму превращений 
(порханья – в мяч, наследной боли – в  птицу)
ответствует гнев? Ещё не?

«На коврике вдоволь потоптались
и деды, и прадеды: в нитях
засела пыль шагов – о капитале 
другом до поры молчите.

Ракеткой казалась и рампеткой
(какие бабочки, какой здесь теннис?) –  
по воздуху пылью пропетой 
восходят родные тени.

От каждого взмаха выбивалки –
ковёр воспыляет всё выше
своё нутро: оно походкой валкой
заменит стремленья ваши».




***
Руки протянуты в попытке поймать
тугое мгновение, что надуто
не воздухом тёмным, а жаждой понимать,
как под небом словарным зависает минута.

Небо прощупано футбольным мячом:
в законе всемирного тяготенья
осталась лазейка, а не ушла с лучом –  
всеприимным дрожаньем повисеть на антенне?

Волны вестей не притянулись к земле,
одна лишь – под тяжестью ожиданья – 
свобода в грунтовой копается золе
(как душа, не мечает о спасительной длани).

Радио гонит на живущих волну, 
прили́вному образу подражает:
«со слуха смывает присохшую войну
лишь одно колыханье занебесных лужаек».



***
Что синий горизонт, что белёсый – 
всё горечь, питавшая стыд:
утолить не способна откосы
берегов (кто по ним бежит?)

Покатым чувством будут пейзажи,
к низинам влекут, где вода
перемелет всю тяжесть, расскажет
о побеге твоём, звезда.

Кто вырвался из цвета, предстанет
собою (навек золотым) – 
а не всё же во вражеском стане
утыка́ться в бесхлебный дым.

Признать всё это – та ещё кара,
растёртая в пыль плавником:
золотится уплытие карпа, 
утомлённого местным дном.




***
Утром у дверей своих найдёшь
лист блокнотный: скомкан и пожёван.
Чьи зубы резались? Разорван дождь,
не ставший словам покровом.

Звери падшую помянут шерсть,
на обновки облако растащат
(клочками светлыми дано замшеть,
покрыться водой дрожащей).

Людям делать что, когда огонь
вырос – и ему приелись игры
в солдата и защитника? Погон
бумажный – съедают искры.

По ночам пластины плитняка
друг о друга трутся, запах гари
рождают: отпугнуть наверняка
пришествие всякой твари.





***
Сойдёшь в районе окраин, узнавший: торговля
запряжена в твоё вчера;
сыплется в пустую ловлю,
словно в гильзу, зачем – предгрозье нутра?

В домах сыреют запасы, а трубы над крышей
уютным заткнуты дымком,
выстрелов давно не слышит
волчья воля, шурша, как дальний пред-гром.

Перегоревшие буквы в неоновой вывеске
себе возьмёшь в учителя́,
свет кривой в миганье вывез
фразу, будто она – звезда, не земля.

Едва ли видно, как время тускнеет в повторах,
одна надежда на собак – 
в лае вспыхнет сучий порох,
выгнав слёзы домашней правды кой-как.





***
Пока шмели не живы, их ровный гуд
отбирает сгустки опыта людского
на роль послушной плоти, но слишком густ
всякий опыт – и кончается скоро.

Читать бы дальше, только в прошедших днях
кто развяжет узел, о любви заботясь?
Безмерный узелок тишины, ты – прах
(быть инаким, не цветочным – слабо́ здесь).

Разреженное небо лежит и ждёт,
водянистым облаком иссякнет вряд ли,
душа в такое тело не ищет вход,
выходом являясь (книги наврали).

Вчера ли жизнь проснётся другим цветком,
разбредётся лепестками по работам:
– собой страницы вытеснить; – значить дом;
(сердце/времена распутать – слабо́ там).







***
Сквозь ливень сомкнуть волну и закат
(будто прочих мест не стало, чтоб навек
перейти друг в друга)… Пристани дрожат
гневом пустым, тишиной в листве.

А лучше не знать, что вызнано днём:
больно видеть, как присвоено людьми
право непрерывности – скажи о нём,
чувство, а лучше себя затми.

Заботился кто о ходе времян:
разве люди? Невместительной душой
только свет (для встречи с утвержденьем) зван:
станешь хоть кем, но едва ли тьмой. 

Смыкалось одно мгновенье с другим 
в человеке, будто не было ветвей,
листьев, ливня… Этим знаньем бередим
слово, которому всех больней.



***

Идущие по брегу знали толк
в незыблемой опоре,
но взвизгнул в камне древний ток,
как ягода, внутри запрятавшая море.

Чередований равномерный свет
сказал над миром встану,
такому слову ли вослед – 
ритмично сердце, как давильщик неустанный?

Не зря взлетали брызги, становясь
прозрачным силуэтом – 
я буду жизнью вместо вас,
где целостность лежит сомнительным ответом
.

Пьянящей слякотью проговорит – 
какого слова ради
пытались уберечь гранит
от разложения на тыщи виноградин. 



ГИМН САПОЖНИКОВ

Для звёздной выси шагнут предметы – 
видеть, как тоннель под землёй
гулкой обувкой стал для света
(ноги по́лнятся похвалой).

Здесь каждый атом лучи восхвалит,
только вот в подмётке – дыра,
жизнью людской её назвали,
будто помыслом недобра.

Прибьём к душе, прослывём в народе,
право не сказать закрепим:
нищий в подземном переходе – 
словно камушек, нестерпим
.

Внутри ботинка попросит камень:
временем, ступня, поболи,
только у злого – шаг чеканен,
хромый движется для земли.



***
Поглубже в корни – истину прячут клёны:
не призвать соседство благой зимы.
Придётся этого в его вихреньи грузном
отвлекать от жажды к небытию.

Трущобы тронуть музыкой утомлённой,
раз не хочет время хитином тьмы
сказать: доставщик ли отождествился с грузом,
принимая тяжесть за жизнь свою?

Заглянешь в грунт, не вызнаешь суть вопроса
неурочной силой среди канав.
Курьер давно не ходит на работу – ведай,
как забыть о главном, январский гром.

Не улетает облако дихлофоса,
тараканьи души насобирав,
волочится по комнатам, шуршит газетой,
телевизор смотрит по вечерам.

 
blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah





πτ 18+
(ↄ) 1999–2024 Полутона

Поддержать проект
Юmoney