РАБОЧИЙ СТОЛ
СПИСОК АВТОРОВЕва Иштван
пел в шарф
21-03-2020 : редактор - Евгений Паламарчук
Мороз. Трещат базальт и сланцы,
Трещат столетние дубы.
Но ничему не поравняться
Со звуком треснувшей губы.
***
Ингибиторы обратного захвата
Захватили обратно мою башню.
В ней лишь я да Марко-королевич,
Косовары без страха и упрёка.
(Нет.)
***
я найду у себя приязнь, заколоченную доской,
на короткой цепи, борясь, на укороченной и простой
как для ванной затычки, с квадратными звеньями под углом,
задохнувшуюся приязнь ко всему, что в сумме дурдом
я ее прочешу рукой, колтуны между пальцами, обниму,
и с приязнью к дурдому мы выйдем в городскую густую тьму
и я с радостью наконец-то признаюсь себе сама,
как люблю все эти, в сумме, составляющие дерьма.
что от плоти, как новый русский от партфункционеров, и
как сама являюсь стопроцентной искомой деталью их
порождаю хаос и смерть, и разруху и гололёд
и звериную ненависть к тому факту, что давно никто не даёт,
и готовность бить, и готовность жечь, и, наверное, даже красть
порождая всю эту жесть и тем самым как будто имея власть.
***
Малые величины (“Связисты”)
в рот готовы
совать провода,
лишь бы чуять пульс
лишь бы слышать ритм
измерять косновением
языка
сто шестнадцатых
двести тридцать вторых
как же делается
это быстро всё,
как дуэль на хокку,
как в ионах соль
дк, дк, – сердце
воробья у Басё
чуть замешкался,
пропустил –
и всё
фазатронное
ювелирное
состояние
“я люблю тебя”
остро, заживо
нижет наживо
как червя
это факт,
неотменный
как гео-метеоро-
и -логия
сУчный, как
гравитация.
***
пожилой мужчина плачет и спрашивает, как быть
как взломать автокад во всех конторах страны
он хочет чертить
он хочет как раньше, заниматься любовью, видеть Грецию и чертить
но чертёжники не нужны.
Его собственный ордер накренился и съехал вниз,
его орден, как трюфель, вырыл кто-то и съел.
недоферментированная, не вошедшая в сладкую осень жизнь
снята с очереди у Дарданелл.
Дуновение чертежа - и оливковые узлы гнутся плодами вниз.
Чистый пестумский глазомер как стихия раскрыл крыла;
О, прямые! Сила отвеса, угольника, стружки графита. Бриз,
Лезвие карандаша – игла.
Пожилой мужчина озирает в узком зеркале пол-лица.
Никому не хочется понимать, что именно он – всё.
Сзади кто-то вышел из санузла и топчется,
недоступно молод и невесом.
Иглы сосен тонко впиваются в горизонт, синий как вода.
Новый контур привносит свой специфичный цвет.
Мир упорно молод и независим от старых досок всегда-всегда,
буде дерево оливковым или нет.
Стержневой графит отправляют срубленными стволами во рты АЭС,
Всю работу вместит специально настроенное ПО.
Я лежу смотрю, как меняется лес оливок на сосен лес.
как на Грецию сходит Сусано-о.
Сосны грозно и радостно распространяют свой аромат и шум
Сусано-о-но микото в тяжёлых доспехах бряцает невпопад
Его дочери-тян неоновыми портретами сияют над городом
Его сыновья инсталлируют автокад.
И как в самом лучшем перламутрово-сладком сне
В струйном принтере не слипается порошок.
радуйся, дважды рождённая Аматэрасу,
всё и так уже достаточно хорошо.
***
Кремниевая долина бьётся о кремниевую – искры.
Наноботорастение без полива, но выросло.
Нам сияет подозрительно-маяковский
свет трудового дня.
Прошлое растворилось в его лучах, и его не стало.
Наш учитель программирования был славный малый,
только немного недолюбливал ретроградов
типа меня.
Наша школа брала места
Что-то вроде лучшая школа города (или года)
Ввели уроки компьютерной грамотности.
Ввели уроки двоичного кода.
а я захлебнулась в ворде и спрашиваю:
точка и запятая - клавиши с точкой и запятой,
как ctrl+f?
По телевизору тем временем – Герман Греф.
Я потерялась в клавиатуре, а печатать надо быстро, уже сейчас.
в тот день я выискивала паранджу,
чтобы спрятать лицо,
затенить его чем угодно, выжечь мимику, сделать твёрдым.
я сгибаюсь над вордом.
надо мной смеется десятый класс.
И голос учителя проносится над спиной:
что ты здесь делаешь,
зачем ты полезла в ворд,
зачем ты вылезла из пещеры.
там, в пустыне, ходят верблюды – езди на них
живи на пальме и считай на абаке,
но не порти статистику в нашей эре.
ты – испанский стыд.
провались ты в мезолит
уходи в энеолит
иди к свалкам костей, они не слушают новостей,
прямо как ты.
Прошло двадцать лет и по телевизору стала Даля Грибаускайте.
отгремел дот.ком, простёрлась эпоха биг даты
болливуд кидается в камеру безопасным розовым порошком,
я копаю кости и бронзу, я использую кисточку и лопату.
кремниевая долина доросла до кремниевой галактики
с управляемым наноботами рукавом
депутат на электроскутере проносится в белый дом,
мне не надо, я ретроград и я дочь ретрограда
в моей пустыне мне вообще ничего не надо,
я – в платке как у ясера арафата
иду пешком.
***
ГОРОДА (I-IV)
I
Выпало какое-то количество рыхлого снега.
Носом тяня,
лошадь разгребает эту кашу и замест упавшего хлеба
видит меня.
Умное копыто, времени не тратя ни секунды, заразу
рвет пополам.
Я смотрю с унылого намокшего фото вверх, косоглазя.
Фоном – Милан.
2018
II (“Биология”)
как мы смешно прерывались, когда мы пломбир лизали –
в сущности становилось неважно, кто против, за ли
последний созыв в госдуму – слабый и человечный
мозг обращался в слюни, слюна обращалась в печень,
Рыхлая биоплазма всасывала и ела,
тело преображалось и сахар брал верх над телом
все изгиналось к точке, остро недолгой во времени...
...после чего, очнувшись, Славик послал мейл в Римини.
2018
III
Из-за пристаней, из-за взвеси тумана, ночной езды
Рига кажется высоким стаканом речной воды
с растворённой в ней солью, песком и кирпичной крошкой;
на высокой соломинке башен трепещет флаг,
дно - огромная чаша, полная буршей, друзей, бродяг
Перевёрнутый колизей, самобытный аквариум понарошку.
Шпили цаплями тянут клювики в серый зонд
Светло-серого неба. Упрямый холодный порт
Принимает в себя корабли, обдавая маяк
синти-попом с тиной
С продуваемых палуб.
На Даугаве ноябрь.
В рыбный рынок врезается сонный приезжий взгляд.
Тангенсоида города махом ныряет вниз, приземлив картину.
Склочным гомоном рынка наполнено ухо дней.
Сапоги вбирают рассказы из выбоин меж камней.
Что-то, ясное башням, витает над всем над этим,
по ночам поселяясь в ксеноновый белый свет.
Тени тегами резче крепятся к коже стен
И сосновых мачт - как радаров привычного "Dievs, svētī".
25.II. - 19.XI.2014
IV
я сплю и вижу двадцать первый век,
дельфинье рыло синкансэна до Кордовы.
а между тем ко мне подходит Сет
и осторожно заменяет бинт на новый.
В его пустыне гибнущий кричит
в последний раз, уже без цели. Жаль, но
вниз вертикально падают лучи.
И эта геометрия глобальна.
2011
***
Мы все, эмоциональные в своей голове
и голосистые вполголоса –
поём дома в шарф.
Поэтому кажется, что мир полон
талантищ,
и ты среди них
первый.
Ну лан, среди равных :)
и что дайте только точку опоры, и
вот я-он
ух.
Хотя твердый голос,
которого хватает не на шарф, а на улицу –
это трудное и
редкое счастье,
которое вывези ещё, попробуй.
В основном люди так и допевают вполголоса в шарф,
за редкими исключениями.
2020
blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah blah
πτ
18+
(ↄ) 1999–2024 Полутона
(ↄ) 1999–2024 Полутона
Поддержать проект
Юmoney